Нет, уж лучше тот путь, которым он шел уже не первый десяток лет. Пусть даже финала он не предвидел. «Да и кто, – подумал Ватсон, вслушиваясь в жалобные стоны и бред солдата из палатки, – мог бы предвидеть такое?»
Ответом ему было глухое ворчание орудий с юга.
Четверг
38
Омолаживающая сила сна в который раз сотворила чудо, вытащив Ватсона из зияющей бездны отчаяния, в которой он пребывал, опуская голову на подушку. Еще больше он воспрянул, обнаружив в ногах кровати пару толстых носков. Ручной вязки. Ему вспомнились слова Черчилля: чистые носки – верный способ завоевать солдатские умы и сердца.
Он уже оделся и занялся отчетом о событиях двух последних дней, когда Бриндл принес чай. Ватсон надеялся, что логическое изложение случившегося приведет к разгадке, однако новых озарений не случилось. Связь, если связь имелась, проявлялась в том, что все жертвы были из одной части, даже из одной роты, хотя Хорнби – из другого взвода. За чаем майор задумался о том, какими посулами миссис Грегсон добилась сведений о Хорнби. Ватсон сознавал, что его мораль формировалась в ином столетии, но все же ему было не по себе. Правда, этикет для вдов не столь строг, как для незамужних женщин, – ему не так хотелось опекать миссис Грегсон, как сестру Дженнигс или мисс Пиппери, – и все же он надеялся, что женщина не скомпрометировала себя ради него. Или даже ради расследования.
Кто уполномочил вас вести расследование?
На сей раз в его мысли вторгся зычный глас майора Торранса. И ведь майор был прав. После сбора фактов следовало обратиться в военную полицию. Он и собирался сегодня же это сделать. И сказать миссис Грегсон, чтобы даже не думала об эксгумации тела Хорнби без официального разрешения… «Потребуется ли согласие родственников?» – задался вопросом Ватсон. Но прежде надо было уладить кое-какие мелочи.
Взяв ящик с кольтом, Ватсон отправился к комнате Каспара Майлса. На стук тот не ответил. Майор поколебался, но все же повернул ручку, заменявшую замок – монастырские нравы не предполагали ключей и права на уединение, – и вошел в комнату. Шторы были еще задвинуты. Он развел их, впустив в комнату пасмурное утро.
И тут, вроде бы ни с того ни с сего, всплыла фраза: «А я сказала доктору Майлсу, что нынче вечером и думать не стану об ужине без дуэньи». Вот оно. «Нынче вечером». Тогда он не обратил внимания на время или его немолодой ум был слишком занят, чтобы обдумать сказанное.
Майлс накануне приглашал сестру на ужин, она выбрала спутником Ватсона и пришла за ним в палатку для переливаний. Он, конечно, не мог никуда идти. И тогда она… что?
Ватсон выскочил из комнаты, хлопнув дверью, и поспешил в палатку, где застал де Гриффона сидящим на кровати с улыбкой на лице и чашкой чая в руке. Они с миссис Грегсон смеялись чему-то, но сдержали смех при виде озабоченного Ватсона.
– Доброе утро, капитан, – поздоровался тот. – Вам лучше?
– Честно говоря, я вовсе не надеялся, что жив останусь. Я перед вами в долгу, майор. Миссис Грегсон как раз объяснила…
– Миссис Грегсон и мисс Пиппери тоже внесли свой вклад. Я хотел бы задать вам несколько вопросов, если вы в состоянии разговаривать, капитан. – Де Гриффон кивнул. – А вас, миссис Грегсон, хотел бы попросить о небольшой услуге. Как вы думаете, сумеете отыскать младшую сестру Дженнингс?
Миссис Грегсон помедлила, заподозрив в его просьбе предлог удалить ее из палатки. Она не меньше майора хотела услышать ответы и заслужила это право.
– Очень нужно, – добавил Ватсон так серьезно, что она поверила – это не просто уловка.
– Хорошо.
– И кстати, моим ногам так прекрасно в тепле, – заметил Ватсон, чтобы развеять напряжение.
– Рада слышать.
– В новых носках, – пояснил он.
– Поздравляю, – в голосе миссис Грегсон слышалось недоумение.
Ящик с кольтом, который так и держал в руках, Ватсон отложил на свободную койку. Прежде чем начать расспросы, он проверил капитану температуру и пульс. Все, кажется, вернулось в норму.
– Вам повезло.
– Повезло с вами и миссис Грегсон, – уточнил де Гриффон.
– Миссис Грегсон, по-видимому, настроена против вас и вашей семьи.
– На самом деле, майор, мы, капиталисты, не так уж плохи, когда познакомишься с нами поближе. Думаю, она напрасно переносит нашу семейную историю на новое поколение. Мой отец умер, брат тоже. Я живу рядом с людьми из Ли. Я вижу, какой это в большинстве хороший народ. Грубоваты, пожалуй, и резковаты, но это соль земли. Возьмем Платта – моего сержанта. В семье было двенадцать детей, из которых выжили четверо. Вы знаете, когда умирают дети, они не могут оплатить похороны. В гробах оставляют немного свободного места и ребенка хоронят вместе со взрослым – с любым взрослым, чтобы дешевле обходилось.
Ватсон покивал. Он в свое время повидал много детских смертей: от скарлатины, дифтерии, чахотки, полиомиелита. Он знал, как разоряют похороны семью, которая по бедности питается раз в день.
– Его мать скончалась от туберкулеза, когда Платту стукнуло двенадцать, и тогда он начал после школы подрабатывать на фабрике. Отец, все говорят, был пьяницей, так что растить братьев пришлось мальчику. С четырнадцати он работал на фабрике полный день. Мы вынуждаем большинство вести такую жизнь… скажу вам, если Бог даст мне пережить войну, я буду хозяином совсем иного толка.
– Рад это слышать. Но прежде нам надо выяснить, кто и что именно сделал с вами. Возможно, кое-кто из вашей «соли земли» не столь добродушен, как вы считаете. Вас, видите ли, отравили. Как и Шипоботтома.
Де Гриффон помрачнел:
– Я сам уже понял, майор. Но не могу представить, чтобы кто-то из моих людей хотел меня убить. Имейте в виду, майор Ватсон, я не имел никакого отношения к Ли. Дела фабрики вели мой отец и брат. Меня воспитывали как помещика. Хотя теперь, когда их обоих нет, кое-что изменится.
– В частности, теперь вы – лорд Стэнвуд?
– Да, только кричать об этом не стану. Хватит и этой приставки «де». Если объявить о новом титуле, люди станут гадать, называть меня капитаном, сэром или светлостью. Кланяться ли мне, снимать ли шапку… Нет, с этим разберемся потом, когда война кончится. А если меня не станет, наследником будет мой юный кузен. Так что, прошу вас, без титулов.
– Конечно. Но вы продолжите фамильное дело? Хлопок?
– Там видно будет. Майор, я и не бывал даже на чертовой фабрике, кроме как один раз, мальчиком. Прошествовал по цеху как… стыдно вспомнить. Как принц какой-нибудь. Помню только, как стальные набойки женских башмаков выбивали искры из мостовой. Меня это завораживало. Но их город мне не родной. Например, историю Платта знаю только из разговоров с ним и по слухам. Не из первых рук.
– Не мог ли кто-то затаить зло против всей семьи? Вот как миссис Грегсон не может слышать самого имени де Гриффонов.
– Допускаю. Хотя, поверьте мне, де Гриффоны были далеко не худшими из хозяев. Кое-кто в последние десятилетия даже назвал бы нас просвещенными.
– Только не профсоюзы.
– В этом отношении, насколько я знаю, наша фабрика не отличается от других. Теперь это кажется нелепым, но вы не представляете, какую угрозу ощущали владельцы со стороны рабочих организаций. Они боялись потерять все. Теперь другое дело. Профсоюзы есть почти на всех фабриках. На наших в том числе. Послушайте, если это – месть моей семье, при чем тут Шипоботтом?
– Шипоботтом работал на вашей фабрике?
– Да. На одной из. И его отец. Но работал ткачом. Простой народ, можно сказать. Не начальство, даже не из мастеров.
– А Хорнби?
– Эдди Хорнби? Да, кажется, он из блэкстоунских. Но не из моего взвода. И он, сколько я помню, умер от газов, а не от яда.
– Не уверен. Миссис Грегсон лицо несчастного Шипоботтома напомнило лицо Хорнби после смерти. И она проверила: в Байоле нет записей о других жертвах газовой атаки в то время на том участке. Каким образом он пострадал?
Капитан прикусил губу.
– Что такое?
– Дело в том, майор, что третью роту переподчинили подполковнику Чарльзу Фолксу. Вам известно, что это значит?
– Боюсь, что нет, – покачал головой Ватсон.
Де Гриффон почесал лоб.
– Это непросто объяснить. Фолкс собирает особые отряды на каждом участке фронта.
– Что значит – особые?
Капитан смущено хмыкнул.
– Я не вправе рассказывать. Официально они называются Б.О.Г.О., но слово на «Г» вслух произносить не положено.
