— Я хотела спросить, может быть, ты захотела бы… Мы с Джошиа были бы так рады… — Женщина смущенно улыбнулась. — Мы хотели бы, чтобы ты осталась у нас.
Уэверли тревожно посмотрела на нее.
— Почему?
— Ты нам нравишься, — сказала Аманда, застенчиво пожимая плечами. — И мы подумали, что, возможно, мы тоже тебе понравились. Мы даже… — Она опустила глаза на стол, заваленный деревянными опилками и маленькими баночками красок. Весь этот беспорядок венчала наполовину доделанная гитара. — Ну, мы приготовили для тебя комнату. Хочешь посмотреть?
Не дожидаясь ответа, она взяла Уэверли за руку и провела ее по короткому коридору в крошечную комнатку с кроватью, столом и лампой. Над кроватью висела фотография лошади, черным миндалевидным глазом косящей в камеру. В комнате едва умещались два человека. Она была похожа на разукрашенную тюремную камеру.
— Это не так много, — сказала Аманда, — но она будет только твоя. У тебя будет немного личного пространства. И свой иллюминатор.
Уэверли подошла к овальному иллюминатору и посмотрела на сумрачную туманность. Звезд не было видно, только мутный газ, вихрем несущийся за стеклом. Как долго им еще придется торчать в этом кошмарном облаке?
— Ну? Тебе бы это понравилось? — нетерпеливо спросила Аманда. Уэверли повернулась к женщине, чья высокая фигура, казалось, заполнила весь дверной проем. Аманда прислонилась к косяку, не сводя с девочки полных надежды глаз.
— Думаю, я могла бы здесь остаться, — наконец сказала Уэверли. Если ей не оставят выбора и придется уходить из общей спальни, она, по крайней мере, сможет жить у людей, которые казались ей вполне безобидными.
— О, это замечательно. — Зеленые глаза Аманды засияли. — Я спрошу Пастора, даст ли она согласие.
— Хорошо, — сказала Уэверли.
— И пожалуйста! Возьми печенье! Я испекла его специально для тебя.
Уэверли из вежливости взяла печенье, но есть его не стала. Почему-то ей казалось, что это будет отступничество.
— Я съем его позже, — пробормотала она.
Аманда выглядела такой разочарованной, что Уэверли чуть не хихикнула. «Посмотрим, когда лопнет ее терпение», — произнес тихий холодный голос у нее в голове.
— Знаете, — отважилась Уэверли, — я так засиделась в помещении. Может быть, мы можем немного прогуляться?
— Конечно! Почему ты раньше не сказала? — Аманда сунула ноги в туфли на плоской подошве и захватила свитер. — Проведем небольшую разведку, да?
Уэверли завернулась в легкую бледно-коричневую шаль, такую же, какие дали всем девочкам, и последовала за Амандой. За ними направились было два охранника, стоявших снаружи, но Аманда сказала:
— О, мы в вас не нуждаемся. Что, по-вашему, может с нами случиться?
— Нам приказано следить за всеми девочками, мадам, — сказал невысокий охранник. У него были какие-то акульи глаза, и когда он взглянул на Уэверли, она почувствовала себя его добычей.
— Я сама за ней прослежу. Честное слово, они же просто дети. Я не понимаю всей этой суматохи вокруг них.
— Пастор…
— Я одна из ближайших подруг Пастора, Нигель. Если она спросит тебя об этом, пошли ее ко мне.
Низенький охранник собрался было протестовать, но второй, повыше, потянул его за руку, успокаивая.
— Ладно, мадам. Хорошо вам прогуляться.
— Наконец-то хоть какое-то уединение! — радостно прошептала Аманда и взяла Уэверли за руку. — Куда ты хочешь пойти? У нас есть дендрарий. Или можно пойти в обсерваторию. Я слышала, как люди говорили, что иногда там можно рассмотреть звезды. Говорят, что мы уже почти прошли туманность! Разве это не чудесно?
— Да, это здорово, — сказала Уэверли, погруженная в свои мысли. Она пыталась припомнить планировку корабля. Ей нужно было как можно ближе подобраться к грузовым отсекам. — На самом деле, мне было бы очень интересно посмотреть на фруктовые сады.
— Ах да! Думаю, сейчас как раз цветут вишни! — воскликнула Аманда. — Нам удалось провести перекрестное опыление, и у нас получились очень красивые плоды. Хочешь посмотреть?
Уэверли кивнула. Аманда повела ее по коридору, улыбаясь прохожим, которые с любопытством поглядывали на девочку. В лифте Аманда беспечно болтала о вишневых деревьях, о том, какие сочные и красивые на них плоды, о том, что нужно будет добавить немного вишен на портрет Уэверли. Наконец лифт остановился на уровне фруктовых садов.
— Ну, разве эти деревца не прекрасны? — воскликнула Аманда, раскидывая руки в сторону сада. Помещение было наполнено сладким ароматом цветущей вишни, а влажный воздух приятно холодил кожу. Аманда была так очарована цветущими деревьями, что не заметила, как Уэверли сделала шажок назад, потом еще один, пока снова не оказалась в лифте и за ней не закрылись двери.
Уэверли нажала на кнопку грузовых отсеков.
— Давай же, давай, давай, — шепотом молила она. У нее, скорее всего, было не больше минуты до того момента, когда Аманда позовет охранников или сама отправится на поиски. В любом случае нельзя было терять ни секунды.
Наконец двери открылись в огромное помещение. Все до потолка было заставлено металлическими контейнерами для отходов размером с дом, которые возвышались на пятьдесят футов над головой Уэверли. По обе стороны от нее стены терялись в темной мгле, отчего отсек казался необъятным. Здесь она могла потратить целые недели на поиски и все равно никого не найти.
Она услышала гул спускающегося вниз лифта и бросилась бежать. Повернув за первый же угол, она понеслась по металлическому полу. В записке женщины говорилось, что команду держали на правом борту, поэтому она свернула направо и побежала со всех ног. Вдали она услышала звоночек лифта и исступленный голос Аманды, выкрикивающий ее имя:
— Уэверли, милая, это не смешно!
Пробегая между рядами контейнеров, Уэверли пыталась сообразить. Она знала, что разместить людей здесь, внизу, не так-то просто. Им нужна была еда и вода, так что разумнее всего было бы поместить их рядом с каким-нибудь лифтом. Рядом с тем лифтом, на котором спустилась она сама, их не было, так что она побежала в противоположную сторону, заглядывая под каждый ряд контейнеров и каждый раз надеясь увидеть огоньки лифта на правом борту. Она бежала, пока голос Аманды не затих где-то вдали.
У Уэверли кололо в сердце, ее легкие готовы были разорваться, но она продолжала бежать. Она уже преодолела половину расстояния до дальней стены, когда вдруг заметила справа мерцающий свет. Она повернула за угол и побежала еще быстрее, проносясь мимо красных и желтых контейнеров, пока мерцающий свет не приобрел квадратную форму и Уэверли не смогла вполне ясно разглядеть, что это был свет от лифтов с правого борта.
Она остановилась перевести дыхание и прислушалась. Она услышала знакомое урчание двигателей, но в него вплетался какой-то едва различимый звук. Она попыталась дышать тише, затем прокралась вперед, уверенная, что только что слышала человеческие голоса.
Да. Они звучали приглушенно, словно доносились из-за металлической стены.
Пленники, судя по всему, были в одном из контейнеров. Она свернула в боковой коридор и стала продвигаться в направлении звука, пока голоса не стали слышны довольно отчетливо. Она ускорила шаг, и в голосах стало возможно различить интонации. Повернув за угол, она почти смогла услышать…
Смех.
Пятеро вооруженных охранников стояли кругом, примерно в сотне футов от нее.
Она отпрянула назад.
Охранники стояли возле контейнера для перевозки скота с вентиляционными отверстиями в стенах. Видимо, там и держали команду «Эмпиреи».
Она как можно тише обогнула сзади кучку охранников и подобралась к задней части контейнера. В ноздри ей ударил резкий запах, и она поморщилась — это был едкий запах человеческих отходов и застоявшегося пота.
Подкравшись вплотную к контейнеру, она прошептала в одно из отверстий:
— Эй?
Она услышала дыхание и движение тел. Кто-то кашлянул.
— Эй? — снова прошептала она.
— Кто это? — спросил кто-то изнутри.
— Уэверли Маршалл.
Она услышала приглушенные возгласы изумления и шорох. Она боялась, что охранники заметят их, но они болтали и смеялись как ни в чем не бывало.
— Уэверли?
Мама. Уэверли едва не потеряла сознание от радости.
Сквозь вентиляционное отверстие просунулись тонкие пальцы ее мамы. Уэверли ухватилась за них и крепко сжала.
— Мама, — прошептала она.
— Боже мой, милая. Я так счастлива, что с тобой все хорошо!
— Я в порядке. — Уэверли не могла сдержать слез. Казалось, все ее тело выталкивало наружу эти слезы, скопившиеся за все последние дни. — Мам, я так волновалась!
