Фелисити бессмысленно посмотрела на нее.
— Они подслушивают наш разговор?
— Я не знаю, — ответила Фелисити и затем одними губами сказала: — Возможно.
Уэверли поманила Фелисити, чтобы та приблизилась, и золотистые волосы девочки защекотали ее по щеке. Она прошептала так тихо, что едва слышала сама себя:
— Я видела маму. Они держат выживших с «Эмпиреи» в грузовом отсеке с правого борта.
Сначала Фелисити не шелохнулась. Когда она отклонилась назад, ее лицо было мертвенно-бледным.
— Как ты это обнаружила? — спросила она.
— Я не могу тебе сказать.
— Мои родители были там?
— Я не знаю. У меня была всего минута, чтобы поговорить с мамой. Мне жаль.
Фелисити пожала плечами, словно ее совершенно не интересовали родители. Учитывая то, как они вели себя с ней, это было неудивительно.
— Но они тебя поймали там, внизу? — задумчиво прошептала Фелисити.
Уэверли кивнула.
— Значит, они перевели их в другое место. Или собираются это сделать.
Ну, конечно. Уэверли это не приходило в голову, но она знала, что Мэтер очень предусмотрительна. Она, возможно, уже искала того изменника, который рассказал Уэверли о пленниках.
Времени было мало. Мэтер могла убить пленников с «Эмпиреи». Она могла все выяснить и убить также женщину с каштановыми волосами, которая оставила записку в туалете.
Уэверли услышала, как кто-то приближается.
— Скажи Саре и Саманте, но больше никто не должен это слышать! — прошептала она, и в следующую секунду в комнату втиснулась Магда, несущая на подносе батон хлеба и миску с бульоном.
— Передай им привет, — громко ответила Уэверли. — И скажи, что я в порядке.
— Хорошо, — пообещала Фелисити.
— На сегодня достаточно визитов, — прокудахтала Магда. — Тебе нужно поесть. — Она поставила поднос Уэверли на колени. — Девочки, вы еще успеете поговорить позже.
«Будь сильной!» — хотелось сказать Уэверли, когда Фелисити опустила глаза и вышла из комнаты с растерянным и обеспокоенным видом.
— Вот, милая, — проворковала Магда, поднося ложку с теплым бульоном к губам Уэверли. — Это вкусно, правда?
— Нормально.
— Ну, будет тебе. Наш пациент сегодня капризничает?
— Я не ваш пациент, — холодно сказала Уэверли. — Я ваш пленник. В сущности, вы меня просто похитили.
Магда оцепенела. Она машинально совала в рот Уэверли одну ложку за другой, даже не следя за тем, чтобы Уэверли успевала глотать.
— Тебе повезло, что Аманда Марвин проявила к тебе интерес, — наконец произнесла Магда. — Она же лучшая подруга Пастора.
— И? — успела сказать Уэверли прежде, чем ей у нее во рту оказалась очередная полная ложка.
— И из-за твоего поведения у тебя больше нет друзей, — строго сказала Магда. — Ты сейчас наиболее способна к рождению детей, а ты принимаешь это как само собой разумеющееся. Если бы ты была по-настоящему предана миссии, ты была бы счастлива помочь людям иметь детей. А вместо этого ты жалеешь себя.
Уэверли молча приняла еще одну ложку.
Магда поджала губы.
— Неужели все члены команды «Эмпиреи» были так же эгоистичны, как ты?
Уэверли перестала жевать и холодно посмотрела на Магду, пока женщина не опустила глаза.
— Ну, я тебе скажу, люди с вашего корабля никогда не пользовались у нас хорошей репутацией. Мы даже слышали, что они позволяли женщинам делать аборты. Я никогда не слышала о подобном грехе! Мать убивает своего собственного ребенка!
— Это произошло только однажды. Чтобы спасти мать. А ребенок в любом случае умер бы.
— Ну. Будь я на ее месте, я бы всем рискнула ради ребенка.
— Но это были не вы. Так что заткнитесь.
Магда вскочила со стула и прошла прямо в кабинет, где опустила шприц в пробирку с прозрачной жидкостью. Уэверли не знала, что это, но она определенно не хотела, чтобы это вкололи ей в кровь. Пока Магда стояла к ней спиной, Уэверли ухватилась зубами за трубку капельницы и вытащила иглу из руки, после чего прикрыла руку одеялом. Когда Магда вернулась и воткнула шприц в трубку, Уэверли почувствовала, как жидкость капает на простыню возле ее ноги. То, что она отказалась от лекарства, наверняка значило, что ей будет больно, но она не доверяла Магде и поэтому закрыла глаза и притворилась спящей. Она лежала неподвижно, глубоко и ровно дыша, пока женщина наконец не вышла из комнаты.
Уэверли лежала так несколько часов, засыпая и снова просыпаясь, пока боль в ноге не стала невыносимой. Она лежала в темноте, пытаясь не думать об этом. Вместо этого она представляла сильные руки Кирана, обнимающие ее, его улыбку. Ох, ей так его не хватало. Если бы он был здесь, он бы сумел вытащить ее из этого жуткого места.
Дверь скрипнула, возвращая ее к реальности. Кто-то вошел в лабораторию и теперь шагал снаружи прямо за дверью ее комнаты. Магда засмеялась, и какой-то мужчина тихо хихикнул.
— Она в отключке? — спросил он.
— Да, маленькая принцесса наконец-то заснула.
— Надолго?
— Часов на десять как минимум. Я вколола ей столько, что хватило бы на целую корову.
— Значит, ты можешь уйти?
— И что у тебя на уме? — игриво спросила она.
— Арти сварил пиво в амбаре.
— Главное ему не попасться на глаза Пастору, — хихикнула она.
— Идем. Я тебя угощу.
Уэверли услышала, как дверь снаружи открылась и снова закрылась, и голоса Магды и мужчины становились все тише по мере того, как они удалялись по коридору.
Неужели это может быть так просто?
Она знала, что ей не стоит рисковать. Если она снова попадется, они, возможно, ее убьют, особенно теперь, когда получили от нее то, что хотели. Но что, если у нее не будет другого шанса?
Вся проблема была в ремнях. Она неловко изогнулась и вцепилась зубами в застежку-липучку. В таком положении ноге было очень больно, но она все-таки смогла ухватиться за ремень как следует и оторвать его от правой руки. Освободив одну руку, она легко открепила другие ремни.
Следующее действие было гораздо сложнее: вылезти из кровати. Рана на ее ноге разошлась, но она нашла в себе силы приподняться и сесть. Некоторое время она оставалась в таком положении. Она ощущала тошноту и головокружение и была слаба от боли, но с некоторым усилием могла держаться прямо.
Когда головокружение прошло, она ухватилась за кровать, чтобы избежать давления на рану, и медленно опустила ноги на пол. Она совсем не могла опираться на больную ногу, и потому крошечными шажками запрыгала к двери. Выглянув наружу, она увидела длинные ряды столов и кабинетов, заставленных центрифугами, весами, каким-то сложными контейнерами, морозильными камерами и бесчисленными штативами с пробирками. Уэверли медленно запрыгала вперед. Преодолев пять футов между дверью и ближайшим столом, она прислонилась к нему, тяжело переводя дыхание.
Это было безумием. Она и не представляла, насколько она слаба. Ее ноги и руки неудержимо тряслись, и ей казалось, что она в любую секунду может упасть. Она глубоко дышала, пытаясь насытить кислородом свои истощенные мышцы в надежде унять дрожь.
Но дрожь не унималась.
Ей необходимо сесть, прямо сейчас.
Примерно в десяти футах от нее был черный офисный стул. Она начала подтягиваться к нему, держась за стол, подталкивая себя локтем и скользя вперед сантиметр за сантиметром. Оказавшись возле стула, она перевела дыхание, прислушиваясь к трясущимся мышцам бедра. Могла ли ее нога выдержать ее полный вес?
Она стиснула зубы и оттолкнулась от стола, как можно быстрее стараясь добраться до стула. Каждое ее движение все глубже пронзало болью рану на ноге. Дотронувшись наконец до черной ткани стула, она заплакала от облегчения, но стул откатился от нее на два фуга.
Эти два фута показались ей целой милей.
Когда она добралась до стула и опустилась на него, пытаясь по возможности не опираться на больную ногу, по ее щекам катились едкие слезы. В середине ее бедра была сочившаяся кровью ямка, сосредоточившая в себе всю боль. Как же это было больно. Слишком больно.
Слишком. Она не могла никуда идти. Все это было зря.
Уэверли сидела одна в лаборатории и плакала, спрятав лицо в ладонях. Какой смысл бороться? Ей хотелось сдаться. Она знала, что так будет проще. Здесь могли быть люди, которые бы стали ее друзьями. Возможно, через какое-то время Мэтер отпустит маму Уэверли и остальную команду «Эмпиреи» или, по крайней мере, разрешит им увидеться со своими детьми.
Но нет, Мэтер ни за что не позволит команде «Эмпиреи» увидеться с детьми. Если другие девочки узнают, что их родителей насильно держат взаперти, вся надежда на сотрудничество исчезнет. Мэтер всегда будет держать семьи раздельно.
