пиренейская шерсть перестала конкурировать на рынке с шерстью из других регионов, а особенно с импортной, овец стали разводить в основном на убой, и лексика пастуха была утрачена вместе с его теперь уже не существующим лексиконом.
необходимые навыки".
Поскольку местная лексика была прочно укоренена в местной практике, в ней было много пробелов, которые по мере необходимости приходилось восполнять за счет заимствований из других мест. Так, в деревне Винзеллес в нижней Оверни, где коровы пили воду из местного ручья, не было питьевого корыта, а в деревенской речи не было его названия. При необходимости жители использовали термин, распространенный в соседнем городе. Такая ситуация открывала широкие возможности для проникновения французского языка по мере изменения образа жизни. Так, во Франш-Конте, большинство декоративных растений носили французские названия. Аналогичным образом, лошади, которые там мало использовались, имели большинство анатомических описаний на французском языке. Часто новое слово использовалось для обозначения новой формы знакомого предмета, как, например, когда dampo (масляная лампа и ее потомки) вытеснила старое caleu. Иногда принятие новых слов во французском языке приводило к тому, что старые термины утрачивали свою функцию, как, например, савойские pare и mare, перешедшие в pére и mere, стали использоваться исключительно для обозначения животных".
Разумеется, из французского языка были заимствованы слова, связанные с сельскохозяйственными и техническими новинками, с изменением мебели, одежды и жилища, с управлением, с вновь выявленными болезнями. Как и все многочисленные термины, относящиеся к моральной и интеллектуальной жизни. В овернском языке не было слов "поэт", "музыкант", "художник", "артист". Конечно, в нем были функциональные термины, обозначающие людей, занимающихся музыкой на определенных инструментах или сочиняющих песни, но в нем не было возможности - да и необходимости - говорить об искусстве в абстрактном смысле. Французский язык предлагал такие слова, когда возникала необходимость, но те, кто находил их уместными, все равно использовали французский. В целом эволюция местной речи выглядит не столько как упадок, сколько как адаптация. Любой язык связан с потребностями и интересами его носителей. С их изменением язык менялся, конечно, медленнее, но показательно и в значительной мере чутко. Необходимость создала выражение. Угасающая потребность отложила его".
Однако это не означает, что менталитет при этом оставался незатронутым. Напротив, простой переход от разговорного языка к письменному был колоссальным изменением. Отчеты свидетельствуют о неловкости внесенных корректив. Музыка дискурса, некогда свободная и лирическая, стала холодно-дидактической, напитанной терминологией административного французского языка. Само понятие "язык", как и термин, относится к речи, а не к письму, '* и устный стиль имеет мало общего со своим грамотным соседом. Ритм фразы в разговорном языке моделирует мысль и ее нюансы - повторяющиеся, мелодичные структуры обрамляют быстротекущую мысль, пробиваются созвучиями, яркими образами, переливами звуков, передающими перепады смысла.
Когда в сентябре 1846 г. Богородица явилась двум молодым пастушкам в Ла Салетт, она обратилась к ним сначала на французском языке, похожем на официальный, который они могли слышать в церкви, и затронула темы, которые вполне можно было бы услышать в проповеди, жалуясь на то, что люди клянутся и работают по воскресеньям.
Однако когда она обратилась к патуа, предрекая возмездие и голод, язык стал более лирически насыщенным, более "библейским" в узнаваемом народном ключе: .
У кого есть пшеница, пусть не сеет ее; скот съест ее, а если что и прорастет, то рассыплется в прах при молотьбе. Наступит великий голод; прежде чем наступит голод, малые дети до семи лет будут взяты с трепетом и умрут на руках у тех, кто их держит, а взрослые будут каяться голодом. Виноград сгниет, а орехи испортятся. Если же они исправятся, то камни, скалы превратятся в пшеницу, а картофель будет восстановлен самой землей.
Простые, лаконичные идеи, наполненные образами, конкретные, основанные на местном опыте. Такова была природа сельской речи, бедной абстрактными терминами, богатой конкретными и уничижительными".
И тут, конечно, не обошлось без локальности. Образ жизни влияет на речь в ее чисто физическом аспекте. Дыхание людей, работающих на разной местности, влияет на ритм их речи и произношение. Врач, путешествовавший по Ардешу в 1870-х годах, обратил внимание на звучные окончания местного жаргона, которые делали голос более звонким. Современный коррезианец аналогичным образом отметил преобладание согласных в родном окситанском языке, что способствовало большей разборчивости речи и ее дальнейшему распространению в сложных природных условиях. Слышимости способствовало и твердое "р" старого произношения, от которого отказались в школе и в парижском французском, но сохранили актеры, чьи голоса должны разноситься на большие расстояния. Современный французский язык легко ложится на слух. Народная речь более жесткая, резкая, ритмичная. Во французском языке, предназначенном для непринужденного общения с расслабленным телом, больше открытых гласных и меньше дифтонгов. Фонетическая эволюция от обилия грубых дифтонгов к более деликатным звукам явно связана с изменением условий, или, по крайней мере, с торжеством ценностей, связанных с этими условиями".
Современные исследователи сельского языка подчеркивают, насколько важны для крестьянина язык тела - жесты и осанка. Это также является отражением общества, в котором все обладают общим фондом знаний, что делает излишним объяснение. Как говорит Анри Мендрас, крестьянин показывает, что он делает или собирается делать, в формах поведения, которые полностью знакомы его товарищам и поэтому легко интерпретируются всеми ими. Увидев человека в таком-то месте, в такое-то время, можно сказать, чем он занимается. Дедукция, основанная на конкретном наблюдении, - вот что важно, и речь мало что к этому добавляет. Она чаще используется для сокрытия истинного смысла поступка или жеста, чем для выражения отношения."
Письменность устанавливает экран между практикой и нашим внутренним "я", как и основанная на ней ментальность. Возможно, именно поэтому patois дольше всего держался там, где практика и мысль были наиболее близки: "Quand il s'agit de la terre, - писал Эммануэль Лабат в 1912 г., - on pense en patois".
Должно пройти время, прежде чем человек перестанет думать на патуа. Он знал птиц, деревья и водотоки под их местными названиями. Французские названия, которые он узнал в школе, никогда не привязывались к знакомым вещам, а оставались отстраненными, вызывая в памяти далекую сферу и абстрактные образы. Это, как правило, приводит к двум результатам. На первом этапе двуязычные люди с трудом понимали идеи, передаваемые или развиваемые на французском языке. Маленькая девочка, обладающая интеллектом выше среднего и умеющая хорошо читать, могла следить за каждым поворотом историй на Oc, но спотыкалась на французских историях, язык которых расходился с образцами, изучавшимися в школе. Французские рассказы требовали больших усилий: можно было понять отдельные слова, но
