Как обычно, Крисп не потрудился встретить сержанта у входа, поэтому Антон сразу же отправился в рубку.
Дисканец развалился в кресле и со счастливым выражением лица пялился в монитор.
– Вы только посмотрите на это совершенство! – воскликнул он, как только Прокофьев вошёл.
На экране мелькала какая-то невразумительная абстракция в розовых тонах, кое-где перемежавшаяся всплесками голубого и бледно-зелёного цвета.
– Что это? – безразлично спросил Антон.
– Мой пищевод. Я глотнул камеру, чтобы в очередной раз полюбоваться. Не правда ли, он идеален?
Прокофьев не стал отвечать. Крисп с явной неохотой отвернулся от монитора.
– Кстати, я как раз собирался связаться с вами, – заявил он. – Всё. Ремонт закончен, блок я сменил. Теперь могу лететь. Спасибо за помощь.
Мило улыбаясь, Антон кивнул и сказал:
– Очень за вас рад. Будьте добры, выдайте мне распечатку о повреждениях с вашего бортового компьютера. Мне в протокол занести нужно.
Прокофьев насладился зрелищем вытягивающегося лица дисканца. Так и есть, не было никакой поломки.
– Ну… Я… – забормотал Крисп. – Я случайно удалил отчёт. Да.
Антон достал пистолет из кобуры и направил его на пилота.
– Дилмус Крисп, вы арестованы за стоянку в неположенном месте, создание аварийной ситуации, введение в заблуждение сотрудника ГАИ…
Пилот, мрачно ухмыляясь, поднял руки вверх.
– …за несоответствие дорожному кодексу, – продолжал Прокофьев. – За участие в заговоре с целью насмехательства над сотрудником ГАИ…
Крисп скрестил ладони за своей короной, и Прокофьев услышал тихий щелчок. Он не успел ничего сказать, когда лампочки, вплетённые в головные кристаллы дисканца, вдруг замерцали. Пульсирующие отблески света наполнили помещение, словно кто-то включил гирлянду в ледяной пещере.
Лампочки мигали, свет менялся, узоры, украшающие кристаллы, сплетались воедино, будто шевелились.
Антон на миг запнулся, а когда собирался продолжить список нарушений, вдруг понял, что не может вспомнить, что хотел сказать. Разноцветная иллюминация струилась по комнате, била в глаза, которые вдруг стали закрываться.
Понимая, что происходит что-то незапланированное, Прокофьев хотел спустить курок, но не смог. Ощущение было такое, словно его рука вытянулась, удлинилась настолько, что он мог достать пальцами до края Вселенной. И нервные импульсы, посылаемые мозгом Антона в указательный палец, никак не могли достичь его.
А в следующий момент всё словно растворилось в мерцающем свете. Какие-то светлячки кружили вокруг него, плясали, словно дети в хороводе. Всё пространство вокруг сержанта заполнилось миллиардами северных сияний. Это зрелище настолько захватило Антона, что он и сам захотел присоединиться к всеобщему празднику. Превратиться в один из этих светлячков, стать в хоровод и пуститься в пляс.
Пропал звук, пропали запахи, их сейчас заменяли разноцветные лучики, искорки, блики и отсветы.
Сквозь мерцание северного сияния Антон видел, как к нему приближается что-то большое и тёмное. Но не мог сообразить, что это может быть. Угрожает оно ему? Или хочет присоединиться к окружающему Прокофьева светопреставлению?
И вдруг в уютное сияющее гнёздышко, в котором сейчас находился разум Прокофьева, проникло что-то чужеродное. Резкое и противное. От него взволнованно всколыхнулось сияние, конвульсивно забрезжил свет, испуганно задрожали солнечные зайчики.
Антон задёргался, пытаясь избавиться от этого назойливого ощущения, отгородиться от него, уплыть поглубже в мерцающие дали. Однако ничего не помогало. Это нарастало.
Это… Звук.
Да, именно так называлось это противное ощущение. Резкий, монотонный, высокий звук.
А в следующий миг сверкающий кокон Антона рассыпался на мелкие осколки.
Сержант повалился на пол. Он с трудом осознавал, что ему на ухо кто-то что-то кричит, откуда-то со стороны доносится другой вопль.
Да что тут происходит?
Наконец-то голос смог пробить ватную заслонку разума и добраться до мозга Антона.
– Сержант! Поднимайтесь, сержант! – орал на ухо голос Карлито.
Прокофьев тряхнул головой и только теперь сообразил, что находится на дисканском корабле, куда, между прочим, пришёл арестовывать пилота.
Антон поднял глаза как раз вовремя.
На него, что-то вопя, нёсся дисканец с занесённой над головой арматурой. В его внешности что-то изменилось, однако соображать, что именно, сейчас времени не было.
Хотя разум Антона ещё не очнулся окончательно, рефлексы сработали идеально. Рука вскинула стазис-пистолет, палец нажал на спуск, и окутанный сиреневым сиянием дисканец рухнул прямо перед Антоном.
– Что здесь… – начал Прокофьев и тут сообразил, что же именно изменилось в дисканце. Его корона.
Вместо великолепных кристаллических образований, которыми так гордился и которые так лелеял Крисп, на черепе виднелись лишь жалкие осколки. Кроме того, на стенах не осталось ни одного целого зеркала, а экраны на панели управления покрылись трещинами.
Прокофьев снова тряхнул головой.
– Сержант? Вы в порядке? – прозвучал со стороны голос гусеницы.
Антон повернулся к Карлито, попытался сфокусировать на нём слезящиеся глаза и спросил:
– Что произошло? Как ты здесь оказался?
– Я за вами пошёл, хотел посмотреть, как вы его арестовывать будете, – виновато произнёс Карлито.
– Понравилось? – проворчал Прокофьев.
– Ну… Я себе это немного по-другому представлял.
– Я тоже. – Антон уселся на пол и снова поглядел на остатки короны дисканца. – Так что здесь случилось?
– Я догнал вас как раз тогда, когда он включил свои фонарики. И вы… зацепенели, что ли.
– Он меня загипнотизировал, – мрачно объяснил Антон. И про себя добавил: – Надо же было так облажаться.
У сержанта появилось желание пнуть ногой тело дисканца, но он сдержался.
– И что ты сделал?
– Я запел, – ответил Карлито. – Даже не знаю почему. Привычка, видимо, с Инсектии. Когда на нас пёрли люди Сентипеди, мы начинали петь. Вот и тут я затянул. Как на посту, когда стакан разбил.
Теперь Антону стало ясно, что случилось с причёской и зеркалами.
– Спасибо, – сказал он. Потом решил добавить: – Только ты это… Не пой здесь больше. А то ещё иллюминаторы повылетают. И всё. Конец твоей карьере.
Карлито хихикнул:
– Не буду. Разве что очень-очень тихо.
Антон кивнул. На большее сил у него не хватило. Он чувствовал себя смертельно уставшим и опустошённым. Думать не хотелось. Хотя было над чем. Поведение дисканца, геройский поступок Карлито – всё это ну никак не вписывалось в идею с подставой Семёныча.
Антон привалился спиной к стене и закрыл глаза.
– А мониторы! Мониторы-то зачем было? – раздался в мозгу истерический вопль.
Сержант подскочил, будто сел на ежа с раскалёнными иголками, и уставился на стену. Некоторое время молча глядел на неё, а потом приложился лбом к холодному металлу. И сразу же услышал голос:
– Нет, я, конечно, благодарен, что вы меня освободили, но разве нельзя было обойтись без вредительства?
– Чего? – спросил Антон, глядя на шов от сварки на стыке двух плит.
– Я ничего не говорил, – отозвался Карлито.
Прокофьев выставил ладонь в сторону гусеницы, Карлито послушно замолчал.
– Ладно, и на том спасибо, – продолжал звучать голос в мозгу Прокофьева. – Вы можете связаться с моим хозяином и сообщить, что нашли меня?
– С хозяином? – переспросил Антон.
– Ну да! Меня украли!
– Кого это меня?
– Меня. Корабль. Ты сейчас внутри меня. Меня украли. Угнали, если тебе так удобнее. Ферштейн?
– Ты… корабль? – всё ещё ничего не понимая, спросил сержант.
– Ну да!
– И ты телепат?
– А то! – с гордостью сообщил корабль.
– И это ты просил меня о помощи?
– А кто ещё? Или я, по-твоему, случайно спалил торсионно-гравитационный модуль прямо перед постом ГАИ?
Поболтав ещё немного с кораблём, Прокофьев наконец-то начал понимать, что произошло. Он был украден дисканцем две недели назад. Крисп позарился на новенький дорогой транспорт и спёр его, не потрудившись разузнать побольше об этой модели. А модель была необычная. Она создавалась специально для телепатов, и вместо стандартного искусственного интеллекта, отвечающего за прокладку курса, навигацию и автопилот, этот корабль управлялся живым разумом. Где-то в двигательном отсеке был установлен резервуар с искусственно выращенным живым мозгом. Вдобавок обладающим способностью к телепатии. Эта модель была рассчитана на то, чтобы улавливать и выполнять все пожелания хозяина. Мозг мог работать в нескольких режимах: режиме собеседника, когда пилот сам ведёт корабль; режиме ограниченного управления, например, когда за рулём был пилот без стажа, разум мог корректировать его действия, улучшать их; и режиме полного управления, в котором разум мог целиком управлять кораблём.
