А ведь он так обрадовался, когда появилась возможность самому решить загадку! И чему, спрашивается, было радоваться?
Немного успокоившись, Антон отправился в ванную и умылся холодной водой.
Он снова попробовал дозвониться до Семёныча. Безрезультатно.
И что теперь? Снова искать информацию? Снова обыскивать корабль?
Сержант сходил на кухню и приготовил кофе. Немного подумал, открыл распределительный щиток с затёртым изображением черепа и скрещенных костей, выбрал из запасов Семёныча бутылку коньяка и плеснул немного в чашку.
Когда вернулся на пост, увидел, что Голокон и Карлито явно нашли общий язык и что-то оживлённо обсуждали.
Прокофьев уселся за стол и сделал пару мелких глоточков из чашки. Он начал успокаиваться. Краем уха Антон слушал разговор Карлито и Голокона.
– Итак, ты хочешь кардинально сменить направление своей жизненной колеи, – пафосно вещала голова, глядя на гусеницу. Похоже, Голокон начал вербовку нового подопечного. – Есть ли у тебя предпочтительные пути продвижения или же пред тобой открыты все дороги ввысь?
– Чего? – спросил Карлито. Такого ярко выраженного недоумения Прокофьев ещё не видел. Карлито выпучил и без того большие глаза, подался назад, а вдобавок изогнулся знаком вопроса.
В один миг вся спесь слетела с Голокона, и он устало спросил:
– Говорю, есть идеи какие-то? Чем заняться хочешь?
– Вот ты про что! – обрадовался Карлито. – Есть, конечно! Я могу стать шпионом! А чего? Опыт у меня уже имеется!
– И умереть от шальной пули? – Голокон поморщился. – Не годится. Чем раньше занимался?
– Ну, я был, так сказать, революционером, – гордо заявила гусеница. – Создал профсоюз, сочинял и пел песни, воодушевляющие соратников на подвиги!
– Вот! Тебе нужно на сцену! – радостно воскликнула голова. – Эх, были бы у меня руки, я бы тебя обнял! Ты хочешь стать звездой?
– И умереть от шального помидора, брошенного из зала, – съязвил Антон.
Однако Голокона уже было не остановить. Он даже не дождался подтверждения от Карлито.
– Я буду твоим продюсером! Да! Я уже вижу эти заголовки! Гусеница-тенор Изабелла…
– Меня зовут Карлито, – обиженно заявила гусеница.
– Карлито? – переспросил Голокон. – Не пойдёт. На чём я остановился? Да! Гусеница-тенор Изабелла…
– Переспала с продюсером без туловища, чтобы попасть на сцену! – не сдержался Прокофьев.
– Да не перебивайте вы! – взвизгнул Голокон. – Гусеница-тенор Изабелла! На подтанцовке балет пауков-сенокосцев! Аккомпанирует оркестр сверчков! Освещение – команда светлячков-пиротехников! А? Каково?
– Ну… – протянул Карлито. Однако его мнение роли уже не играло. Мысли Голокона встали на колею и понеслись со скоростью вагончика на американских горках.
– Для того чтобы пробиться на сцену – нужны либо деньги, либо скандал. У тебя есть деньги?
– Нет.
– Тогда будем использовать скандал!
– Скандал? – хмыкнул Карлито. – Это мне что, перед камерой кого-то побить нужно? Я бы и не против, да ростом не вышел.
– Кого сейчас удивишь дракой? – парировал Голокон. – Кроме того, скандал можно придумать. Все так делают. Но он должен звучать правдоподобно! Чтоб его можно было проверить, пусть и без деталей. Вот, например: ты сейчас где? На посту ГАИ. Исходим из этого и придумываем скандал. Тебя незаконно задержали гаишники, начали избивать, ты кричал и вдруг понял, что можешь петь! Неплохо, а?
– А как вам другой вариант, – заметил Прокофьев. – Гусеница Карлито выкинул голову-консультанта в открытый космос!
– Эта версия не выдержит никакой проверки, – высокомерно заявил Голокон.
– Ещё одно слово в сторону ГАИ – и ещё как выдержит, – хищно усмехнулся Прокофьев.
Больше ни одного нелицеприятного упоминания астроинспекции Антон не слышал. Голокон и Карлито долго спорили и в конце концов остановились на версии, согласно которой Карлито раньше был гигантским космическим червём, пожирающим всё на своём пути. Однажды он столкнулся с чёрной дырой и проглотил её. Но пока переварил, гравитационное поле чёрной дыры сжало его до нынешних размеров. В этот момент перед его глазами пронеслась вся жизнь, он решил пересмотреть своё мировоззрение и стать певцом, чтобы нести позитивные эмоции всем существам во Вселенной.
Прокофьев от души смеялся над этой версией, однако Голокон и Карлито почему-то решили, что она идеальна, и вообще, слыхали и поглупее.
– Теперь нужно подобрать репертуар, – размышлял Голокон. – Ты там что-то говорил про революционные песни? А ну изобрази.
Карлито затянул что-то повествующее о бедных гусеницах, попираемых задней железной пято́й проклятого дона Сентипеди.
– Не пойдёт, – остановил гусеницу Голокон. – Давай что-то более радостное. Романтическое. О любви.
Песня, прославляющая крепкие, в тридцать лап, объятия гусениц Голокону понравилась намного больше.
– Уже лучше! Да! Но не стоит останавливаться! Давай ещё что-то! Я знаю, ты можешь ещё лучше… О! Может, рок?
Карлито прокашлялся, набрал воздуха в лёгкие и прорычал что-то совсем невменяемое.
Голокон задумчиво прищурился.
– О чём ты хоть пел?
– Не знаю. А разве в роке ещё и текст бывает? Я думал, они просто рычат.
– Ну… Даже если и бывает – неважно. Мне нравится. Значит, так: сейчас мы тебя бреем, оставляем ирокез по всей спине…
Договорить Голокону Карлито не дал. Он категорически отказался от стрижки.
– Да что ты понимаешь! – заорал Голокон. – Я твой продюсер! Не спорь со мной!
– А то что? – заорал в ответ Карлито. – Что ты можешь? Разве что плюнуть в меня!
– Ах так? Ну знаешь! Хорошо! Пой что хочешь!
И он запел. Видимо, это была какая-то народная инсектианская песня. Голос Карлито взлетал и падал. Антон заслушался. Голос Карлито начал повышаться, тянуться, и вдруг раздался звон разбитого стекла.
Антон подскочил, опасаясь, что их старенькая станция начала разваливаться на куски. Завертел головой. На столе лежали осколки стеклянного стакана, который Семёныч использовал как подставку для ручек. Прокофьев, конечно, слышал о людях, которые голосом разбивают стаканы, но никогда с такими не сталкивался.
– Извините, – сказал Карлито. – Я когда увлекаюсь – такое бывает.
– Вот! Это оно! Чего ж ты раньше всякую хрень пел! – радостно завопил Голокон.
По поводу разбитого стакана Антон не успел ничего сказать. Раздался вызов по рации. Сержант гаркнул на гостей, чтоб сидели тихонько, и включил связь.
Рыков сидел в том же помещении, что и в свой первый звонок. Видимо, проверяющего снова отвлекли. По его руке текла кровь, на ладони виднелся порез, однако полковник не обращал на это внимания.
Как назло, в этот момент Голокон и Карлито что-то не поделили и подняли бучу. Краем уха Прокофьев услышал, как голова предложила Карлито воспользоваться своими небольшими размерами и незаметностью, чтобы ограбить банк и проспонсировать его восхождение на большую сцену. Карлито это возмутило, и он заорал:
– Ты хоть понимаешь, что ты предлагаешь? Это противозаконно!
Прокофьев втянул голову в плечи.
– Это там Семёныч кричит? – спросил Рыков. – Он уже выбрался?
– Э-э-э… да. Он там с задержанными разбирается, – ответил Прокофьев.
– Здорово ему пилот насолил, если старшина о законности вспомнил. Ладно, вопрос такой: я нахожусь в банке, который захватили террористы. У них оружие, у меня ничего. Снаружи спецназ, но они не могут войти, потому что все входы охраняются террористами с тяжёлым вооружением. Что мне делать?
Антон собирался встать, когда увидел в углу экрана, за спиной Рыкова чьи-то ноги, растянувшиеся на полу.
– А кто это там… – Антон ткнул пальцем в экран.
– Проверяющий.
– Вы… Его…
– Нет. Он от вида крови сознание потерял. Мне вчера сказали, что у него гемофобия, вот я руку и чикнул.
Рыков зыркнул через плечо на тело проверяющего.
– Холера, он уже синеть начинает, наверное, язык горло перекрыл. Давай, беги быстрей, мне его ещё откачать нужно успеть.
Антон ответить не успел. Со стороны Карлито снова донёсся вопль. Голокон ему только что предложил научиться танцевать чечётку, аргументируя тем, что с количеством ног гусеницы это будет оригинально, на что Карлито заорал:
– Сам танцуй чечётку!
Прокофьев похолодел. Он даже не успел придумать, как объяснить этот вопль, когда Рыков заявил:
– Ага. Танцевать чечётку. Ответ принят.
И полковник отключился.
У Антона возникло ощущение, будто он стоит на высокой горе и наблюдает, как стремительно катится вниз по склону его карьера. После того, как Рыков увидит результаты тестирования и вспомнит, кто ему давал такие ответы…
Сержант решил, у него оставалась только одна возможность: решить дело с похищенным телепатом и надеяться, что это хоть как-то зачтётся.
Прокофьев начать осмысливать произошедшее с самого начала. Разговор с полковником подстегнул мысли Антона и заставил их мчаться, как стадо бизонов, сметающее на своём пути все препятствия и сомнения. Итак, он услышал сигнал. В том, что галлюцинаций у него не было, он уже убедился. Что дальше? Антон решил, что похищенный на корабле. Всё ли тут верно? А где ещё ему быть? На станции? А почему бы и нет! До сих пор осмотреть пост целиком ни Прокофьев, ни Семёныч не удосуживались. Да и хватало тут закутков, в которые почти невозможно попасть. Кроме того, существуют расы, которые могут спать веками. Что, если одно из таких существ с давних времён спало на посту? Возможно, даже с момента постройки! Мало ли, какой-то инопланетный рабочий сваривал свою секцию и решил немножко вздремнуть. Совсем, по его меркам, немножко. Лет пятьдесят. Вот вам и первый вариант. Однако что он даёт? В ситуации с пилотом – ничего. Станцию можно проверить и после.
