дворе и в чиновничестве его глубоко чтут. С прогрессом в Европе шпионаж и сыск возводят в науки. Недаром сподвижник Бенкендорфа показался вам похожим на профессора.
Про значение Бенкендорфа говорил Алексею и отец, не только для России, но и для будущего мирового шпионажа, что его со временем оценят.
Геннадий Иванович и Екатерина Ивановна жили не в отчуждении от общества. Но у полного сил адмирала не было впечатляющей наше чиновничье общество государственной должности. Знакомства у Невельских обширны, имя его знают и в Петербурге, и в Штатах, и в Европе. Статьи его печатаются. Много радости доставил ему Казакевич по возвращении из Штатов. Бывают у него друзья: Римский-Корсаков, Чихачев, морские сослуживцы, бывшие участники его экспедиции, несмотря на молодость, сами с его руки ставшие знаменитостями. Он близок с братьями Бутаковыми, особенно с Григорием и Алексеем. Но для многих петербургских ученых — адмирал без должности не имеет интереса, будь он даже семи пядей во лбу.
Приглашение в министерство иностранных дел. Прошел по длинному сводчатому коридору — галерее в решетчатой лепке, образующей ромбические четырехугольники. Лепка такая именуется у японцев «трепанг». Не совсем такая, но похожа, ее накладывают на стены богатых домов.
Человек в ливрее открыл дверь в приемную. С дивана поднялся суховатый, коренастый чиновник. С рыжеватыми усиками, осанистый, в мундирном фраке. Фертом щелкнул в каблучки, почтительно поклонился.
— Здравствуйте, ваше высокоблагородие, многоуважаемый господин капитан-лейтенант Сибирцев!
— Не узнаю.
— Честь имею. Прежде был нижний чин переводчик Прибылов.
— Очень рад вас видеть, дорогой Точибан-сан! Я не узнал вас, быть богатым! Домо арпагато годзиамас![13]
— Очень благодарю вас, Алексей Николаевич! Честь имею представиться: коллежский асессор министерства иностранных дел Российской империи Владимир Иосифович Яматов. Крещен в церкви Богоматери на Васильевском острове. Приемный отец благодетель Осип Aнтонович Гошкевич. Приемная мать — ее превосходительство графиня Мятлева… Вы переходите в наше министерство?
— Я приглашен к князю по делу, суть которого мне неведома.
Также я занимаюсь в Петербурге ученой деятельностью. Преподаю японский язык в Санкт-Петербургском университете. На днях еду в Индию с делегата и Российской империи, как дипломат.
— Вот где друзья встречаются! — послышался татой знакомый голос, и перед Алексеем появился высокий, затянутый и стройный Посьет. Ушел ранней весной в плавание на «Оливуце», успел обойти вокруг света, побывал в Японии, в Симоде, передал шхуну «Хэда» в подарок императору. Был в Гонконге, Макао, перешел на пароходе, на английском пакетботе за две недели в Египет и через Суэцкий перешеек, оттуда в Петербург доставил ратифицированный японцами договор.
Константин Николаевич не сменил своего мундира капитана 1-го ранга, не расстался с флотом, несмотря на дипломатические успехи.
— Я был, мой дорогой, там! Да! Узнавал о вашей японской жене.
Точибан отошел заранее, как исчез. Словно предвидел, о чем пойдет речь.
— У вас сын. Англичанка из Гонконга приезжала узнавать о его судьбе. Видел и познакомился с Энн Боуринг. Мой дорогой! Вы преуспели! Прекрасная молодость! Со мной в Хэду ездил американский консул из Гекусенди. Он занял храм под консульство и на крыше нашей бывшей обители — огромное звездное полотнище. В Хэда я подарил ему корову. Мне надо было задобрить его, а ему получить шанс, чтобы прославиться в будущем. Он прохвост и объявит себя благодетелем японцев, научившим их пить молоко. Мне пришлось пойти на эту сделку, хотя я знал, чем это пахнет! Но, конечно, мы друзья с мистером Харрисом и пили довольно много. В Гонконге все были рады узнать о вашем выздоровлении. Ужасные слухи о вашей судьбе пугали всех, и они рассеялись. Ваша sweetheart[14]жива и здорова. Я сказал ей, что знаю, зачем она на военном корабле была у японцев. Спросил, пишете ли вы ей. Она «показала холодные плечи».
— Разве она не получила моего письма из Лондона? — вскричал Алексей.
— Дорогой мой! В таких делах не признаются и не откровенничают. Я хотел привезти вам приятные известия. Я совершил оплошность и обмолвился, но вам это кстати… Сайлеса я успел повидать. Он был у моего друга Армстронга, узнав о моем приезде. Просил передать вам горячий привет. Восклицал: «Мы друзья в одной беде!» Вас, Алеша, все ваши друзья приглашают приезжать в Гонконг на новом положении. Но теперь, мой дорогой, у вас есть чин и есть слава, и вам туда нельзя являться без дела и без денег! Александр Александрыч Колокольцев на переходе «Оливуца», будет там еще нескоро. Мы хлопочем орден Сайлесу, но государь сказал, что для этого надо знать человека. А наш любезнейший Точибан Коосай крестился и хочет жениться. Так? — сказав это, он оглянулся по сторонам.
— Так точно! — стоя с ним рядом, поклонившись, подтвердил Яматов.
— На хорошем счету в Азиатском Департаменте у Ковалевского. Запои Точибана оплачивает министерство. Также долги квартирохозяйкам. Так?
— Да. Благодарю вас! — любезно и почтительно ответил Владимир Иосифович.
— В трезвом виде в министерстве нет лучшего чиновника!
— О-о! Спасибо, спасибо! — сдержанно поклонился Яматов.
— Александр Александрович Колокольцов передал мне письмо вашей японской жены, — конфиденциально сказал Посьет, слегка беря Сибирцева под руку. — Теперь она знатная дама!
Открылись большие тяжелые двери в резьбе. Прилашают войти. Вот и сам таинственный и всесильный Горчаков. Государственный ум, талант, друг и товарищ Пушкина по лицею… Очень сух и некрасив. Лицо в жестких морщинах, их такое множество, что этот нервный, энергичный дипломат на первый взгляд кажется дряхлым стариком. Его лицо напоминает его почерк, кривые полукружья строк его письма. Строки как частоколы: масса черточек, означающих буквы, они походят на древние карты русских деревянных крепостей. Алексей, служа у Путятина в посольстве, читал и переписывал директивы и письма Горчакова для Евфимия Васильевича. У Горчакова как бы дар шифровальщика. Человек с почерком сумасшедшего, но с ясным умом. Быстр в движениях, все время нервно сжимает пальцы. С торчащими усиками как у гонконгского Джордина, с коротко остриженной головой, на вид черствый, деловой, колючий.
Лорд Гранвилл, приезжавший на коронацию, говори и, что Горчаков, разговаривая, не может долго останавливаться на одном и том же предмете, мысль его скачет с темы на тему. Он не уравновешен. Гранвилл сказал, что нынешний канцлер России безукоризненно воспитанный и образованный человек, но, по его мнению, окончит жизнь в лечебнице для душевнобольных. По мнению лорда, после освобождения крестьян Россия быстро пойдет к революции.
Посьет представил Сибирцева. Канцлер поблагодарил офицера за службу и крепко пожал руку.
А кабинет Карла Нессельроде — творение России. С тройными рамами окон на Дворцовую площадь и с рельефными вакханками на изразцовых печах. Врангель выжил Меншикова. А Горчаков выжил
