Меня пронзает страх того, что Риэлм вовсе не ждет в лесу. Что, может быть, его нашел Роджер, что-то с ним сделал. Мне так плохо. Я так подавлена, что не думаю, что смогу выбраться.
Двое обработчиков садятся на передние сиденья. Водитель докладывает, где мы находимся, и оператор спрашивает, мертв ли Роджер.
— Не знаю, — отвечает обработчик, — скорая уже едет.
— Если Роджер выживет, — говорю я хрипло, и все мое тело дрожит, — я закончу работу. Я убью вас всех.
Обработчик оборачивается ко мне, раскрыв карие глаза. А другой глядит в зеркало заднего вида. У них хватает наглости притворяться, что они беспокоятся. Я откидываю голову назад и, покачиваясь на ухабах, думаю, что со мной все кончено. Надежды больше нет.
Я возвращаюсь в Программу.
Часть 3
НИКАКИХ ИЗВИНЕНИЙ
ПОДРОСТКИ ВЗЯТЫ ПОД СТРАЖУ
Представители Программы сообщают , что они поймали группу подростков , которые скрывались неподалеку от озера Тахо , в штате Невада . На данный момент их имена скрывают , однако , есть предположения , что среди подозреваемых находятся Слоан Барслоу и Джеймс Мерфи .
Двое подростков , об исчезновении которых мы узнали в прошлом месяце , заставили власти начать облаву , охватившую несколько штатов . Причины , по которым Барслоу и Мерфи оказались в бегах , так и не были раскрыты общественности , однако эффективность Программы была поставлена под сомнение .
В самый разгар споров из Программы вышел Артур Притчард , ее создатель . На этой неделе его адвокат сделает официальное заявление . Пока что с ним нельзя связаться , чтобы получить комментарий .
Репортер Келлан Томас
Глава 1
Я слышу голоса, но слова разобрать не могу. Сначала не могу. Пытаюсь открыть глаза — веки налились тяжестью — моргаю, прищурившись от света. Рядом со мной эхом отдается голос.
— Есть здесь кто-нибудь? — женщина спрашивает более четко.
Я медленно поворачиваю голову, чувствую, как онемели губы. Как пульсирует в голове боль, там, где я ударилась об асфальт. «Помогите», — шепчу я медсестре, которая ждет ответа. Пытаюсь протянуть к ней руку, но руки у меня привязаны к кровати. Со всех сторон — ярко-белые стены, в воздухе — резкий запах хлорки. Медсестра наклоняется ко мне, и я вспоминаю, что видела ее в первый раз, когда лежала в больнице. Сестра Келл кладет руку мне на плечо.
— Мы поможем тебе, — говорит она, искренне улыбаясь тонкими губами, — но сначала нужно избавиться от инфекции.
Из кармана пушистого голубого свитера она достает шприц и снимает колпачок.
— А теперь не шевелись, милая, — говорит она, закатывая мне рукав, — или будет и правда больно.
Ахнув от страха, я закашливаюсь, жалобно говорю:
— Пожалуйста, Келл. Я не больна. Правда же.
— Все так говорят.
Ведет она себя доброжелательно, но твердо. А когда я чувствую укол иглы и жжение лекарства, не скрываю рыдания.
Входит обработчик. Он высокий и, по сравнению с другими, немного неопрятный. Это — тот самый, который положил Касу руку на плечо тогда, на парковке. Я падаю духом и трясу головой, пытаюсь избавиться о воспоминания о Касе. Пытаюсь притвориться, что последних нескольких недель, что я знала его, не было. В моей голове просто не умещается, что именно тот парень, который заботился о нас, нас и сдал.
Обработчик подходит к нам, и они с Келл о чем-то тихо говорят. Когда заканчивают, отстегивают мне руки и сажают на кресло-каталку, привязав к подлокотникам. В месте укола уже не жжет, только щиплет, а потом появляется такое чувство, будто я в теплой ванне. Меня охватывает покой, даже хотя умом я и понимаю, что нет причин успокаиваться. Лекарство заглушает панику, но не может замаскировать все. Я не позволю. Отталкиваюсь ногами, пытаюсь вытолкнуть себя из кресла, но я такая вялая. Стараюсь я зря, как рыба, которую бросили на землю, тяжело дышу, а когда мы выезжаем в коридор, я настолько устала, что не могу драться. Я откидываюсь в кресло, чувствуя, как по щекам стекают слезинки.
— Куда мы идем? — я едва слышно бормочу, а сестра Келл торопливо идет рядом со мной, засунув руки в карманы свитера.
— На прием к доктору, Слоан. Им нужно решить, подходишь ли ты для того, чтобы продолжать лечение.
Сердце у меня пропускает удар.
— А если нет? — спрашиваю я. Сестра Келл не отвечает мне, только улыбается, как будто это глупый вопрос. В коридоре мы проезжаем мимо пациентов — ярко-желтый цвет их одежды режет мне глаза. Но перед тем, как каталку заводят за двойные двери, я вижу лицо — и лиишаюсь всякой надежды.
Сидя на стуле рядом с окном, широко раскрытыми, наивным глазами на меня смотрит Лейси Кламат. Ее светлые волосы подстрижены короткой стрижкой пикси, а на безмятежном лице — ни единого признака, что она меня узнала, ни единой эмоции. Я едва не окликаю ее, но молчу, когда вижу, как к ней подходит медсестра и кладет в руку маленький бумажный стаканчик. Послушно, не сопротивляясь, Лейси проглатывает то, что лежит внутри и снова смотрит прямо перед собой.
Когда обработчик толкает мое кресло в дверь с табличкой ОТДЕЛ ТЕРАПИИ, я оборачиваюсь и снова смотрю на нее. Это же она — Лейси. Но, хоть я и рада видеть, что с ней все в порядке, очевидно, что она… изменилась. Не знаю, что они с ней сделали, но мне нужно перестать об этом думать. Я вернусь за ней. Так же, как и Джеймс за мной, о чем я молюсь.
Когда меня завозят в кабинет врача, руки мне не освобождают. Я сижу не с той стороны огромного дубового стола, заваленного бумагами. Это не то учреждение, в котором я была раньше, даже хотя сестра Келл и выступает в роли сестры Рэтчед (антигерой романа «Пролетая над гнездом кукушки — прим. перев.). С тех пор, как я уехала из Орегона, по всей стране открылись новые учреждения. Я даже не могу сказать, в каком я штате.
В отличие от коридора, где сразу понимаешь, что ты в больнице, здесь такое ощущение, что ты дома, хотя и дома у мужчины. Вдоль стен темно-зеленого цвета, напоминающих об охоте, выстроились ряды книжных полок, а стул с витиеватым узором, к которому меня привязали, стоит на ворсистом бордовом ковре. Картину довершает бар в виде глобуса, заполненный бутылками, и вся обстановка напоминает мне чью-то элитную пещеру.
Они что, пытаются создать ощущение комфорта? Того, что все в порядке? Наверное, это не важно. Мне нужно найти Даллас и убедиться, что с ней все хорошо. Имеенно она всегда добывала для нас информацию, но сейчас — моя очередь.
Позади открывается дверь, и я вся напрягаюсь. Я почти жду, что ко мне подойдет доктор Уоррен, с ее русыми волосами, забранными в хвостик — таким безобидным и внушающим доверие. Но человек, который обходит мое кресло — не доктор Уоррен. Я смотрю на мужчину, который садится в кожаное кресло по другую сторону стола.
Открыв мое дело, он смотрит на меня и тепло улыбается.
— Привет, Слоан, — говорит он, но как-то странно, как будто провел годы, избавляясь от акцента. Его тщательно подстриженная борода цвета перец с солью растет на лице, которое могло бы быть красивым, если бы не шрам, который рассекает верхнюю губу. Но даже шрам не делает его непривлекательным — просто чуть более жестким, чем большинство бесцветных докторов, к которым я привыкла.
— Меня зовут доктор Беккетт, — говорит он и достает из кармана пиджака очки в тонкой оправе. Надев их, внимательно смотрит на меня.
— Вижу, тебе уже дали лекарство, — он что-то записывает на листе в моем деле, — это необычно.
— Я бы сказала, что почти все, что происходит — необычно.
Голос у меня хрипит, и доктор Беккетт, положив локти на стол, наклоняется ко мне.
— Думаю, я с тобой соглашусь, Слоан. Ты уже прошла через Программу. Что такого случилось, что ты оказалась здесь во второй раз? Депрессия снова овладела тобой?
— Вы шутите? — спрашиваю я. — Я здесь, потому что я хотела сбежать. Потому что вы все — просто сборище психопатов!
Мою вспышку эмоций сразу же заглушает еще одна теплая волна, и я, выругавшись, опускаю голову набок. Я не хочу расслабляься. Я хочу тут все расколошматить.
Доктор печально качает головой.
— Похоже, ты страдаешь заблуждениями. Не так уж необычно.
Он что-то записывает в моем деле.
— Пациенты-суицидники часто неправильно интерпретируют то, что происходит. У них развивается паранойя. Они думают, что все хотят причинить им вред. Жаль, что ты чувствуешь себя такой одинокой. Мы все так за тебя переживали.
— Да уж, конечно.
— Ну же, подумай, — говорит он, взмахнув рукой, — посторайся мыслить здраво, Слоан. Ты же не можешь верить в то, что мы все желали тебе несчастья. Сестра Келл даже сама попросила, чтобы ее назначили к тебе. Мы хотим, чтобы у тебя все получилось. Подумай о своем потенциале. Ты могла бы принести такую пользу обществу — как подросток на плакате. Красивая, умная, по-человечески несовершенная. Публика бы с радостью восприняла тебя как мотивационного оратора. Ты бы могла убедить детей принимать участие в Программе, чтобы нам не пришлось выискивать их. Но ты не следовала рекомендациям твоего врача. Или обработчика.
