а также скотом. Вокруг оказалось столько диковин, что я хотела остановиться и осмотреться, но получила сильный пинок чуть ниже спины и чуть не упала.
Еле переставляя натёртые ноги, я брела вдоль вереницы белоснежных домов, украшенных разноцветными флажками, росписью и барельефами с невероятными животными. На стенах, ярко раскрашенных кистями неведомых художников, я видела очертания крылатых лошадей и демонов, похожих на ангелов существ, русалок, птиц, деревьев и сцены битвы между народами песка и воды, а также бесконечные сцены повержения драконов. Чем им так драконы-то не угодили? Дело Георгия Победоносца цветет и пахнет.
— Чего уставилась? — рявкнула на меня из окна непомерно толстая женщина в жёлтой чадре и тоге того же цвета.
Я лишь покачала головой и отвела взгляд. Женщина злобно заворчала и плюнула мне вслед. Потрясающе. Именно так и должны встречать единственную спасительницу мира аннэа. Великолепное гостеприимство. Всегда бы так.
От мрачных мыслей меня оторвал голос в моей голове:
«На суде говори лишь ложь, отрицай свою причастность к Шакти, скажи, что украла кадди и маску у одного из них, который хотел узнасиловать и убить тебя. Скажи, что видишь этого дракона впервые, и что у вас нет ничего общего. Иначе вам обоим конец. Сделай именно так, иначе погибнете».
Рю сидел тихо и понуро. Но изредка бросал на меня злобные взгляды, в которых тоска мешалась с отчаянием. Он был обижен на меня за то, что я не пришла и не спасла его. Но я правда ничего не слышала. Как будто работала какая-то глушилка.
Улицы, расположенные радиально, сходились в центре. Здесь раскинулась большая площадь перед дворцом, похожая на агору Древней Греции. В центре возвышалась П-образная виселица, рядом весьма оптимистично стоял топор, воткнутый в колоду. На виселице сидел ворон, каркнувший, глядя мне в глаза, и улетевший прочь. Из его клюва вывалился кусок падали.
Чуть дальше стояли импровизированные трибуны, на которых сидели светловолосые мужчины с длинными седыми бородами. Посередине возвышался помост с устрашающего вида мужчиной в белых одеяниях. Я поняла, что меня привели на суд. Невольно и нервно огляделась кругом. Площадь заполнилась народом. В толпе носились шутки и шепотки:
— Привели Шакти на казнь!
— Уж не ведьма ли она?
— Так это из-за неё у меня скисло всё молоко, и начался падёж коров?
— Барни, малыш, смотри, сейчас вон та тётя будет болтаться на верёвке. Это очень интересно!
— Смотрите, смотрите, с ней приспешник! Она точно ведьма!
— Сжечь, сжечь ведьму!
— Чёрный дракон! Сулит несчастье на 33 года! Убить его!
Я смотрела по сторонам в поисках хотя бы одного сочувствующего человека. Но людские взоры, исполненные ненависти, страха и жажды зрелищ, казались мне отвратительными.
Некто бросил в сторону виселицы алую розу. Взметнулись кровавыми брызгами её лепестки, воспарили над местом моей казни, а затем упали к моим ногам, сложившись в фигуру смерти с косой. Я моргнула, и увидела, что ошиблась. Лепестки просто лежали передо мной в случайном порядке. Я уже видела, как их края почернели, подверглись гниению, а затем начали рассыпаться прахом. Роза старела на глазах, как будто время внезапно ускорилось.
И тут я увидела его. Он стоял в толпе, не особо скрываясь, не и не отсвечивая, смотрел на меня двумя чёрными дырами вместо глаз, обещающими вечное забытье. Американская военная форма. Карабин за плечами. В руках — меч, чья тень, падающая на песок, исказилась, образовала всю ту же косу смерти. Охотник безмолвно смотрел мне в душу. Его лицо ещё больше осунулось, побледнело до цвета кости, выдающиеся вперёд чёрные жвала клацали друг о друга, создавая противный звук, нечто среднее между шорохом осыпающихся в песочных часах частиц, и безнадёжным стуком в запертую дверь того, кого преследовали во тьме скрытые там чудовища. Я поняла, что это он бросил розу. В голове играл похоронный марш, во рту появился привкус гнилых ягод.
«Пепел к пеплу, прах к праху», — пела перекладина виселицы.
«Умри, умри, умри», — качалась на ветру восьмишлаговая удавка.
Толстый мускулистый палач, обнажённый по пояс, чьё лицо прикрывала белая ткань с прорезями для глаз, ниспадающая до середины груди, неторопливо перекидывал из ладони в ладонь вынутый из колоды топор. В его безжизненных глазах зияла пустота. Я подумала, что так мог бы смотреть голем.
Судья начал зачитывать приговор:
— За вторжение в город Монфокон, за преступление колдовством, за ношение одеяний враждебной касты…
Мои мысли стали рассеянными. Я никак не могла осознать то, что он говорил. Я смотрела на палача, на блестящий на солнце топор, отражающий багровые блики мне в зрачки. Смотрела на качающуюся от ветра висельную петлю. В её тени мне чудились корчащиеся фигурки висельников. Они разевали рты в немом крике, просили пощады, дёргались и извивались в своём смертельном падении. Я воочию слышала хруст их позвонков. И жалела о том, что у меня больное воображение.
Мои руки стали холодными, кончики пальцев отнялись, тело сотрясала крупная дрожь, начинавшаяся в середине груди и доходившая до пят. Сердце то замирало, то начинало бешено биться. В желудке сжался тугой клубок змей, шипящих и пытающихся распутаться. Но тщетно. Меня затошнило.
— Приговаривается к сме…
— Постойте! — раздался чей-то голос.
И тут я осознала, что это мой собственный голос. Он дрожал так сильно, вдобавок во рту пересохло, поэтому этот хриплый крик, напоминающий карканье, стал полной неожиданностью для меня самой.
— Я невиновна! Я всего лишь маркитантка разбойников! И я сбежала от их жестокого обращения! Не знаю, почему вы считаете меня ведьмой, я не умею колдовать, поверьте мне!
— А этот чёрный дракон, он разве не твой фамильяр? — рявкнул страж из темницы. Его лоснящееся жиром лицо в каплях пота, с разинутым ртом, полным гнилых зубов, напомнило мне гротескную маску театра Кабуки. — Я слышал, как вы разговаривали с ним.
Рю отчаянно посмотрел на меня. Мне казалось, что он умоляет меня не говорить того, что я собиралась сказать. Но я уже не могла сдержать то, что сорвалось с кончика моего языка:
— Я не знаю это существо! Отпустите меня, пожалуйста! Я просто рабыня, которая сбежала от своих господ! Прошу вас!
И тогда я разрыдалась от отчаяния, боли и стыда. Где мои тридцать сребреников? Упала на колени, уперевшись головой в песок, распростёрлась перед своими мучителями:
— Прошу вас!!!
Взгляд дракона в этот момент невозможно было передать. Тоска, отчаяние, недоверие отражались на его морде. Я отвела взор, только чтобы не видеть его мучения. Я покупаю себе жизнь ценой его свободы.
Судья задумался. Надо же, мне удалось заставить сомневаться любителя линчевания.
