Ачивмент анлокд, как говорится.
— Хорошо. Мы оставим тебе жизнь, однако продадим в рабство. Сегодня состоится аукцион. Ты будешь лотом для боко. Не завидую тебе. Остатки твоей никчёмной жизни пройдут в боли и агонии. Взять её.
Стражи подхватили меня под руки. Толпа заволновалась.
— А что же казнь?
— Вы обещали нам, что повесите ведьму!
— Казнь! Казнь! Казнь! — орала толпа.
Мои тюремщики переглянулись и потащили меня сквозь ревущие ряды людей. И каждый считал своим долгом плюнуть в меня, либо бросить камень. Я сжалась в комок, как могла, крепко зажмурила глаза, пытаясь представить, что всё это происходит не со мной.
В это время судья огласил новый приговор:
— Отродье шайтана будет казнено здесь и сейчас!
Отродье шайтана? О ком это он?
И тут я поняла.
— Нет!! — но поздно. Меня утащили прочь, заткнув кляпом рот. И я не видела того непоправимго, что произошло по моей вине, пока толпа не взорвалась криками и воплями торжества. Стражи просто оттащили меня в сторону. Они практически несли меня на руках, направляясь вглубь самых нищих и отвратительных кварталов. Вдобавок ко всему, мне на голову чуть не пролились помои.
«Всё кончено, — думала я, — с моим маленьким Рю всё кончено».
* * *
Не сдерживая рыдания, я стояла, полностью обнаженная, среди других несчастных рабов. Наши шеи сковали особыми ошейниками. Стоило кому-то из нас пошевелиться, как шеи сдавливало, иди ударяло молниями. Поэтому все мы стояли по стойке смирно и лишь дрожали от страха, и потели от невыносимой жары.
Аукцион начинался ровно в полдень, и распорядители и их служки бегали и суетились. Нас намазали растительным маслом, благовониями, а тех, у кого были шрамы, синяки, порезы и гниющие раны, особым образом «загрунтовали» и загримировали. Мне тоже нанесли ритуальный макияж, предварительно проверив между ног. Намазали соски блестящим составом, обрисовали высокую грудь серебристой краской, подчёркивая её.
Я случайно услышала, как один из распорядителей шепнул другому:
«Девку приказали продать боко, но мы сорвём больший куш, если отдадим её эзру. Она ещё невинная».
Я увидела, как один из служек убежал прочь по узкой улочке.
В это время начали подтягиваться покупатели. Облачённые в зелёные, оранжевые, синие и красные тоги, они неспешно прогуливались вдоль выставленных на продажу рабов. Иногда кто-нибудь из наших будущих господ осматривал зубы тому или иному неудачнику. Эти люди могли спокойно заглянуть рабыням между ног, или проверить задницы рабов-мужчин на наличие узлов, растяжек и прочего подобного. Подходили и щупали мускулы. Хлопали женщин по заднице и животу. Одну из беременных рабынь, которая вовремя не дала ему дорогу, пнул в живот свободный в красной тоге, и никто не посмел сделать ему замечание. Рабыня схватилась за свой живот. Внизу расплывалось кровавое пятно. Наконец, она застонала от боли и страха за своё дитя, упала на колени. Из её чрева ручьями хлестала кровь. В тот момент, когда рабыня потеряла сознание, начались роды. Я отвернулась, не в силах смотреть на то, как появляется на свет изуродованное, недоношенное дитя. Мне было очень страшно.
И в этот момент появился он. Он сразу приковал к себе мой взор. Мужчина в чёрной тоге с непокрытой головой и светлыми короткими волосами, остриженными по-армейски, подошёл к тому, что обидел беременную, и стукнул его по шее ребром ладони. Я с изумлением увидела, как этот мужчина поперхнулся собственной кровью. Потом он рухнул на песок и больше не шевелился. Мужчина в чёрной тоге коротко кивнул другим людям в красных тогах, и те унесли труп своего сородича прочь.
Один из купцов пробормотал:
— Чёртов эзру, пожалел нагулянного ублюдка какой-то там рабыни…
Мужчина в чёрном спокойно взглянул на говорящего, и тот затрясся. Его глаза закатились, обнажив белки, да так и остались белыми. Он ослеп.
Остальные рабовладельцы непроизвольно отодвинулись от мужчины в чёрной тоге, которого назвали эзру. Я слышала это слово второй раз, но не могла понять, что оно означает.
— Тот, кто не может с почтением относиться к чужой жизни, становится недостоин лёгкой смерти. Ардун ждёт его, — невероятно низким, замогильным голосом произнёс эзру. Меня аж затрясло от ужаса, когда я услышала, как он говорит.
Один из рабов ударил в гонг, и мы поспешно взошли на деревянный помост. Одновременно, как нас выдрессировали, повернулись вправо, затем сделали ещё один поворот, и ещё два, чтобы участники аукциона могли оценить нас со всех сторон. Скот он и есть скот, пускай даже человеческий.
Я до сих пор горевала о смерти Рю. И теперь ощущала такие угрызения совести и сожаление о содеянном, что готова была на всё, что угодно, чтобы изменить своё решение и вернуться обратно на площадь, чтобы сказать:
«Не трогайте дракона. Он — всего лишь бессловесная скотина. Я — ведьма, и та, кого вы так ненавидите. Вы хотели казнить меня. Сделайте это. Но у меня есть последнее желание: я хочу, чтобы вы отпустили дракона».
Эзру пристально смотрел на меня темными глазами без блеска.
— …чу, чтобы вы отпустили дракона.
Я обнаружила, что вновь стою на площади, а толпа скандирует: «Убить ведьму! Убить исчадие Ардун!».
Судья кивнул головой, и стражи потащили меня к колоде. Бросили на колени, сильно надавили на затылок, заставив положить голову на плаху. Я вновь увидела Охотника, неподвижной тенью застывшего в толпе. Неторопливо подошёл палач. Он размял плечи, затем замахнулся топором. Солнечные блики, отраженные сверкающим лезвием на песок, были так прекрасны…
Глава 17. Встреча с эзру
Время застыло, и теперь тянулось, как резина. Я повернула голову, и как в замедленной съемке смотрела, как палач по миллиметру опускает топор на мою шею. Что же мешает мне просто встать и отойти в сторону? Я встала с колен, уклонившись от топора, поднялась на ноги и побежала прочь от площади. В этот момент время опять ускорилось.
Послышался чавкающий звук, с которым топор вошел в колоду на месте моей шеи. Палач удивленно смотрел мне вслед.
В этот момент произошло сразу два события.
— Ведьма! — заорала толпа.
А Рьюга рванулся и порвал цепочку. Затем начал увеличиваться в размерах, стал, наверное, раза в три больше. Размером побольше, чем песчаные грифоны. Теперь надо мной вздымался полноценный дракон. Стражи, по команде старейшин, начали стрелять в меня из арбалетов. Рю прикрыл меня своим бронированным крылом, и болты застучали, как град, падая наземь. Голос Рю рокотал, отражаясь от стен зданий, окружающих площадь.
— Видишь, у меня все под контролем. А теперь нам пора уходить. Забирайся на спину. Обычно
