Я могла сказать это с полной уверенностью. Потому что из головы никак не хотел уходить Виль. Виль, который нахмурившись, ругал меня, что я не дала себя проводить. Виль, который брезгливо морщился, услышав мое имя из уст барона Шурейджа. Виль, который смеялся над теми, кто считал меня робкой и безобидной. И почему-то видел во мне, своей расчетливой и честолюбивой любовнице, что-то трогательное.
Чтоб тебя черти в преисподней драли, рыжий засранец. Кажется, я влюбилась.
Вот только от меня он хотел только приятно проведенного времени вместе. Он ясно дал это понять с самого начала. А я… я не знала, чего я от него хотела.
— У тебя какие-то проблемы с этими нарциссами? — уточнила княжна.
— Что? — я вскинула на нее взгляд.
Боги, я о ней и забыть успела…
— Ну, ты на них так смотришь, будто взглядом испепелить хочешь, — усмехнулась девушка.
— Прошу прощения, я задумалась, Ваше Вы…
— Ярилая! — напомнила княжна, нахмурившись, — Я же просила — наедине по имени! У меня уже уши болят от этих длинных обращений. И как вы тут живете так — слов не бережете. Все лишь бы подлиннее, а толку… — она махнула рукой, — Так что у тебя случилось? О чем задумалась так, что чуть блюдце мне не раскрошила.
Я вскинула брови. Поставила блюдце с чашкой обратно на столик. Последнее время княжна все быстрее и быстрее сокращала между нами дистанцию. Это было замечательно, вообще-то, ведь именно этого я и добивалась, но… что-то я, кажется, отвыкла, что все подряд интересуются моими делами, моим благополучием и вообще — моей жизнью. И спрашивают в расчете на честный ответ. А отвечать честно не было никакого желания.
— Думаю о судьбах страны, — с придыханием поделилась я.
— Ну не хочешь, не говори! — она тряхнула темной гривой и обижено прищурила глаза.
— Дурацкие проблемы личного характера, — признание вылетело так быстро, что я и сама не успела понять, зачем это сказала.
Вот именно поэтому жизнь и идет под откос! Никакой концентрации с этим дурацким Вилем.
Княжна радостно блеснула темными глазами и паскудно улыбнулась любопытной девичьей улыбкой.Конечно же она не могла не знать того, о чем болтал весь двор.
— А я слышала, у графа Виля уже в пятнадцать лет был целый гарем из любовников и любовниц! Семь штук на каждый день недели и каждый месяц эти семь штук менялись! — у девчонки глаза загорелись, и она вперила их в меня, срочно требуя подтвердить эту нелепицу.
— Очень, кхм… — я прочистила горло, — Очень сомневаюсь, что это правда. Скорее всего, он же сам это и придумал, — предположила я, — Уж больно нелепо звучит…
Княжна тут же поскучнела.
— То есть, история про то, что в детстве Его Занудное Высочество перепутал графа Фламмена с девушкой и при всем дворе сделал ему предложение руки и сердца — тоже выдумка?
Я покачала головой. Эта история была правдой. И насколько я знала, его подвиг потом чуть не повторил герцог Сильбербоа и, пожалуй, именно в такие моменты понимаешь, что они и правда родня!
— Ну хорошо! — оскалилась княжна, — Значит в нем есть хоть что-то забавное. Я слышала, что граф Фламмен тогда так обиделся, что даже заплакал, — я удивленно вскинула брови, пытаясь представить себе Виля плачущим; картинка получилась отчего-то заманчивой, — И сжег любимую оранжерею принца дотла!
А вот это уже больше было похоже на правду!
— Полагаю, вы уже выписали себе список шуток на эту тему для дражайшего супруга? — я улыбнулась.
Все-таки, пожалуй, откровенничать с княжной у меня не было никакого желание, хотя интуиция говорила, что ей, в целом, можно доверять. Слишком прямодушная и гордая, чтобы предавать чужое доверие без серьезной причины. Но говорить с ней о личном я все-таки не была готова. Так что осторожно перевела разговор на ее отношения с Его Высочеством. А тут ей было что сказать!
Минут пятнадцать она рассказывала мне, что принц ни разу не душка, а значит должен страдать, но никакой серьезности в ее голосе не звучало, так что я особо не переживала из-за таких разговоров. Наоборот, было похоже, что она очень хочет привлечь его внимание, но сама это не осознает.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Кстати! — вдруг всполошилась она, — Хотела у тебя спросить. О судьбах страны. Я не уверена, так как недавно здесь живу… И вообще, газетчики в королевстве, конечно, по жизни избалованные, — она чуть скривилась, выломив бровь, — У нас бы таких наглецов никто терпеть не стал! Но я не о том. В общем, мне показалось, что последнее время… Они будто совсем разошлись. Но я не уверена, поэтому хотела спросить у тебя. Будто резче стали, понимаешь? Будто специально нарываются.
Она смотрела на меня с искренним любопытством. И легким сомнением. Кажется, ей было слегка неловко, что я могу посмеяться над ее наблюдениями, но вообще-то…
— Пожалуй, да.
Ярилая улыбнулась. Я почувствовала что-то вроде прилива гордости за то, что она обращает внимание на такие вещи, хотя и собирает вырезки, в общем-то, забавы ради.
«— Приходи почаще.»
Голос княжны все звучал в голове. По моим сведениям она так ни с кем и не сблизилась.
Кроме меня.
Большинство местных дам она уже успела отвадить от себя дурным поведением, а те, кто вели себя излишне подобострастно и навязчиво хотели с ней подружиться, скорее вызывали в девочке раздражение. С мужем она пока так и не наладила хоть сколько-нибудь теплое общение.
То есть, на данный момент, я единственная, кто вызывает у нее симпатию.
Результат теперь нужно закрепить, пока остальные не опомнились, но вот пользу я из этого извлечь смогу еще черти знает когда! На данный момент княжна все же была скорее формально важной фигурой, чем фактически. И тут главное не забывать периодически сливать тем, у кого в руках и правда есть власть, информацию о княжне так, чтобы пока она не обретет хоть какое-то положение в нашем обществе, его не потеряла я, поставив не на того.
Стоило об этом подумать, мне навстречу выплыла королева в окружении фрейлин. Вообще, выплыла — не подходящее слово. Ее Величество двигалась резко и быстро, как не пристало женщинам ее положения. Порой даже едва не бежала и плевала на впечатление, которое производит своим мощным, сшибающим все на своем пути, ходом.
Но таким, как она, это позволена. И не потому, что она королева. В конце концов, на законодательном уровне они в нашей стране обладали не такой уж большой властью, и отношение во многом зависело от того, насколько их любили и уважали мужья и сыновья. Просто есть личности, которые не подстраиваются под окружающие их законы, а подстраивают их под себя.
Не смотря на то, что Ее Величество я порой недолюбливала, а порой и люто ненавидела; и хотя очень хотела завоевать ее расположение, лишний раз я с ней предпочла бы не сталкиваться…
Не смотря на все это, я бы хотела когда-нибудь стать похожей на нее.
Сшибать все на своем пути, и плевать с высокой колокольни кто и что об этом подумает. Наверное, именно это в ней так раздражало окружающих. Но ни у кого не хватало масштаба ее задавить, хоть и пытались многие, начиная с ее собственного мужа.
Интересно, а такими все-таки рождаются или становятся? Потому что если рождаются, у меня нет ни шанса.
Хотела бы я хотя бы оказаться в числе ее фавориток! Я усмехнулась.
Нет, тут мне ловить совершенно нечего. У Ее Величества уже давно свой сложившийся выводок змей, в который маленькому ужонку, вроде меня, лучше даже не соваться — мне там откусят голову в первые же пять минут!
Я смотрела на нее и все четче осознавала, как же жалко смотрятся мои попытки сблизиться к княжной. С такой свекровью княжна еще долго не сможет играть в свои игры, да и не умеет пока, по-хорошему. Что мне может дать дружба с ней?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Чем дольше, тем больше я понимала, что совершенно ничего. Меня ослепил ее титул, но за ним на данный момент абсолютно ничего не стоит.
— Мисс Ламбри, — позвала Ее Величество.
Я глубоко поклонилась, прощебетала приличествующее приветствие и начала судорожно перебирать в голове, что мне рассказать ей про княжну, чтобы и лишнего не ляпнуть, и без новостей не оставить. Ее Величество едва заметно мотнула головой, и мы моментально остались наедине. Вперила в меня взгляд. Не злой, не агрессивный, просто заинтересованный, он все же был настолько тяжелым, что захотелось упасть на колени и покаяться во всех грехах.