Некоторые из этих образов могли быть заимствованы Высоцким из гимна «Интернационал»: «Напившись крови до отвала, / Стервятник пьян, и ворон сыт. / Добьемся, чтобы их не стало, / И вновь мир солнце озарит!». Впервые же вороны появились в его песнях «.Дайте собакам мяса…» (1965) и «Аисты» (1967): «Чтоб не жиреть воронам, / Ставьте побольше пугал», «Певчих птиц больше нет — / Вороны!». А позднее — также в переносном значении (как олицетворение власти) — этот образ встретится в «Белом безмолвии» (1972) и в «Балладе о борьбе» (1975): «Воронье нам не выклюет глаз из глазниц, / Потому что не водится здесь воронья», «Ложь и Зло — погляди, как их лица грубы, / И всегда позади — воронье и гробы». Да и в песне «Ошибка вышла» (1976) ворон окажется спутником главврача, подвергающего пыткам лирического героя: «Шабаш калился и лысел, / Пот лился горячо, — / Раздался звон, и ворон сел / На белое плечо. / И ворон крикнул: “Nevermore!” — / Проворен он и прыток, — / Напоминает: прямо в морг / Выходит зал для пыток».
Интересно, что глагол «навести» в «Балладе о ненависти» используется в двух значениях: 1) «Зло решило порядок в стране навести» (инфинитив — «наводить»); 2) «Лес, обитель твою, по весне навести!» (инфинитив — «навестить» или «навещать»; процитируем черновой вариант: «Лес — твой дом, и надежней домов не бывает. / Ты однажды свой дом по весне навести»; АР-2-202).
Поля ее просторные Не смеет враг топтать!
Эти же «поля» упоминаются в «Балладе о ненависти»: «Видишь — плотный туман над полями лежит? / Это росы вскипают от ненависти». А в стихотворении «Набат» (1972) упоминается враг, который их топчет: «Нет, звонарь не болен! — / Видно с колоколен, / Как печатает шаги / Судьба, / И чернеют угли / Там, где были джунгли, / Тупо топчут сапоги / Хлеба», — что восходит к «Солдатам группы “Центр”» (1965): «…Сияют наши лица, сверкают сапоги! По выжженной равнине / За метром метр / Идут по Украине / Солдаты группы “Центр”». Как видим, сапоги — это атрибут любого тоталитарного режима: «Не один так другой упадет <…> И затопчут его сапогами» («Гололед», 1966), «Взвод вспотел раза три, / Пока я куковал. / Он на мне до зари / Сапогами ковал» («Побег на рывок», 1977; АР-4-10).
С «Балладой о ненависти» перекликается также рефрен «Священной войны»: «Пусть ярость благородная / Вскипает, как волна!» ~ «Но благородная ненависть наша / Рядом с любовью живет!». И даже сравнительный оборот «вскипает, как волна» находит аналогию в балладе: «Ненависть в нас затаенно бурлит». Впервые же этот мотив возник в «Интернационале»: «Вставай, проклятьем заклейменный, / Весь мир голодных и рабов! / Кипит наш разум возмущенный /Ив смертный бой вести готов».
Гнилой фашистской нечисти
Загоним пулю в лоб.
Эпитет гнилой и характеристика гниль (гнилье) часто применяются Высоцким либо к властям: «Гнилье / Ваше сердце и предсердие!» («Мистерия хиппи», 1973), «Гниль и болото / Произвели его на свет» («Вооружен и очень опасен», 1976); либо к ситуации в стране в целом: «А урод на уроде / Уродом погоняет. / Лужи высохли вроде, / А гнилью воняет» («Схлынули вешние воды…», 1966), «Но рано нас равнять с болотной слизью — / Мы гнезд себе на гнили не совьем!» («Приговоренные к жизни», 1973), «Шипит и испаряется, чадит гнилая прелость» («Пожары», 1977 /5; 519/), «А мы живем в мертвящей пустоте — / Попробуй надави, так брызнет гноем» (1979).
Разумеется, в такой ситуации всё загнивает: «Под илом сгнили сказочные струги, / И могикан последних замели» («Я не успел», 1973); в том числе и сам поэт: «Задыхаюсь, гнию — так бывает» («Баллада о брошенном корабле», 1970; кстати, сгнившие струги из стихотворения «Я не успел» — это те же самые корабли; а в образе загнивающего корабля автор выведет себя еще раз в первом варианте песни «Жили-были на море…», 1974: «У черного красавца борт подгнил, / Забарахлили мощные машины» /4; 440/, и в основной редакции: «И подтеки синие / Возле ватерлинии, / И когда на смокинге левый борт подгнил»), «Мой лук валяется со сгнившей тетивой, / Все стрелы сломаны — я ими печь топлю» («Песня конченого человека», 1971), «Вот и лежу расхристанный, / Распяленный гнию» («Гербарий», 1976; АР-3-14), «И гноем брызнуло из глаз, / И булькнула трахея» («Ошибка вышла», 1976), «Да, мой мозг прогнил на треть, / Ну а вы здоровы разве?» («Диагноз», 1976), «Улыбаюсь я волчьей ухмылкой врагу, / Обнажаю гнилые осколки» («Конец охоты на волков», 1977 — 1978).
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Известны также воспоминания артиста Таганки Виталия Шаповалова о Высоцком, когда тот «приходил в кабинет [Любимова] и говорил: “Юрий Петрович, мне надо уехать”. Шеф начинал: “А как же театр?”. И однажды Володя ему говорит: “Юрий Петрович, я же весь гнилой. Какой театр?.. Дайте мне посмотреть хоть что-нибудь, увидеть других людей, другие страны — я могу не успеть!»[2203]. Да и советская власть сама всех гноила — в «Песне-сказке про нечисть» Змей-Горыныч угрожает: «Пусть нам лешие попляшут-попоют, / А не то я, матерь вашу, всех сгною'.»[2204] (этот же мотив разрабатывается в песнях Александра Галича «Засыпая и просыпаясь» и «Слава героям»: «Сгнило в вошебойке платье узника», «А маршала сгноили в Соловках»).
Отродью человечества Сколотим крепкий гроб
Такую же уверенность в победе над врагом демонстрировало лирическое мы в «Штрафных батальонах» (1963): «Вы лучше лес рубите на гробы — / В прорыв идут штрафные батальоны!». Причем если здесь враг назван «гадом» («Считает гад — морально мы слабы» /1; 379/), то в «Священной войне» — «отродьем».
В свете сказанного можно сделать вывод, что универсальная образность и набатный дух песни «Священная война» были очень близки Высоцкому.
***
В середине 90-х годов был найден новый фрагмент повести «Дельфины и психи»[2205] [2206] [2207], который был написан, вероятно, как послесловие к ней, но вместе с тем представляет собой квинтэссенцию всей повести. И в этом фрагменте идет постоянное чередование двух образов героя-рассказчика — здорового человека и сумасшедшего.
Разберем несколько эпизодов.
Реплика: «Нет-нет, товарищи, я на самом деле был болен, да клянусь вам честью! Ну почему вы мне не верите? Уверяю вас! Чистая правда! Вот вам крест!» (С5Т-5-45), — буквально предвосхищает «Притчу о Правде», где автор говорит о себе: «Голая Правда божилась, клялась и рыдала» /5; 155/, «Я уверяю вас, всё это — чистая правда, / А остальное, товарищи, — чистая ложь» /5; 490/ («товарищи» = «товарищи»; «клянусь» = «клялась»; «Уверяю вас! Чистая правда!» = «.. уверяю вас, всё это — чистая правда»). Причем если Правда «божилась, клялась и рыдала, / Долго скиталась, болела, нуждалась в деньгах», то и герой-рассказчик говорит: «.. я на самом деле был болен <…> Вот вам крест».
Кроме того, строка «А остальное, товарищи, — чистая лож-ь», по сути, повторяет начало послесловия к повести: «Прежде всего — всё ранее написанное мною прошу считать полным бредом». А двойное отрицание «Нет-нет, товарищи, я на самом деле был болен» нередко встречается и в стихах: «Нет! Нет! Во мне Эзоп не воскресал!» (АР-10-36), «Нет! Нет! Сегодня точно к амбразуре» (АР-3-142), «Нет! Нет! У народа нетрудная роль: / Упасть на колени — какая проблема?» (АР-1-171), «Нет-нет, ребята, все не так! / Всё не так, ребята!»554
Предупреждаю: то, что я напишу сейчас, — и в самом деле творчество, тогда как раньше было графоманство, и то, что я начну сейчас, будет настоящая жизнь, а раньше — что это была за жизнь? Раньше была «борьба с безумием». Хотя борьба и есть жизнь, как утверждает Горький (это ведь у него: «Если враг не сдается — его сажают»). Но борьба с безумием не есть жизнь, дорогой Алексей Максимович. Борьба с безумием — это просто борьба с безумием! Так-то, дорогой основоположник!
