конях попытаться уйти в Саркел? Другой вариант был – остаться с воинами и разделить с ними судьбу. Он лукавил. И понимал это. Выбора не было. Даже если удастся прорваться, уйти от погони, дойти до Саркела – бек ему не простит поражения от варваров. Его ждет смерть. Но здесь он мог умереть с оружием в руках, в бою, в котором он наверняка сможет взять кровь или жизни врагов. В Хамлидже его ждет позорная смерть.
Утром все повторилось вновь. Они снова пытались атаковать легкую конницу, она снова избегала открытого боя. Сейчас это было сделать достаточно легко. Хазарские кони, лишенные пищи и воды, были не способны догнать конницу варваров. И снова – стрелы, стрелы, ржание раненых коней и беспощадное солнце. К вечеру его тумен стал окончательно пешим. В открытой степи это было равнозначно смерти. И смерть пришла за ними рано утром следующего дня, когда солнце, приподнявшись над краем земли, осветило степь и ровный строй коробок тяжелой пехоты впереди. Пехота безмолвно стояла в незнакомом тархану строю. Кроме тяжелой пехоты были и легкие пехотинцы, и лучники. И было их много. Очень много! А на севере блестела броней под тремя княжескими знаменами тяжелая конница. Слева и справа клубилась пыль под ногами нескольких тысяч коней легкой конницы.
Тархану не пришлось подавать команду. Его воины встали в круг, закрыв его со всех сторон, и обнажили клинки, готовясь дорого продать свои жизни. От тяжелой конницы подскакал посланник и передал предложение северных князей сдаться и обещание сохранить им жизни. Хазары ответили молчанием. Они привыкли сами поступать так. Не всегда, впрочем, соблюдая обещанное.
Не получив согласия, варвары лишили их возможности умереть с честью. Их снова засыпали стрелами. А потом подошла пехота и в оставшихся живых хазар полетели сулицы. Десятки, сотни сулиц! Тархана своими телами сберегли телохранители, до конца исполнив долг. Он стоял с саблей в руках один среди многих сотен мертвых и умирающих.
Асланбек узнал его сразу. Хотя прошло много лет, и воин, стоявший среди мертвых и умирающих, был одет гораздо богаче, нежели тогда, он его узнал. Тогда, в тот день на его село напал враг. Враг сильный и коварный. Тот, которому его род платил дань. Тот, которого дань в том голодном году не устроила. И он пришел взять ее кровью и жизнями. Асланбек, лишь недавно ставший воином, лучшим, между прочим, из его поколения, попал в плен по-дурацки. Он ничего не успел сделать. На выскочившего из дома с саблей в руках юношу тут же набросили аркан, спеленали, сочтя за хороший товар. Он видел, как выбежавший следом за ним отец сражался против троих хазар. Как он кричал, призывая мать Асланбека и его маленьких сестер бежать. Как сумел сразить двух врагов и как его поразили стрелами. Потом, сквозь недостойные мужчины, но неудержимые слезы и пелену помутившегося рассудка, он видел, как насиловали его мать, а потом воин, вставший с нее, взрезал ей живот и тут же срубил головы двум маленьким сестренкам Асланбека. Больше он ничего не помнил. Пришел в себя в клетке для рабов. Он не хотел жить. Отказывался от пищи и воды. Хозяин заставлял других рабов кормить и поить его насильно, обещая страшную и медленную смерть Асланбеку, если его никто не купит.
А потом пришли люди с севера. И у него началась новая жизнь. Он снова стал воином. Глубоко в душе он мечтал встретить того, кто убил его родных, понимая, что это маловероятно. Но он очень хотел этого и очень старательно учился военному делу. А в княжестве таким, как он, старательным, помогали и давали шанс вырасти. Так он стал сотником легкой конницы. Потом были сражения с утигурами в степи южнее Орла. И он стал ханом.
Сейчас в этот поход по велению князя он привел две тысячи воинов. Да! Эти воины были воинами князя. Они приносили клятву ему. Но командовал ими он – Асланбек. И сейчас он боялся одного, что кто-нибудь пустит стрелу и убьет его кровного врага. Приказав своим не стрелять, он рванул к месту, где реяли княжеские стяги. Подскакав, спрыгнул и встал на колено перед князем Сергеем. Сбивчиво, коротко рассказав свою историю, он просил князя об одном – отдать врага ему. Добавив, что после этого он готов был весь остаток жизни служить простым воином.
Князь, выслушав его, переглянулся с обоими князьями.
– Кому-нибудь этот хазарин нужен?
Оба князя пожали плечами.
– Он никому не нужен. Бери, он твой.
Асланбек оставил коня и, вынув тяжелую кавалерийскую саблю, двинулся к тархану. Тот, увидев, что к нему направляется всего лишь один воин, ощерился улыбкой и пошел ему навстречу.
Асланбек не дошел до места, где недавно еще стояли хазары, и остановился, давая возможность врагу выйти на свободное от тел место.
– Ты меня не помнишь, – произнес он, глядя хазарину в глаза. – Но это и не важно. Главное, я помню тебя. Все эти годы с того дня я мечтал встретить тебя, и Аллах услышал мои молитвы.
Он коротко напомнил о том, где и при каких обстоятельствах они виделись.
Выслушав его, хазарин подвел черту:
– Уступил я тогда воину. Очень ему деньги были нужны. Разрешил тебя в живых оставить и продать. – Тархан усмехнулся. – Ты был последним из своего рода. И сейчас он закончится на тебе.
И он атаковал первым. Асланбек без труда отразил атаку и оценил силу и умение хазарина. Удары были сильны даже сейчас, но вот с умением было хуже. За эти годы, когда Асланбек готовился к этому поединку, он провел сотни учебных схваток. И с верткими, быстрыми степняками, и с могучими нурманами и варягами, и с умными, хитрыми и очень умелыми воинами из окружения князя. И от каждого Асланбек брал все полезное, что смог увидеть, или то, что они смогли ему показать. И на фоне этих мастеров хазарин ничем не мог его удивить.
– Ты, хазарин, разучился сражаться. Ты привык убивать, – констатировал Асланбек и атаковал сам.
Он был прав. Тархан давно уже ни с кем не скрещивал клинки. Чаще он казнил – пленных, нерадивых, всех, кого он уже сам в мыслях определил в мертвецы. Поэтому он смог отразить только первые два удара из связки, которой научил Асланбека один из телохранителей князя. Итогом стало острие сабли, вышедшее из затылка хазарина. Жаль! С гораздо большим удовольствием Асланбек вспорол бы ему брюхо, выпустив кишки и оставив умирать от боли. Но на хазарине был
