Мужские голоса, шум борьбы…
— Братишка… Пиздец!
— Он в себе?
— Под херней какой-то…
— Забирайте!
Вспоминаю, что Сергей рассказывал про братьев, семью. От облегчения впадаю в прострацию. Никто не обращает на меня больше внимания. Они освобождают Сергея и двое из мужчин, очень похожих на него, закидывают его руки к себе на плечи и практически выносят из палаты, напряженно споря о чем-то между собой.
Девушка присаживается передо мной. Красивая… Как Лара Крофт. Жаль, я не всемогущая Лара Крофт…
— Ты чего в него вколола? — с ненавистью.
— Галоперидол…
Теперь действует только он.
— Через час отпустит, — после капельницы должно где-то через час.
Она убирает пистолет в кобуру. Переводит взгляд на лежащего в наручниках на полу «Витька». Подходит к нему. Несколько раз пинает с яростью по лицу своими ботинками с рифлёной подошвой, превращая его лицо в месиво.
— Яра! — возвращаясь рявкает самый взрослый из Зольниковых мужчина.
— Это чтобы легче опознать, — ухмыляется она.
— Уходим. Сейчас сюда чужие маски-шоу нагрянут.
Они уходят, оставляя дверь открытой.
Ну вот… Зольникова спасли.
А тебя — нет.
Чего делать будешь? Надо ехать домой. Не приеду, достанется Оле и маме…
Глава 38. Комплект
— Братишка… — онемевшими пальцами ощущаю, как сжимают мою руку.
— Ванечка, да не трогай его, пусть спит.
Брат?..
— Он говорил сейчас что-то. Я не смог разобрать, — точно, голос Ивана.
— Да под «галей» знаешь как плющит, он тебе по нарассказывает сейчас… — а это Яра. — Вот смотри, я читаю как раз… тут еще как побочка — навязчивые идеи и тревога.
— Мне не нравится, что он в отключке. Давай разбудим, Яр?
— Не трогай. Ему будет плохо, если его растормошить.
Голоса гулкие, как из бочки. И немного плавают, словно их источник то приближается, то отдаляется.
Губы онемели и не слушаются.
Где я?…
Снится мне, как говорят Яра с Иваном или на самом деле слышу? Веки словно налиты свинцом. Мне кажется, я лежу на поверхности воды. Меня покачивает… То тону, то всплываю. Сквозь с трудом приоткрытые веки, через ресницы, вижу тусклый свет.
Что-то важное я забыл. Тревога накатывает. Хочу позвать Ивана, но голосовые связки не слушаются. Напрягаюсь через силу. Едва слышно мычание. А еще сон какой-то страшный был, как Настя хотела сделать со мной что-то. Что-то такое, что вызывает панику, истерику и неконтролируемый животный ужас. Как в кошмарах, в которых ты скован и люди в белых халатах ставят над тобой какие-то дикие жестокие эксперименты. Или… не снилось?
Тянет забить на всё и поддаться этой слабости и тупости. И поспать еще. Но тревога заставляет всё время выныривать на поверхность. Потому что…
— Настя…
— Ты слышала?! «Настя».
— Бредит.
— А вдруг что-то важное пытается сказать?
Да. Это очень важное. Сжимаю руку брата в ответ. Чувствую, что движение и гул останавливаются. Толчок от инерции торможения.
Надо проснуться. Чего ж так тяжко? Слышу знакомый звук, словно отъезжает дверь фургона.
— Как Серёга? — Виктор.
— Хе-ро-во… — медленно бормочу я, едва двигая непослушным языком. — …Се-рё-га.
Слышу суету вокруг себя. И снова у меня ощущение, что вырезан кусок моей жизни и концы очень плохо смонтированы.
— Где я?
— В фургоне ты.
Это я уже понял. Оглядываюсь, глаза все время расфокусируются, и я с большим трудом навожу фокус обратно.
Чёрный бархат. Красные портьеры. Низкий потолок… надо мной надпись «Покойся с миром».
— Катафалк что ли?
— Он самый. Удобно, просторно, искать будут в последнюю очередь. И арендовать — раз плюнуть.
«Ну спасибо, родненькие!» — истерично дергается уголок моих губ.
— Город какой?… Владикавказ или… Москва?..
— Уууу…
— Зашибись!
— Владикавказ.
— Что последнее помнишь, брат? — Андрюха считает мой пульс.
— Настю…
Губы её разбитые помню. И как мою и так покачивающуюся башню окончательно снесло. Воспоминания начинают наплывать непоследовательными кусками, сменяя друг друга.
— Так, давай-ка ближе к нашим баранам, — подложив портфель на колени, дядька разбирает какой-то разбитый телефон, сидя у меня в изголовье. — Как ты докатился до такой жизни?
Хороший вопрос…
— Тебе по мозгам щёлкнули электрошоком или нет?
— Не помню.
— А главное — зачем?
— Думаю ответ на поверхности. Главная побочка, — читает Яра со своего телефона, — из-за которой пациент всегда подписывает согласие на ЭШТ — это риск амнезии. Полная потеря памяти обычно не наблюдается. Но память последних событий перед проведением шоковой терапии бывает утеряна безвозвратна. На данный момент в цивилизованных странах с высоким уровнем дохода электрошок заменён на инъекции с аналогичным эффектом… И еще вот это: ЭШТ обычно проводят под наркозом. И пациент не испытывает мучительных и шокирующие переживаний, при сохранении… эффективности процедуры, в общем. Короче, могли и щёлкнуть. А ты бы даже не вспомнил. Дай, виски посмотрю. Должны быть ожоги от электродов или нет?
— Твой жёсткий диск пытались отформатировать, Сергей. Иван, дай набор отвёрток…
— Да. Пытались. И многое стёрли — несколько дней и девушку.
— Девушку?
— Настю.
С гнетущим гладким чувством вспоминаю, что Настя принимала в этом прямое участие.
— И хотели заменить мне файлы, — вспоминаю Татьяну.
Пытаюсь подняться. Братья помогают. Мышцы снова дрожат от слабости. Очень сложно на чем-то сконцентрироваться. О чем я думал минуту назад? Мысли теряются…
— Как вы здесь оказались?
— Этот твой доктор… Григорий Васильевич выслал мне МРТ мозга с парой микроинсультов. И гематомой на затылке. Убедительную, как сказали в Кащенко. Но только одна деталь… У человека, которому делали эту томограмму начальная стадия атеросклероза. О чем мне и сообщил, между делом, спец из Кащенко. А мне наши штатные медики за ваше здоровье два месяца назад отчитались. Ты был космонавтом. Сосуды как у пацана. Короче усомнился я в МРТ и отправил в Кащенко твою МРТ, которую пару лет назад делали. Из архива. Сравнили. Оказалось — присланная МРТ не твоя. Вот — экстренно рванули. Попытались зайти вежливо, не получилось. «Эпидемия у нас», — говорят. Зашли с корочками, охрана нам сообщила, что ты самовольно покинул больницу час назад. Мы запросили видео с камер, где ты «самовольно покинул учреждение». Камеры оказались отключены. Вызвали главного врача. Пока ждали, одна добрая женщина нам пару слов и шепнула с указанием направления.
— Тамара Львовна, наверное. Хорошая женщина. Надо её отблагодарить и проследить за тем, чтобы никто не наказал за помощь.
— Андрюха, доставай бук, — командует дядька. — Пиши от лица Сергея служебную на имя действующего полковника. Нам нужны особые полномочия.
— Точнее — что писать?
— Покушение на майора Зольникова, нападение, удержание в плену.
— Про электрошок и Галоперидол писать?
— Про психотики не пиши. Подумает еще полкан, что паранойей накрыло болезного. Думаю, на это местные и рассчитывали. После такого анамнеза его показания — это пустое место. Поэтому анамнез утаим. Пиши — препятствия в расследовании от руководящего состава. Про удар по затылку на рабочем месте пиши давай! У нас и томограмма есть.
— Это ж подтасовка данных, дядька, — застывает Андрей пальцами над кнопками. — Его же выебут после расследования.
— А у нас невинных нет, всех ебут! — ядовито.
— Но здесь же можно и так получить особые полномочия, без подтасовки.
— Можно. Но через пару недель. После освидетельствования Серого и его вменяемости. А нам надо уже вчера. Через две недели мы тут уже никаких концов ни найдём. И главные виновники торжества будут загорать на Мальдивах под другими фамилиями, с лёгкой правкой внешности. А я против. Такие ценные кадры должны оставаться в стране, я считаю.
Смотрит на часы.
