class="p1">Сын засопел и показал ей язык.
Я протянула ребёнку свой гаджет. Но тот запротестовал:
– Нет! Дай, пожалуйста, мой. Ты же его с собой везде носишь. Я знаю. Я обещал ещё Гуле показать нашего Балтазара.
Я невольно поморщилась. Бабушкин страхолюдный и мерзкохарактерный кот отчего-то вызывал у Севки нежную привязанность. Впрочем, она была взаимной. Котяра питал к внуку своей хозяйки чувство глубокое и трепетное, взращенное на регулярном угощении животного строго запрещённым тому мороженым. Между тем за чайную ложку пломбира кот готов был продать, я уверена, и родину, и бабушку, и собственный облезлый хвост.
Меня же это создание люто ненавидело и регулярно демонстрировало своё отношение ко мне всеми доступными ему способами. К своему стыду, я даже втайне порадовалась, когда доктор выявил у Севки аллергию на лысых котов, и теперь я могу на законных основаниях просить маму убирать сие страшилище с глаз долой, когда мы с сыном приезжаем в гости. Теперь, приходя, я хотя бы не упаковываю, как раньше, свою обувь в два пакета и не подвешиваю её на специально прибитый для этих целей крючок в прихожей.
Севке же теперь приходится в основном довольствоваться общением с Балтазаром по видеосвязи. Лишь изредка сыну удаётся погладить его по плешивой спине и тайком угостить любимым лакомством, после чего резво мчаться в ванную умываться, пока не начался сильный насморк и обильное слезотечение.
Бабушка тщательно следит, чтобы правила общения этих находящихся в вынужденной разлуке влюблённых в целом соблюдались.
– Твой телефон тоже не заряжен. А кота я тебе сейчас найду на своём, – сказала я Севке и стала листать галерею.
– О, какой… красивый! – покривила, я уверена, душой няня, глядя на видеозапись, демонстрировавшую Севку с неведомой лысой зверушкой в вязаной жилетке, потягивающейся на его руках.
– Да уж, – присоединилась я к оценке, с отвращением выключая запись.
– Ну что, теперь давай снимать соревнования! – Севка с готовностью схватил плюшевого крокодила.
– Давай лучше в другой раз, а? Гюльсерен и так с тобой устала, – поспешила я освободить и без того растерянную после знакомства с Балтазаром няню.
– Ну, мам! – заканючил сын, но я, как могла, строго посмотрела на него.
На удивление это сработало.
– Спасибо, милая Гюльсерен, отныне вы больше не раб лампы, – возвестила я.
– Как, неужели мы больше не будем играть с этим крутым парнем? – искренне расстроилась девушка. – А мы хотели с ним ещё много чего натворить.
– Так мы будем сейчас ролик снимать или нет? – снова влез упрямый ребёнок.
– Я всё, что было нужно для полиции, сделала, – продолжила я, не обращая внимания на Севкину реплику, а лишь крепче обняв его. – Они отпустили меня «спокойно отдыхать».
– Конечно, Сева, конечно будем! Много чего наснимаем. Только теперь приходи ко мне в бар, – для начала успокоила Гюльсерен расстроившегося ребёнка. А мне сказала серьёзно: – Если вам ещё понадобится моя помощь, обязательно напишите. Мало ли что.
Я тепло поблагодарила чудесную девочку и увела слегка упиравшегося Севку пить чай.
Досада, смешанная с неудовлетворённым азартом охотника, ожидаемо охватившим меня во время участия в расследовании, жгли и царапали мою душу.
Я даже поймала себя на мысли, что немного обижена на господина Керема из-за его деликатного, но решительного отстранения меня от процесса. Я уже слишком погрузилась в дело, чтобы вот так резко оказаться по ту сторону глухого забора. Умом я понимала, что господин Керем поступил именно так, как был должен, но это осознание, честно говоря, не помогало мне совсем. Ну не напрашиваться же, в самом деле, мне к нему «просто посидеть и послушать». Это уголовное расследование, а не концерт детского творчества.
Однако я ведь уже имела к нему некоторое отношение, рассуждала я. Более того, шеф полиции по моей просьбе даже озвучивал свои предварительные заключения и однозначно дал понять, что моё участие в деле оказалось весьма полезным. Так что я верила, ещё не все потеряно.
А если мне попробовать самой что-нибудь раскопать? Нет, я не претендую на собственное расследование. Я трезво оцениваю свои возможности в данном деле. У меня просто нет доступа, даже частичного, к большей части его материалов. Но зато я могла бы обнаружить, к примеру, что-то важное и ценное, какую-то малюсенькую деталь, которая повлияет на ход расследования. И тогда я могла бы прийти к господину Керему, озвучить это и предложить ему свою дальнейшую помощь. И мы бы вместе докопались до разгадки этого дела. Да, это был бы прекрасный повод, мечтала я, подставляя лицо лучам вечернего солнца.
В январе темнеет рано. Нагретый за дневные солнечные часы влажный воздух быстро остывает и, пробираясь под одежду, начинает покалывать холодом то тут, то там, поминутно напоминая, что на дворе зима.
Мы нагулялись, перегладили полсотни окрестных котов, которые все, как один, выгодно отличались от бабушкиного Балтазара наличием шерсти и приличного кошачьего поведения, накормили лимонным бисквитом, любовно припасённым для этих целей Севкой, пару горластых павлинов, расхаживавших по соседнему скверу, замёрзли и теперь бежали по променаду по направлению к нашему отелю.
Нахлынувшие на город сумерки быстро сменялись постепенно плотнеющей темнотой. В свете вспыхнувших уличных фонарей мы увидели впереди себя женскую фигуру, завёрнутую, кажется, в длинное пальто. Она появилась у выхода на наш отельный пляж и теперь пересекала променад.
Мы с Севкой шли очень быстро, почти бежали, пытаясь таким образом отогреться, поэтому женщина постепенно оказывалась к нам всё ближе, несмотря на то, что двигалась по направлению от нас. Когда мы достигли поста отельной охраны, в закрывающихся дверях центрального входа мелькнули её чёрные длинные волосы и зелёный плащ.
– Добрый вечер, мадам! – раздалось негромкое приветствие на английском, и из кабинки вышел охранник.
– Здравствуйте, – вежливо ответила я и показала наши ключи от номера с логотипом отеля.
– Нет-нет, что вы! Мы вас уже давно запомнили, – отчего-то с лёгким подобострастием в голосе запротестовал охранник, а затем принялся стеснительно топтаться на месте, не произнося ни слова.
Из кабинки послышались плохо различимые фразы на турецком.
– Что вы хотите? – не поняла я, а Севка запрыгал на месте, не в силах иначе унять охватившую его дрожь. На улице было действительно очень холодно.
Из будки вышел второй охранник, и мы с Севкой узнали в нём мужчину, которому в начале каникул нам пришлось доказывать безобидность детской видеосъёмки.
Теперь они молча переминались с ноги на ногу вдвоём. Сын продолжал прыгать и в дополнение к этому отчаянно зашмыгал носом.
Я начала злиться:
– Вы что-то хотели у меня спросить?
Охранники переглянулись, и первый наконец решился:
– Мадам, скажите, пожалуйста, полицейским,
