беспокоившую меня мысль.
Господин Керем посмотрел на меня, и я отчётливо увидела снова мелькнувшую в его глазах боль. Он продолжает подозревать кого-то из своих – внезапно поняла я очевидное. Но вслух лишь аккуратно спросила:
– Вы недовольны, что ваши сотрудники упустили эти кадры при просмотре?
– Да, Люба, – нехотя ответил полицейский. – Записи отсматривали двое. Я посчитал это достаточным. И они оба, оба «ничего не увидели»!
– Кто? – не удержалась я.
Действительно, получается, если бы не особенное рвение отельной охраны, до полусмерти напуганной засветившей перспективой увольнения, этой улики бы не было. Люди господина Керема её не заметили… или скрыли?
– Мне не хотелось бы сейчас бросать тень ни на кого из своих ребят в глазах такой чудесной девочки. Они у меня совсем не бестолковые, дайте им ещё один шанс, – попытался отшутиться шеф полиции.
Вышло у него несколько неуклюже. Но зато я прекрасно поняла, что настаивать на ответе в тот момент совершенно не стоило.
Вместо этого я собралась с духом и произнесла то, что изначально планировала и что волновало меня больше всего:
– Господин Керем, я чувствую, что вам сейчас нужен человек, которому можно доверять. Кто умеет слушать, задавать верные вопросы, направлять мысли в неожиданное русло и думать сам, наконец…
– Милая Люба, простите, что перебиваю. Я понимаю, о чём вы хотите сказать. Уверен, вы именно такой человек и есть. И в создавшихся условиях было бы просто идеальным иметь рядом столь очаровательное доверенное лицо. – Шеф полиции улыбнулся и галантно поклонился, приложив руку к груди, но глаза его при этом оставались грустными.
– Так в чём же дело, дядя Керем? – Я впервые так назвала подругиного свёкра и мгновенно испугалась, что от волнения проявила непозволительную фамильярность.
Однако шеф полиции, заметив моё замешательство, тепло улыбнулся и сказал:
– Люба, я буду рад, если ты станешь теперь ко мне так обращаться. Всё верно. Оля – моя дочь, а ты ей как сестра.
Я шумно выдохнула, резко сбросив охватившее меня напряжение, но в следующий момент, видя, что господин Керем собирается продолжить свою речь, снова притихла.
Полицейский выдержал паузу и заговорил:
– А теперь внимательно послушай, что я скажу. Это дело, поверь, принимает всё более и более непростой оборот. Я уже и так проявил непростительное малодушие, поделившись с тобой тем, о чём стоило бы умолчать. Сейчас об этом жалею. Ты умеешь анализировать и наделала, я вижу, выводов. Не нужно говорить об этом вслух. Просто мы теперь оба об этом думаем. Однако, зная о моих подозрениях, ты, будучи умной девочкой, должна меня понять. Если преступник действительно находится в моём окружении, то быть рядом со мной и помогать мне в расследовании будет означать постоянно подвергать себя огромному риску. Как ты думаешь, могу ли я позволить такое в отношении тебя и Севы? А ты? Сама ты как мать можешь себе такое позволить?
Я молчала, глядя в стол и водя по нему ногтем указательного пальца.
Дядя Керем поводил ладонью перед моим лицом, чтобы убедиться, что я его по-прежнему слушаю. Я подняла глаза и смахнула со щеки предательскую слезу досады. Он взял меня за руку:
– Люба, этот человек уже переступил черту. Пошёл на убийство. У него больше нет никаких рамок. Спасибо тебе, милая девочка. Большое спасибо за всё. Сейчас я просто возьму у тебя эту флешку. А ты иди к Севе. И перестань геройствовать.
Дядя Керем откинулся на спинку дивана, достал из кармана какую-то пастилку и положил её в рот. Я уловила лёгкий запах больницы. Вся эта история, похоже, здорово его подкосила.
Уходить я не торопилась, хотя и видела, что Севка несколько раз выглядывал из-за колонны в дальнем углу отельного холла с бильярдным кием в руках. Поколебавшись ещё минуту, я спросила:
– Кто занимает номер над той гримёркой?
– Елена из Сербии, – усмехнулся полицейский.
Бильярдный стол, на удивление, от Севкиных упражнений пострадал несильно.
Когда я подошла, ребёнок в очередной раз ковырнул кончиком кия зелёное сукно в попытке достать полосатый шар, откатившийся на дальнюю сторону стола.
– Сев, ты бы хоть правила вспомнил для начала, что ли, – засмеялась я и обняла тотчас же обиженно засопевшего сына.
– А Юсуф сказал, так тоже можно, – высвобождаясь из моих рук, буркнул ребёнок.
– Ну раз Юсуф так сказал, – стараясь унять в голосе возникшее раздражение, ответила я, – тогда тыкай на здоровье. Он опять с тобой дружиться приходил?
– Мадам, как ваши дела сегодня вечером? – рявкнул прямо над моим ухом уже знакомый голос с сильным акцентом.
От неожиданности я взмахнула рукой и выбила из рук незаметно подкравшегося ко мне назойливого официанта Юсуфа коктейль, который тот, судя по всему, решил преподнести мне в качестве романтического сюрприза. Цветная жидкость выплеснулась на зелёное сукно бильярдного стола и немедленно растеклась по нему тёмным неровным пятном.
Юсуф проворно выдернул откуда-то снизу из своей тележки стопку бумажных салфеток и принялся спешно устранять аварию.
Воспользовавшись создавшейся суматохой, я подхватила Севку и увела в номер.
По нашей комнате, судя по сигналам моей взбесившейся интуиции, опять прошлись с обыском. В смысле в наше отсутствие в ней явно кто-то был, или у меня уже начиналась вялотекущая мания преследования.
В любом случае, даже если на сей раз это была всего лишь чересчур старательная горничная, ощущение чужих рук на моих личных вещах всколыхнулось заново и вызвало физиологически противный спазм желудка.
На всякий случай я зашла в ванную. Вымыв руки и побрызгав в лицо холодной водой, я купировала неприятные ощущения в организме.
Но мой мозг не желал расставаться с так и не решённой задачей. Что же, чёрт возьми, им нужно в нашей комнате? Что же они так старательно разыскивают по всем углам и закоулкам, пользуясь любым нашим отсутствием в номере? Чего они хотят? Ну не дурацкий же нож они в моей комнате потеряли? Это же и в самом деле смешно. Так что же…
– Мам, дай мой телефон! Я знаю, он опять у тебя! – прозвучал голос сына из глубины комнаты.
Я машинально нащупала Севкин гаджет в кармане своей толстовки и мгновенно схватилась свободной рукой за гладкую стену ванной комнаты, чтобы не упасть от вспышки электрической молнии, ослепившей меня в ту же секунду. Думаю, именно это люди обычно и называют озарением.
Теперь мои мысли были заняты лишь одним стремлением.
Решив пока ничего не сообщать господину Керему, я заставила себя переодеться к ужину в милое голубое платье с оборками и даже подкрасить губы, чтобы всем своим видом