капитан сидел на кровати, смотрел на нее с удивлением.
– Так вышло, я не хотела, – вздохнула Рита, садясь рядом. – Ты был едва живым, и во мне проснулась неистребимая женская жалость. Сейчас ты похож на живого человека – значит, излечился. Если хочешь, этого больше не повторится.
– А если не хочу?
Она улыбнулась, погладила его по голове, потом потянулась, поцеловала в отрастающую щетину.
– Неправильно это, Алексей. С природной точки зрения все понятно, но вот с морально-этической… Несколько часов назад погиб мой напарник, хороший человек… Не знаю, товарищ капитан… Есть отличное предложение. – Рита оживилась. – Давай не забивать себе головы произошедшим, а позднее жизнь сама все расставит по местам.
– Надеюсь, к вечеру она расставит… – Алексей посмотрел на часы. Почти одиннадцать утра! Спал как сурок – и после таких событий! Он вскочил, начал лихорадочно одеваться. Грош цена такому специалисту! Посадят снова, и правильно сделают! Что происходило в городе? Как отработали по Горынычу Окулинич с Казанцевым? От них уже четырнадцать часов не было вестей! Не нашли командира, плюнули, ушли спать?
– Вот так-то лучше, – одобрительно заметила Рита. – Собирайся, марш работать. Тебе есть чем заняться. А я поеду докладывать начальству о наших с тобой достижениях… – Она опять помрачнела. – И еще. Давай не появляться в отделении вместе? Это некрасиво, неправильно. Сможешь добраться пешком? Здесь переулками десять минут идти.
Перед уходом они опять обнялись. Алексей поцеловал молодую женщину в висок. Она отстранилась, пристально посмотрела ему в глаза, хотела что-то сказать, но передумала – быстро вышла.
Бывали дни, когда он чувствовал себя лучше. Земля уплывала из-под ног, удивленно поглядывали прохожие. В отделении госбезопасности царило сонное царство – мухи дохли от скуки. Зевающая секретарь Татьяна Викторовна сообщила, что никого нет, все ушли на фронт… вернее, работают на выезде, включая майора Корбина и его заместителя Меркушева.
– Вы такой странный сегодня, Алексей Владимирович, – подметила секретарь. – Весь мятый, побитый, но все равно… какой-то похорошевший. Вы ночевали в засаде, где было с кем поговорить? – Секретарь смотрела с любопытством, демонстрируя недюжинную женскую наблюдательность.
На рабочем месте подчиненных не оказалось. На вопрос, не объявлялись ли его лейтенанты, женщина сделала недоуменное лицо и покачала головой. Неприятно засосало под ложечкой. Проспали? Не похоже, они такие дисциплинированные. Да и сколько можно спать – половина двенадцатого! Алексей побежал в общежитие. Вахтер развел руками: сотрудники ночевать не приходили. Дурные предчувствия усилились. Алексей вернулся к отделению. Увлеклись, пасут Горыныча? Это явно переизбыток усердия. Увлеченный своими делами (особенно личными), он просто забыл про это направление работы.
Кабинет был пуст, и ничто не говорило о том, что подчиненные забегали. «Эмку» ночью подогнали к отделению. Хоть на этом спасибо. Ключ зажигания лежал на сиденье. Где же они? Но убийца уничтожен, город может спать спокойно.
Двор наполнялся сотрудниками госбезопасности. Люди были заняты, равнодушно козыряли коллеге из смежного ведомства. На крыльцо отделения вышла Рита, она мяла тонкими пальцами сигарету. Женщина казалась потерянной.
– Ты же не куришь, – подходя к ней, сказал Алексей.
– А видно, что я курю? – огрызнулась Рита. – Просто волнуюсь, нахожусь не в своей тарелке. Товарищ Мокроусов пребывает в легком ступоре от свежих новостей. Он не привык бросаться ценными сотрудниками. Больше никого не пришлют, и мне придется разгребать эти авгиевы конюшни. А когда вернусь на базу, они еще посмотрят, не привлечь ли меня к ответственности. Вот если бы я погибла вместе с Никитой – тогда другое дело. Хочу навестить морг, куда увезли моего напарника. Ты чем-то озабочен? – Женщина выбросила в урну сигарету (лучше бы отдала нуждающимся) и уставилась на мужчину, с которым провела ночь. – Только не говори, что тебя мучает совесть, или что-то в этом роде.
– Забыл уже про совесть, – отмахнулся Алексей. – Мы с тобой люди свободные, узами Гименея не связанные. И время, проведенное вместе, было не служебным. Сотрудники у меня пропали, – он в нескольких словах описал создавшуюся ситуацию.
– Значит, следят за Горюновым, – пожала плечами Рита. – Проявляют усердие, которое ты не ценишь. Поехали, пока я окончательно умом не тронулась, – она поправила портупею и спрыгнула с крыльца. – Заедем в Горный переулок, а если там все чисто, двинемся к школе. Повторение – мать учения, как говорится…
Дальше Горного переулка они не уехали. Был воскресный день, люди отдыхали. Прохожих в переулке практически не было. Проезжую часть окружали неказистые тополя, зазеленевшие кусты акации. У дома номер 17 было тихо. Прошел одинокий пенсионер с сеткой. Старенькая «эмка» с милицейскими номерами стояла у дороги через два дома. Окулинич и Казанцев поставили машину на стоянку правильно – прикрытая ветками, она в глаза не бросалась. Из салона открывался вид на дом директора и подходы к нему. Редкие прохожие не обращали на нее внимания – ну, стоит себе машина, к тому же с милицейскими номерами, и пусть стоит…
В горле пересохло. Двери машины были закрыты, в лобовом стекле отражались клочки неба. К калитке участка под номером 17 подошли две женщины, они неуверенно мялись, посматривая на людей в форме.
– В чем дело, товарищи? – устремилась к ним Рита.
– Знаете, мы из школы… – сглотнув, объяснила костлявая особа в больших очках. – Мы работаем с Александром Васильевичем Горюновым. Он директор школы номер один, проживает в этом доме. Меня зовут Мария Алексеевна Постникова, а это Черныш Лидия Сергеевна… Что-то случилось? Александр Васильевич должен был прийти в школу больше трех часов назад, но не пришел, и это на него не похоже. Может, заболел? Нас отправили выяснить…
– Сегодня выходной.
– У нас не бывает выходных, – объяснила вторая женщина. – По воскресеньям занятия не проводятся, но мы устраиваем парко-хозяйственный день, убираем территорию, вставляем окна, проводим мелкий ремонт в здании. Заниматься этим делом в другое время не удается. Прибыла машина со стройматериалами, водитель ругается, Александр Васильевич нам срочно нужен.
Даже видеть не хотелось этих училок – ему бы их проблемы! Алексей развернулся, побежал к машине, распахнул дверцу. И отпрянул, похолодев. Подспудно готовился к чему-то подобному, но, видно, плохо подготовился… Олежка Казанцев, весь в засохшей крови, лежал, перевалившись через коробку передач. Голова покоилась на пассажирском сиденье. В затылке чернело пулевое отверстие. Пуля не вышла, застряла в голове, но крови натекло порядочно… Алексей застыл, голову наполняла какая-то черная гадостная муть. Подбежала Рита, ахнула. Школьные работницы продолжали мяться у крыльца. Они не видели, что происходит в ста метрах от них. Алексей вышел из оцепенения, коснулся скрюченной руки. Она была холодна – смерть наступила давно. Бросился к задней двери. Матвей Окулинич лежал на заднем сиденье, неловко извернувшись, ноги были на полу.
