принесло.
Мы начали подниматься по склону лысого холма, с вершины которого я
рассчитывал осмотреть окрестности. Верный легко преодолел подъем, и мы
оказались на тропе, которая вилась по гребням холмов, с вершины на
вершину. Внизу пышно зеленела плоская равнина, по которой, окаймленная
высокой травой, шла другая, более широкая дорога, предназначенная,
очевидно, для тех, кто не любит скакать то вверх, то вниз — однако и эта
дорога не была прямой, извиваясь уже в горизонтальной плоскости. И мне
не составило труда понять причины этих извивов на ровной, казалось бы,
местности — даже с расстояния характер этой пышной зелени не вызывал
сомнения. Равнина внизу была изрядно заболоченной. И хотя нижняя дорога,
по логике, должна была быть проложена так, чтобы оставаться проходимой
при любой погоде, полной уверенности в ее пригодности после недавнего
дождя у меня не было.
Тем не менее, очевидно, не вся равнина внизу представляла собой
сплошное болото, и влажные участки чередовались там с достаточно
обширными сухими. На одном из таких "островов" размещалось небольшое
село, цеплявшееся околицей за дорогу; примерно треть его уже поглотила
неровная тень холмов, зато беленые домики остальной части ярко горели в
лучах вечернего солнца. Село было явно обитаемым — кое-где во дворах
можно было заметить фигурки жителей, а легкий ветерок донес до нас
мычание скотины. И все-таки что-то в этой мирной картине мне не
нравилось.
— Ну что, попробуем остановиться на ночлег там? — нарушила молчание
Эвьет. — Надеюсь, здесь не выйдет, как вчера. Никаких баррикад, по
крайней мере, нет.
— В этом селе что-то не так, — покачал головой я.
— Что?
— Пока не знаю.
— По-моему, село как село… — произнесла баронесса, но здесь я уже
не стал полагаться на ее наблюдательность. Это в лесу ей не было равных,
а нормальных крестьянских поселений она не видела, как минимум, три
года, а скорее всего, и больше. Даже если прежде ей случалось проезжать
через них с родителями, семья барона вряд ли обращала внимание на быт
каких-то мужиков.
— Может, подъедем пока поближе? — продолжала меж тем Эвелина. -
Отсюда все равно ничего толком не разглядишь.
Ну что ж, пока мы не приблизимся к околице больше, чем на
расстояние полета стрелы, нам едва ли может грозить реальная опасность.
Рассудив так, я тронул каблуками бока Верного, призывая его начать
спуск. Извив дороги внизу в этом месте как раз подходил почти к подножью
холма, а затем выгибался в направлении села.
Мы уже почти спустились, когда в одном из домов, частично уже
накрытых тенью, отворилась дверь, и во двор вышел человек. Возможно, я
бы даже не обратил на это внимания, тем более что с такой высоты его уже
было плохо видно за забором, но на какой-то миг его голова и плечи
оказались на солнце, ярко блеснув металлом. В следующее мгновение фигура
целиком оказалась в тени, но я уже натянул поводья.
— В селе стоят солдаты, — объяснил я Эвьет, разворачивая коня.
— Грифонские?
— Понятия не имею. И не хочу выяснять.
— Но, может быть, это наши!
— Все может быть. Только, боюсь, они об этом не знают, — усмехнулся
я. — И потом, даже если они ничего против нас не имеют, место для
ночлега нам тут вряд ли найдется, раз уж в селе расположились военные.
— А почему ты думаешь, что они тут в каждом доме? Ты скольких
видел?
— Одного, но их тут гораздо больше. Теперь я понял, что мне тут не
понравилось. На улицах никакой живности. Ни гуси не бродят, ни свиньи в
лужах не купаются… Обычно в погожий летний вечер крестьяне не загоняют
животных по сараям. Но, когда в селе стоит воинская часть, потенциальной
пище лучше не расхаживать по улицам бесхозной. Конечно, солдатам ничего
не стоит и в птичник или хлев наведаться. Но там все же есть надежда,
что возьмут "по-божески". Может, даже чуть-чуть заплатят, если командир
особенно хороший попадется. А с улиц будут хватать без малейшего
стеснения…
— Эй, стойте!
Я обернулся. Двое всадников, вооруженные луками и мечами, выехали
из села и скакали за нами следом. "Держись крепче!", — сказал я Эвьет и
пришпорил Верного, одновременно отворачивая влево, чтобы выскочить на
равнинную дорогу прежде, чем они сумеют ее нам перекрыть. Ибо
карабкаться вверх по склону, когда сзади тебя догоняют лучники, не очень
благоразумно.
— Может, спросим, что им надо? — крикнула Эвелина, вцепляясь в мой
пояс.
— Я знаю, что им надо… — ответил я, пригибаясь к холке коня. -
Они видели, что мы ехали в село, а потом вдруг развернулись. Им это
показалось подозрительным. Вполне их понимаю, но доказывать им, что я не
шпион, не собираюсь.
— Но, удирая, мы усиливаем их подозрения!
— Остановившись, мы бы их не развеяли. И вообще, быть вне
подозрений хорошо, но быть вне досягаемости лучше. Нно, Верный!
Они скакали нам наперерез, и это был самый опасный момент.
Проскочим или нет? Заступить нам путь они, похоже, не успеют, но
оказаться в зоне обстрела их луков тоже не хочется… Я пригнулся еще
ниже, продолжая погонять коня.
И Верный мчался во весь опор. Черной стрелой он рассек траву у
подножия холма — здесь, к счастью, почва еще не была болотистой — и
вылетел на дорогу, почти сразу же вписываясь в поворот. Я бросил
короткий взгляд через плечо. Передний солдат был от нас ярдах в
восьмидесяти — опасная дистанция, с которой уже вполне можно стрелять,
правда, делать это на полном скаку не очень удобно — но затем расстояние
вновь стало увеличиваться. Их кони явно уступали нашему, несмотря даже
на то, что Верный нес двоих (впрочем, двенадцатилетняя девочка весит не
так уж много). И то сказать — рыцарский скакун против лошадей простых
солдат, хорошо еще, если не реквизированных на каком-нибудь крестьянском
подворье. Затяжная война опустошает ряды не только двуногих бойцов.
Породистые боевые кони тоже становятся редкостью.
Однако кавалеристы не бросили преследование, что было бы с их
стороны самым разумным. Но когда это люди, тем более — в охотничьем
азарте, руководствовались разумом? Тем более что дорога, по которой
теперь скакали и мы, и они, петляла. И это давало им пусть очень
небольшой, но шанс.
Когда из-за такой петли расстояние между нами по прямой впервые
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
