К счастью, я уже успела преодолеть былую робость, и между нами завязался вполне непринуждённый разговор. Я поделилась с князем своими размышлениями о Заире.
– Она похожа на героиню кавказских легенд, – заметил Долгоруков.
Это сравнение покоробило меня.
– Как же я не люблю кавказские легенды! – воскликнула я.
– Почему? – удивился князь.
– Они все глупые и имеют одинаковый финал – девушка бросается со скалы в пропасть или топится в озере! – пояснила я. – Так не бывает!
– Почему вы думаете, что так не бывает? – князь явно решил подразнить меня.
– Вы давно на Кавказе? – я решила ответить ему тем же.
– Да, уже два года…
– За эти два года много ли черкесских красавиц упало со скалы или утопилось? – весело спросила я. – Я здесь недавно, может, мне просто не посчастливилось лицезреть сей обычай! Или на водах такого не бывает? Нужно ехать в Дагестан? Вот там наверняка девушки разбиваются и топятся каждую неделю!
– Буду честен, я ни разу не встречал ничего подобного, – весело ответил Долгоруков, – но что с того? Многие ни разу не видели призрака…
Намёк был понят.
– Вы смеётесь надо мной, – я не знала, обижаться или тоже посмеяться.
Тон князя был так добродушен, в нём было столько симпатии ко мне. Похоже, своим ироничным возмущением я забавляла его.
– Нет, просто хочу вам объяснить, что всё возможно, – ответил он серьёзно.
– С этим, действительно, не поспоришь, – согласилась я, – простите мою резкость.
Мне стало искренне неловко за свою несдержанность.
Немного остыв, я почувствовала, что на нас пристально смотрит компания, устроившаяся на соседней скамейке. К счастью, они не слышали нашего разговора. Пусть болтают – решила я. Хотя мне не нравилось, что нас будут называть «Александр и Александра», как в глупом водевиле.
Из журнала Константина ВербинаВскоре меня ждала неожиданная новость – вино не было отравлено, что несказанно разочаровало доктора Майера.
«Чёртова крыса не сдохла!» – писал он мне.
Раздражение автора записки чувствовалось даже в чрезмерном нажиме пера.
Впрочем, результат опыта меня не удивлял.
Услышав упоминание о крысе, Ольга брезгливо поморщилась.
* * *
Смерть пани Беаты не вызвала у водяного общества удивления. Напротив, каждый с уверенностью заявлял, что давно догадывался о её грядущей кончине. Такая беседа весьма неожиданно началась во время вечера в ресторации.
– А каковы были её предсмертные слова? – интересовались дамы у доктора Майера.
Да, многие верят, что слова умирающего могут быть пророческими, а уж тем более слова колдуньи.
– Бедняжка скончалась во сне, – спешно ответил доктор, которому явно не хотелось обсуждать кончину таинственной пациентки.
Принимая во внимание, что в ресторации присутствовал его давний недруг жандарм Юрьев, Майер особенно не желал делиться мистическими рассуждениями.
– Не была ли пани больна чахоткой[23]? – спросила одна из любопытных. – Возможно, она и не ведьма вовсе.
Майер, который легко определил бы больную чахоткой, развёл руками.
– Ужасно, что похороны в понедельник! – испугано прошептала барышня Антипова, – как бы ведьма кого-нибудь за собой не утащила…
Всегда поражала людская склонность к темам, которые вызывают у них ужас. Один мой французский приятель рассказывал, что сдает свою парижскую квартиру с окнами на площадь втридорога в тот день, когда кому-то рубят голову. Хотя сам обычно в такие дни всегда старался затыкать все щели, чтобы, не дай Бог, что-то увидеть или услышать.
Разумеется, зашёл разговор, по какому обряду надобно хоронить усопшую. Кто она была по вероисповеданию: католичкой или протестанткой. А надо ли вообще читать молитвы за упокой её души, если она занималась колдовством.
Католический священник не выказал особого желания проводить ночи молитв над трупом ведьмы, сославшись на строгий режим.
– Весьма разумно, – согласилась барышня Антипова, хлопая огромными чистыми глазами, – вдруг она вампир и выпьет из вас всю кровь…
Кюре, который хоть и не слыл суеверным, и подчеркивал прогрессивность взглядов современной церкви, поперхнулся напитком.
Вдова Глухова, которая по неизвестной причине также испытывала особую неприязнь к чернокнижнице, поддержала мнение барышни.
– Я бы не согласилась находится рядом с мёртвой ведьмой даже средь бела дня, – добавила она, – можно попасть под пагубное влияние злых сил…
– Да, нельзя быть рядом с сестрой шайтана, – высказался Анзор.
Неужто и мусульмане, которым чужды европейские байки, могут опасаться живых мертвецов.
– Вздор! – резко прервал их речи Михайлов.
Представители водяного общества с любопытством обратили на него свои взоры.
– Вы сочли мои слова вздором? – обиженно надув губки, произнесла Антипова.
Она смотрела на него таким игривым взором, что у многих поклонников в глазах промелькнула злость. А рука Анзора легла на рукоять кинжала.
– Совершенно верно! – без лишней учтивости произнёс офицер.
На мгновение гнев исказил красивые ангельские черты барышни. По залу пробежал недовольный ропот её поклонников: «Удивительное нахальство!», «Что он о себе возомнил?»
Однако Антипова не сочла себя побеждённой и продолжала.
– Неужто вы сами решитесь читать молитвы над ведьмой? – с нескрываемой иронией поинтересовалась молодая особа.
– Не откажусь! – задумчиво ответил Михайлов.
Он будто бы позабыл о споре, погрузившись в размышления. Заметив его рассеянность, разгневанные поклонники барышни Антиповой удивлённо замолчали.
«Его околдовала ведьма» – шепнул кто-то.
– Забавно, – рассмеялась вдова Глухова, – это напоминает старую страшную сказку о солдате и ведьме… Все помнят, как три ночи подряд ведьма оживала, но на третью ночь солдат сумел извести злодейку…
– Вы желаете убить ведьму? – оживилась Антипова, улыбаясь офицеру. – Чтобы она никогда не возвращалась и не мучила живых…
Признаюсь, что я не ожидал от этого милого создания такой кровожадности.
Михайлов, не вернувшись из собственных мыслей, не расслышал слов собеседницы и промолчал в ответ.
– А что вы скажете на это, доктор? – обратилась Антипова к Майеру. – Сможем ли мы надеяться увидеть Михайлова живым? Сколько ночей он продержится?
В её глазах загорелся интерес к новой игре, способной прогнать скуку, свойственную водному курорту. Барышня непринуждённо рассмеялась.
– Полагаю, что наш друг вернётся невредим, – спешно ответил доктор, которого несколько обескуражил подобный вопрос.
– Разумеется, невредим, – вмешался в разговор жандарм Юрьев, намереваясь немедленно пресечь любые речи, уловив в них лишь чуток мракобесия.
– Неужто вы согласились со мною? – съязвил Майер.
– Думаю, не стоит продолжать напрасную беседу, – вмешался я, желая предотвратить грядущую ссору.
– Верно, – согласился Михайлов, взглянув на часы, – мне самое время отправиться навестить усопшую панночку.
Под воистину гробовое молчание офицер покинул зал ресторации.
Из журнала Александры КаховскойСтранное сновидение вновь пригрезилось ночью. Не знаю, было ли это сном, или вновь моя душа стала свидетелем таинственного события.
Поначалу во сне я увидела, как офицер Михайлов вошел в комнату, где на столе стоит гроб с покойницей. Он неспешно зажигает свечи, потом подходит к усопшей. Он долго всматривается в её бледное лицо, которое, обретя безмятежность, несвойственную при жизни, кажется прекрасным. Улыбнувшись, офицер проводит рукою по её волосам, и, печально вздохнув, опускается на колени перед гробом.
Затем сон переменился, и я увидела, будто Михайлов и пани Беата, облачённая в белый саван, бегут по узкой скалистой тропе. Не знаю, откуда мне стало известно, но они спешили успеть куда-то до рассвета… но крик петуха, эхом разнесшийся по долине, и предрассветные лучи, озарившие горные вершины, вдруг заставили их остановиться… Беата упала на руки офицера и растаяла в утренних сумерках…
И я вновь увидела Михайлова в комнате рядом с умершей. Он спал, стоя на коленях, положив голову на руки, скрещенные на краю гроба. Свечи уже догорели, и утреннее солнце начало пробиваться через тонкие шторы. Офицер проснулся, и поморщившись от лучей, медленно поднялся на ноги…
Не зная, как растолковать сновидение, я решила побеседовать с князем Долгоруковым, надеясь, что на сей раз он хотя бы намекнёт на верный ответ.
У колодца я встретила Михайлова. Его суровое грубоватое лицо выглядело особенно измождённым и усталым.
Сделав глоток бодрящего Нарзана, он усмехнулся, услышав за спиной болтовню водяного общества:
– Михайлов жив?
– Да, но это всего лишь первая ночь… Обычно вся жуть начинается в третью ночь…
Завидев меня, он приветливо улыбнулся.
