– Сейчас вы ещё не погрузились в глубокий сон, где становитесь самим собой, – продолжал Анпу, – и вы сумеете чётко вспомнить наяву, всё, что узнаете сейчас… Но учтите, ваше время ограничено… Решайтесь, готовы ли вы узнать правду…
Михайлов опустился на камень, обхватив голову руками. Проводник молча ждал ответа своего собеседника.
– Зачем вы помогаете мне? – наконец, поинтересовался офицер, – вы не из тех, кто печется о благе людей…
– Я обеспокоен тем, что одна душа покинет этот мир раньше срока. Подобная мелочь способна пошатнуть хрупкое равновесие, – ответил Анпу, – мне не дозволено напрямую вмешиваться в людские дела, но я могу подсказать.
Офицер бесстрастно слушал слова мистического собеседника.
– Думаю, вам известно, что путь к спасению возможен только благодаря истине, – продолжал Анпу, – Можно закрыть глаза, дабы не видеть правды, и свалиться в пропасть, ведь с закрытыми глазами невозможно найти верный путь…
Он взмахнул рукою, преобразившись в человекоподобное существо с шакальей головою. Рядом с ним появилась бледная тень Беаты, готовая покорно следовать за своим пугающим провожатым. Я заметила узкую тропинку, проходящую сквозь чащу сумрачного леса.
– Скоро мы продолжим свой путь, – ласково обратился Анпу к своей спутнице.
Офицер спешно поднялся на ноги. Видение исчезло.
– Да, я готов! – решительно произнёс он.
Анпу благосклонно кивнул. Его лицо вновь обрело человеческие черты.
– Думаю, вы запомнили, что куда-то спешили во сне, но потом рассвет не позволил вам продолжить ваш путь, – произнёс он.
– Да, верно, – оживился Михайлов.
– Вам осталось две ночи, чтобы успеть… и всякий раз вам придётся начинать заново… На утро третьего дня, в момент отпевания, её душа совершит переход…
– Ни один священник в округе не решится отпевать ведьму, – усмехнулся офицер.
– Решится, – перебил Анпу, – и тогда ваша панночка уже никогда не сможет вернуться к живым…
– Что мне нужно сделать? – спросил офицер по-военному кратко.
– Осознать, кто вы… – прозвучал казалось бы простой ответ, – вспомнить сны своей юности, которые манили вас в пугающую неизвестность… вспомните, как однажды вы проспали весь день, чем напугали всю свою родню… Почему вас манили тропы? Вспоминайте, кто вы…
Умиротворяющий голос Проводника мёртвых будто настойчиво уводил вдаль.
– Изгнанник, ставший человеком, – вдруг ответил Михайлов, не задумываясь, – я решил стать свободным, за что и поплатился… мой дух был заключен в человеческое тело…
– Назовите вещи своими именами! – велел Анпу.
– Я был тем, кого в простонародье зовут чёртом, – устало произнёс Михайлов.
Признаюсь, что ответ был предполагаем, однако, не знаю почему, вызвал удивление, вернее нежелание верить. Пред моим взором вновь промелькнуло улыбающееся лицо молчаливого человека из ночных кошмаров. Я невольно отступила в сторону.
«Печальный демон, дух изгнанья» – затем в мыслях вдруг чётко промелькнули строки любимой поэмы.
– Тогда ваш дух, покидая ненавистное бренное тело, тянулся к былым знаниям, но человеческая плоть навязывает мятежному духу свои чувства… Во времена юности вы были милы и добродушны наяву, временами даже наивны, но постепенно ваша сущность начала проявляться, а вы даже не смогли верно понять причину внезапной жесткости…
Михайлов кивнул.
– Я объяснял всё жизненными тяготами…
– Да, столь простая причина! – иронично заметил Анпу. – Впрочем, вас, как человека, не стоит винить. Как я уже говорил, людское тело подвержено сильным чувствам, способным заглушить голос духа, несмотря на всю его мистическую силу… Да… ваш дух затеял опасную игру…
– Я обрёл свободу! – воскликнул Михайлов.
– Не стану спорить, – с прежней иронией ответил Проводник мёртвых. – Но замечу, что даже я не могу счесть себя свободным…
– Но как тут замешена Беата? – спросил офицер, почему я так привязан к ней.
– Вспоминайте! – ответил Анпу. – Вспоминайте, как вы смогли обрести свободу…
Не могу объяснить, но я сама поняла всё без слов. Как отринуть Тьму, не погрузившись во свет? Равновесие света и тьмы в душе… Для этого нужна чистая светла душа, которая отдаст часть своей сущности, а в обмен получит тьму… Значит, Беата раньше не была ведьмой… Но почему она погрузилась в абсолютный мрак?
– Вам понадобилось слишком много для равновесия, – прозвучал голос Анпу, – и с тех пор тёмная сущность панночки намного сильнее светлой… Царство мрака теперь пристанище её души…
– Мы с ней связаны… – прошептал Михайлов, – так вот почему я столь неудержимо желаю спасти жизнь особы, к которой равнодушен… И именно в этом заключается причина её страха ко мне, она чувствует, что зависима от моей души…
– Вы похитили часть её сущности? – спросила я.
– Нет, – Михайлов усмехнулся, – она сама желала меня так спасти, наивная душа была…
Я не смогла подобрать слов.
– Да, я злодей! – произнёс он устало.
Видение растворилось…
* * *
Я проснулась, за окном уже приближались сумерки.
Он злодей? Возможно… Он причинил зло душе… но она, наверняка, понимала все последствия своего шага…
Меня охватило множество беспорядочных мыслей. Во сне Беата помнила всё, но наяву оставались лишь ощущения, необъяснимый страх… Впервые встретившись наяву, они не узнали друг друга… В юности, когда Михайлов был еще слаб, она презирала его. Но каждую ночь во сне его душа улетала вновь странствовать по запретным тропам, и он становился сильнее.
Он рисковал и мог не проснуться, и навсегда сгинуть в мрачных тропах Дуата, но вновь отправлялся в путь… Он изгнанник света и тьмы… Изгнанник или свободный?
Но если они связаны неведомой нитью, зачем Михайлов хотел убить Беату?
Размышления прервала горничная, предав просьбу Ольги, чтобы я вышла к ужину. Сегодня сестра, не желая слушать глупые разговоры о грядущей судьбе Михайлова, решила поужинать дома.
Однако переживания мистические начали казаться бессмысленными перед переживаниями романтическими. Говорят, князь сегодня уехал из Кислых Вод. Но куда? Он не рассказывал о своих намерениях…
Из журнала Константина ВербинаРассказ Аликс, скорее, внёс вопросов, чем ответов. Радовало, пожалуй, лишь одно, что Михайлов решился познать себя.
– Значит, он из этих? – перекрестилась Ольга.
Она не осмелилась произнести просторечное имя врагов рода людского вовсе не из соображений этикета.
– Теперь он стал другим, – задумался я, – он получил свободу… В нём нет ни добра, ни зла…
Супруга поморщилась.
– Что ни говори, но душа у него чёрная, и чёрною осталась… Он же убил несчастную Беату, которая и помогла ему обрести свободу, загубив себя… Ох, мы, женщины, часто совершаем ради любви слишком много…
Я с трудом сдержал улыбку, меня всегда забавляли подобные дамские рассуждения о чувствах и самопожертвовании, но я никогда не осмеливался спорить или потешаться над столь искренними высказываниями.
– Увы, нам не оценить ваши старания, – произнёс я.
Однако лёгкая ирония в моих словах всё же прозвучала, и Ольга обиженно надула губки.
Часы на стене пробили девять.
– Близится ночь, – взволнованно произнесла Аликс, – Михайлов скоро отправится на молитву…
Ольга вздрогнула. Я нежно успокаивающе погладил её по руке.
Более радостные темы разговора на ум не приходили, мы съели ужин, иногда пытаясь разрушить мрачное молчание неловкими репликами о жизни водяного общества, но «все дороги» опять вели к напоминаниям о недавних событиях.
Когда после ужина в гостиной Ольга наигрывала очередную весёлую песенку, дабы отвлечься от мрачных мыслей, к нам заглянул доктор Майер. Супруга нахмурилась, понимая, что бесед о покойниках в этот вечер избежать не удастся, но ничего не сказала.
– А ведь забавно получается! – воскликнул доктор.
– Простите? Вы о чём? – изумилась Ольга, пытаясь припомнить хотя бы незначительное забавное событие на Кислых Водах за прошедший день.
– По народному поверью, если над умершей ведьмой три ночи подряд читать Псалтирь, то она будет вставать из гроба. Но её гнев не страшен, если стоять в кругу, обведенным стальным ножом. Так поступают для того, чтобы умершая ведьма не вставала из гроба по ночам. На третью ночь её душа покинет тело навсегда… По началу я не понял, зачем надобно читать молитвы над ведьмою. Оказывается, не ради спасения души несчастной, а чтобы избавиться от её нежелательных визитов…
Личико Ольги выражало искреннее недоумение.
– Что вы нашли в этом забавного? – переспросила она, поморщившись. – Вкусы разные, но, на мой взгляд, ваша забава помянута ни к ночи…
– Простите, что вызвал у вас неприятные чувства, – извинился Майер, – но… как бы объяснить?
Он умоляюще взглянул на меня.
