Через стенку спит мой младший брат (если, конечно, спит, а не шарится в сотке), но нас это, естественно, не останавливает: открыв мне тайну своего происхождения, Рик трахает меня по-миссионерски, жонглируя темпами, но в основном двигаясь во мне медленно и неспешно. Он уже знаком с мультиоргазмами, испытываемыми мной в этой наискучнейшей позе, и специально ее выбрал, чтобы я, закатив глаза, делала это снова и снова, давилась собственным беззвучием, а он разглядывал бы меня молча и угорал.
В итоге я засыпаю в состоянии удовлетворенном, но совершенно измочаленном, не помня, когда и как у нас там все кончилось.
он нормальный
кто - спрашиваю назавтра у Эрни.
К этому моменту они оба успели уже свалить от меня, а я настолько упахалась за ночь, что даже не проснулась, когда они уезжали.
Он: твой новый чувак
Рик
Наверно, вышли вместе. Похоже, мой брат и мой... новый чувак нашли общий язык, хоть много и не общались.
***
Глоссарик
Эрик Рыжий – викинг, скандинавский мореплаватель и первооткрыватель
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ Лунный свет
Квартплату с меня снимают в первых числах. Приход зимы ознаменовывается тем, что Рик... вручает мне свой «взнос» за декабрь. Это так странно.
«Взнос» зажат у меня в кулаке, а жутковатая курьезность ситуации застревает в горле вместе со словами, которые застревают там же. Их, слов, чересчур много и некоторые формируются в вопрос: откуда он взял деньги? Понятно, я этого не спрашиваю, хоть и жутко хочется.
Не менее жутко хочется узнать у самой себя: и на фиг они мне сдались, эти деньги?.. У меня возникает мысль положить их на некий воображаемый счет, ну, такой, на который квартирные хозяева обычно кладут квартирные залоги. При слове «залог» становится совсем уж глючно, и я застаю себя за тем, что держу в руках его деньги и разглядываю их с тупым недоумением, будто вижу впервые.
За ужином я решаю, что больше не утерплю.
- Рик, снова – чем занима... ется... лась твоя фирма?
Черт, надо было как-то по-другому спросить. Идиотка.
- Купля-ремонт-продажа раздолбанной недвижки. Раньше. А теперь не знаю. Она теперь не моя, - спокойно отзывается Рик, прожевывая ужин.
- Ты отдал...
- Почему – отдал? Вышел. Продал. Экзит.
Оттуда, что ли, деньги? Меня так и подмывает ляпнуть, что не стоило ради этого так.
- Бабки еще не получил. У нее проблемы с поставщиками.
Вот как... У нее тоже?..
- А на Котти вы выкупили ту квартиру...
- Весь подъезд. Поэтому я, - продолжает Рик все так же невозмутимо, - поживу-поживу у тебя, а потом – короче, дела надо будет в порядок приводить.
А это как? Банк ограбить? – недоумеваю я.
«...мой последний косяк ее особенно обидел...»
Меня передергивает, и я спрашиваю:
- Рик, а ты ей часом алиментов не должен?
- Да нет вроде, - беспечно пожимает плечами он, ни капли не удивляясь вопросу.
Знаешь, думаю, прежде чем начать твои дела в порядок приводить, может, что-нибудь придумаем? Ты только мне скажи...
Последнее я беззвучно проговариваю своей вилке, слова прожевываю зубами. А потому что не скажет он мне ничего, я же знаю. И мне по-прежнему не улыбается откуда-то там его вытаскивать, потому как не ловлю я кайфа от актов человеколюбия. До сих пор не ловила.
В этой туманной истории с Риком и его попадаловом мне, как никогда, хочется узнать, какой он в нормальном состоянии. То есть, налегке, без багажа из косяков и неурядиц за плечами.
***
Близится мой день рожденья, но Рик об этом не подозревает. День рожденья у меня прямо перед Рождеством, а значит, «еще три недели спать».
Рози мягко жалуется, что «теперь» у меня совсем нет на нее времени и сетует, что, если б не корона и не запрет на кучкование, на днюху «устроила бы мне сюрприз».
Не я ли говорила, что не люблю сюрпризов? Не люблю получать, но кажется, преподносить люблю. Готовлю ему сюрприз.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Отмечать свой день рожденья я люблю, наверно, потому что мне еще далеко до сорока. Но никогда я еще не испытывала такого предвкушения, как в эти декабрьские дни (из-за моей самовлюбленности и эгоцентричности они всегда были для меня «декабрьскими», но никогда не «предрождественскими»).
Сейчас все вокруг сходят с ума в привычной истерии подарочного шопинга. Даже корона тут бессильна. А я уже заранее радуюсь тому, как незадолго до рождественского Сочельника наступит мой день, с самого утра посыпятся поздравительные звонки и сообщения. У нас в семье... семьях так принято – заваливать меня этим в любой доступной для поздравителей форме. Поскольку я всего этого получаю выше крыши, поздравления от Рика мне не хватать не будет и вообще – мой «сюрприз» мне важнее.
Потом после обеда ко мне спонтанно приедут мама, папа, Эрни и, возможно, даже Пина с девочками. Теперь я не одна тут живу – возможно, кто-то из них сразу это поймет, а кто-то потом – если Эрни не слил уже. Я поступила с ним, как со взрослым – сочла за лишнее просить его не болтать. Пусть сам допрет – или нет.
То-то Рик лицо сделает, когда узнает обо всем. И может быть, всех их узнает. И этому я радуюсь больше всего.
***
Как ни бегу я от сюрпризов, они порой находят меня сами. Таким образом и я их нахожу. Сегодня, к примеру, нашла чувство, которого не искала: доверие.
Подозреваю, что испытывала его с самого начала, иначе каким образом завертелась бы между нами вся эта карусель?..
Начнем с того, что Рик отлучался на пару дней, а я не заметила – тоже отлучалась.
У меня так по-настоящему и не перевелись командировки. Планировка, замер, принятие объектов – все это не терпит удаленок.
У нас очередной локдаун, но я смоталась на объект, и не куда-нибудь, а в Нюрнберг. Это «запад», хоть вообще-то и юг. На фирме мне выдали справку, мол, мое мотание системно нужно и системно важно для бизнеса.
Берлин находится на отшибе – пока оттуда куда доедешь... Пришлось ночевать в отеле. Узнала, что уезжаю, я утром, позвонить хотела, когда сделаю дела, то есть, вечером, когда он вернется домой и, не обнаружив меня дома, как мне показалось, должен будет забить тревогу. Тревоги он не забил, и я тоже решила не навязываться.
Нет, хорошо, все-таки, что у меня нет собаки – кто бы с ней гулял?..
Возвращаюсь я «послезавтра» в уставшие, нелюдимые декабрьские сумерки, что с каждым днем начинаются все раньше. В те мистические пятнадцать минут, когда еще не поздно, но в недо-освещении все предметы кажутся сюрреальными, а у натур повпечатлительнее моей начинают сдавать нервишки и разыгрывается воображение. Люди более набожные обычно валят все на предрождественскую мистерию. Я – нет.
У меня ничего не разыгрывается, но квартира кажется мне до ужаса холодной. Бросаюсь проверять отопление – неужели барахлит опять?
Отопление работает, но сюрреал внутри квартиры не отпускает еще пару минут – мой взгляд начинает шарить по комнате, падает на шмотки и разбросанные кое-где вещи. Его вещи.
Воображение все же не выдерживает – значит, не совсем безнадежный я прагматик – и уверяет, что позавчера утром, когда я уходила из дома, все было так же.
На этом мой персональный глюк кончается. Я просто голодная и уставшая, оттого и глючу, думаю я. Когда через некоторое время с трехдневной щетиной и своей обычной взъерошенностью заявляется Рик, то застает меня на кухне у плиты в теплых вязаных носках и рубашке оверсайз – стою, готовлю.
Поднимаю на него глаза. Вместо приветствия мы с ним обмениваемся долгим взглядом, и я чувствую вдруг, что соскучилась и вижу, что соскучился также и он. Отбивные сердито трещат на сковороде. По моим ногам из носков ползет подозрительный холодок, прокрадывается выше, еще выше и, наконец, заставляет переминаться с ноги на ногу.
