– Подразню, – засмеялся Дима.
– Ну и лады. А теперь зови его.
Через минуту хмурый Гена стоял перед Николаем Петровичем.
– Что там за индусенок?
– Сморчок. Сидел в каморке с метлами. Пыль да тряпки.
– За стеной?
– Вот за этой самой.
– А ты?
– Я чё? – пожал плечами Гена. – Я индусенка впихнул в «семерку», пусть пока посидит.
И опять пожал плечами:
– Как скажете, Николай Петрович.
– Пока правильно, Гена. Пока ты действуешь грамотно. Присмотри заодно и за господином Керимом. Я знаю, тут все схвачено, не можем мы не доверять нашему другу господину Кериму, господин Керим в настоящем Деле проверен, но ведь сам понимаешь… Доверяй, но проверяй!.. Так ведь?
Гена согласно кивнул.
– Господин Шадрин!
В дверях, как тучное облачко, заколыхался господин Керим. За его круглыми плечами стояли два молчаливых турка с инструментами и брезгливо кривил губы белесый таможенник в форме, явно недолюбливающий турков, наводнивших за последние годы его страну.
– Мы готовы, – кивнул Николай Петрович.
Господин Керим сделал шаг в сторону, пропуская к гробу таможенника:
– Мы не задержим вас, господин Шадрин.
Небрежно глянув на уложенный в гроб труп, зато внимательно проверив ящик с цинковым вкладышем, таможенник молча проштамповал документы и вышел, никому не задав ни одного вопроса.
– Закрывайте, – кивнул рабочим Николай Петрович. – Дима и Гена, проследите. Отвечаете собственной головой.
И неторопливо двинулся вслед за господином Керимом.
В небольшом кабинете, открыв хорошо укомплектованный бар, господин Керим, сладко и широко улыбаясь, выставил на стол длинную бутылку «Метаксы» и две крошечных коньячных рюмки.
– Одно удовольствие работать с вами, господин Шадрин. Не знаю других таких удобных партнеров, господин Шадрин.
– Взаимно, господин Керим.
– Надеюсь на долгое сотрудничество с вами, господин Шадрин. Это честь – сотрудничать с таким человеком, как вы, господин Шарин.
– Взаимно, господин Керим.
– Выражаю вам глубокое сочувствие, господин Шадрин.
– То есть? – насторожился Николай Петрович.
– Я имею в виду несчастный случай с господином Уткиным, – сладко улыбнулся господин Керим. – Всякое может случиться с человеком. Иногда случается с ним и такое…
– А-а-а… Это конечно… – Николай Петрович сдержанно наклонил голову в знак печали. – Жизнь коротка…
– Да будет она долгой для нас, господин Шадрин! Да будет она плодотворной и долгой для нас!
– Аминь.
Сделав крошечный глоток Николай Петрович улыбнулся.
– Послушайте, господин Керим… Вы, наверное, удивитесь, но я хочу попросить вас об одной малости…
– Конечно, господин Шадрин. Я слушаю вас, господин Шадрин.
– Вот вы, господин Керим, говорили об индусенке… Ну, глуповатый мальчишка, как бы ученик… Но в прошлый раз между нами ни о каком ученике не было никакого разговора… Зачем вам вдруг понадобился этот ученик?… Это ваш родственник?…
Турок задохнулся от неожиданности:
– Хвала Аллаху, господин Шадрин, среди моих родственников нет пока никаких индусов!
– Мальчишка настоящий индус?
– Самый настоящий! – господин Керим сладко и широко улыбнулся. – Он не просто индус, он еще и кэш. Таких, как он, англичане называют кэшами. Он въехал в страну без разрешения, жил, где попало, занимался, чем попало. Обычная история. Хорошо, что его еще не убили или не посадили в тюрьму. А у меня доброе сердце, господин Шадрин. Мы, истинные германцы, сентиментальны… – Господин Керим, несомненно, считал себя истинным германцем. – Почему не помочь несчастному мальчику? Почему не научить его полезному делу? Из него может вырасти верный и надежный помощник.
Николай Петрович понимающе кивнул.
– Послушайте, господин Керим. Мне как раз нужен такой помощник. Молодой, расторопный, которого можно многому научить…
Сказал и внимательно посмотрел турку в глаза:
– Понимаете? Я хочу взять индусенка с собой.
– В Россию? – растерялся господин Керим.
– А что тут такого? Россия – свободная страна, – улыбнулся Николай Петрович. – У нас индусенка не обидят. У нас ведь нет разделения на кэшов и на господ, на немцев и на турков. Мальчишка у нас вырастет человеком.
– Человеком? – еще больше растерялся господин Керим. – Как человеком? Он же индусенок!
– Это неважно.
До господина Керима, наконец, что-то дошло.
Выпучив свои черные маслянистые глаза, он заискивающе замахал темными короткими руками:
– Хвала Аллаху, мое сердце полно добра! Забирайте мальчишку, господин Шадрин. Если вам нужен этот мальчишка, конечно, забирайте. У него все равно нет никаких документов. Если людей считать только по документам, господин Шадрин, то этого индусенка, собственно, и на свете нет. Уверен, господин Шадрин, именно вы поставите его на ноги!
– Можете положиться на меня, господин Керим.
– Конечно, господин Шадрин!
Они раскланялись.
Гроб уже загрузили в микроавтобус.
Коляка беспечно насвистывал, беспечно поплевывал по сторонам. Он был доволен, что успел выгодно сбыть военное шмутье и Николай Петрович, кажется, не сильно на него сердится… А что гроб загрузили в «мерседес»… Так не все ли равно, что возить?…
– Где мальчишка? – негромко спросил Николай Петрович.
– В «семерке».
– Не выскочит?
– Никак.
– Тогда, значит, так. Мы с Колякой на микроавтобусе едем сейчас прямо в порт, а ты, Гена, прыгай к Диме в «семерку» и гони на гамбургское шоссе. Там много рощиц. Видел, наверное? Чистенькие такие, кудрявые. А мальчишка… Ну, ты ведь сам знаешь… Не любят турков в Германии…
– Он индус, не турок, – совершенно не к месту напомнил Коляка.
– Индусов тоже не любят в Германии, – холодно глянул на Коляку Николай Петрович. – Немцы, они, ты, наверное, не знаешь, высокомерные. Они, можно сказать, бессердечные. Арийцы. Сами себя так называют. Ты, чем болтать, заглядывал бы, Коляка, в газеты почаще. Там, что ни номер, то статья о турках и об индусах. Эти индусы и турки не выдерживают жизни на чужбине. Холодно им на чужбине, и голодно. Вот соскучится такой мальчишка по солнышку да по рису, а как вернуться на родину?… Да никак… Вот идет такой несчастный мальчишка в ближайшую рощицу и вешается со скуки…
Николай Петрович вздохнул:
– Жестокий мир капитала.
Гена и Дима дружно кивнули.
– Ну, понятно, прежде порасспросите мальчишку. Ласково, без ерунды. Как он попал к господину Кериму? Зачем попал к господину Кериму? Просил ли его о чем-нибудь господин Керим. Может, мальчишка знает что-нибудь такое про доброго господина Керима?
– Николай Петрович, – хмуро сказал Гена. – Я по-немецки выговариваю три слова. Еще со школы. Дер аффе, дер рабе и ди зонне. А что они означают, уже не помню.
– Дима поможет.
Дима деловито и спокойно кивнул, натягивая на руки тонкие кожаные перчатки.
– И никакого шума, – погрозил пальцем Николай Петрович. – Тут дело тонкое. Страна чужая. По-семейному все обмозгуйте, спокойненько. Не прыгайте, как блохи, блох все равно не перепрыгаете. Ну, остановились, понятно, перекурить в рощице. Перекурили, дальше поехали. Никому до вас нет никакого дела. А вам, соответственно, нет никакого дела до индусенка. Вы его, может, даже и не видели. Он у вас по дороге выскочил из машины и убежал. А страна чужая, работы нет. Вот он и повесился с горя.
Дима и Гена понимающе кивнули.
Влезая в «мерседес» Николай Петрович утвердился в уже продуманной мысли: всех сменю!
И хмыкнул: индусенок!..
Какой-то человечишко без документов, без имени. Да и не человечишко даже, а так, существо. В Индии такие тысячами мрут от голода прямо на улицах. И никому нет до них дела. И в Германии никому нет никакого дела до какого-то там безымянного индусенка. Ну, повесился маленький кэш. Кто свяжет будничное самоубийство с уважаемой конторой господина Керима?
Глядя на Коляку, Николай Петрович улыбнулся.
Коляка прост. Из-за простоты и надо сменить Коляку. Врет. Приторговывает. Как бы уже имеет свое собственное дельце. Маленькое, но собственное. Ох, опасные мысли. Серега Кудимов тоже мечтал обзавестись собственным дельцем. И у Семы появилось что-то подобное на уме…
Всех сменю.
Покачал головой.
Этот бык, Кудимов-старший…
Ведь бывший чемпион СССР, бывший чемпион мира, мог олимпийским стать. Ему предлагали: Кудима, ну, при твоих-то данных! Брось глупую бабу, возьмись за ум. А хочешь спать именно с этой бабой, Бог с тобой, спи, никто не против, мы ей для этого высвободим специальные дни. Только не мешай Делу. Ведь баба работает не на себя, а на Дело. Выбери указанный день по графику и трахайся с ней, только не мешай в другие дни, не сбивай бабу с панталыку. Все вещи растолковали, назвали своими именами, а он нет, уперся. Любовь у него, ебмать. Настоящая любовь! Не к принцессе там какой, а к нашей советской шлюхе!..
