– Это дорогая вещь, – обеспокоился Хунгер. – Я не могу даже от тебя принять такой дорогой подарок.
– От меня можешь, – твердо ответил Валентин. – Потому и дарю тебе перстень, Ёха, что он дорогой.
Хунгер изумленно откинулся на спинку сиденья и так захохотал, что индусенок за его спиной испуганно затаил дыхание.
– Держи, чемпион!
Сунув руку под сиденье, немец извлек яркий плоский пакет, разрисованный полуголыми красотками.
– Что это?
– Презент. – Хунгер подмигнул. – Для твоей фрау.
– У меня нет фрау.
– Тогда для твоей подруги.
И объяснил, смеясь:
– Это мой теперешний бизнес, Валя. Я теперь торгую самым сексуальным женским бельем в Европе.
И опять захохотал, восхищенно разглядывая массивный перстень:
– Бон шанс, Валя! Бон шанс! Подымайся на свой паром. И помни. Тебе повезло, что я тогда не добрался до тебя в Осло!
«Я вас предупреждал, Николай Петрович!..»
Валентин стоял на открытой палубе, курил и недоуменно пожимал плечами. Из головы никак не выходил молоденький деловитый матрос, весьма строго остановивший его у трапа:
– Документы!
– Документы? – Валентин растерянно порылся в карманах. – У жены, остались, наверное.
Подмигнул со смешком:
– Дуется жена… Я это… набрел тут на кабачок. То да се, она и психанула… Ушла, не дождавшись.
Матросик понимающе кивнул, но остался непреклонным:
– Документы!
– Ты что, не понял? – удивился Валентин. – Документы у жены остались.
Он снова полез в карманы с такой надеждой, будто правда мог что-то там отыскать.
– Чудак! – бормотал он. – Я ж говорю, набрел тут на кабачок…
Матрос деловито повторил:
– Документы!
Пальцы Валентина наткнулись в кармане на кусок шелка.
Засмеявшись, он выхватил из кармана и молниеносно натянул на лицо маску, найденную для него старшим пассажирским помощником Раисой Васильевной. Утвердил на поручне мощную руку:
– Поломаемся?
Матрос расцвел:
– Чемпион!
И засмеялся:
– Здорово вы того хмыря!
– Я и не таких делал, – засмеялся и Валентин, срывая с лица маску. – Теперь-то пустишь? Говорю, у жены документы.
– Ладно, – улыбнулся матрос. – Проходите.
Валентин недоуменно пожал плечами.
Расскажи такое серьезным людям, посмеются, не поверят, а то и просто назовут лжецом. Граница на замке, всем известно.
Но что лучше, в конце концов? Вечное разгильдяйство или слепая вера в порядок?
Валентин молча всматривался в огни уходящего города.
Ладно.
Он на борту.
Это уже хорошо.
А что, впрочем, хорошего? Чего, собственно, он добился? Ну, проследил путь Николая Петровича. Ну, видел, что побывал Николай Петрович в серьезном банке. Ну, видел, что побывал Николай Петрович в похоронном бюро.
С другой стороны, а почему, собственно, за покойником поехал сам директор крематория, а не его сотрудники? Просто решил прошвырнуться за казенный счет?… Смешно. Не серьезно. Не получается. Не пахнет эта поездка никакими развлечениями. Проститутка на борту парома не в счет. Этого добра и дома хватает. Тоже мне развлечение – поездка в похоронное бюро и обратно. Вот, правда, банк… Как Ёха сказал, серьезный банк… И, опять же, спортивная сумка, сильно оттянувшая плечо Гены… А ведь Гена не слабак… Нес пустую сумку, а из банка вышел такой нагруженный, что ему плечо оттянуло… Потом этот мальчишка… Чем он провинился перед Геной?… Почему они так нагло собирались его повесить?… Может, увидел что-нибудь такое, чего никому не надо видеть?…
Сигарета погасла.
Валентин рассеянно похлопал по карманам.
– Зажигалочку?
Пожарник в черном клеенчатом дождевике после победы Валентина на судовых соревнованиях, был сама любезность.
– Так запрещено же на палубе… – со значением намекнул Валентин.
– Так я же обещал… – тоже со значением напомнил пожарник. – А раз обещал, ладно, курите. При мне можно.
– Спасибо, – рассмеялся Валентин. – Я докурю в баре.
– Это правильно, – одобрил пожарник.
Не оглядываясь, Валентин спустился в бар «Тропикана».
Как всегда, устроился на высоком табурете в самом конце изогнутой стойки, за металлической колонной, лицом ко входу.
Попросил пива.
Немцы, русские, поляки… Молодые и пожилые лица, но в основном молодые… Ни тени заботы на этих молодых и реже пожилых русских и нерусских лицах… Да и какие заботы у путешествующих?… Многие, скорее всего, ехали просто встряхнуться…
– Дамы и господа! Сегодня с нами в баре находится человек, известный каждому из присутствующих…
Валентин съежился. Отстанут от него эти дуры?
– …Александр Малинин!
Валентин негромко засмеялся.
Чемпионские замашки… Ну да, к хорошему быстро привыкают… К чемпионским замашкам тоже быстро привыкают… Вот и он, видите ли, решил, что сейчас объявят о его присутствии…
Вспомнив о шеф-поваре, Валентин заглянул в банкетный зал, но в зале там никого не было.
Ладно.
Шеф-повар занят.
Готовится, наверное, к вечернему банкету. Точнее, готовит вечерний банкет. Скорее всего, грузовая палуба сейчас пуста. Можно побродить по грузовой палубе, присмотреться. Ведь для чего-то же Николай Петрович гонял в Германию «мерседес»… Грузоподъемность нормальная, досмотру не подлежит… Действительно ли в микроавтобусе покойник? Действительно ли в гробу, полученном в похоронном бюро «Карл-Хайнц Хольман», находится покойник?
Впрочем, в гроб не заглянешь, рассудил Валентин.
Не торопясь, спустился на грузовую палубу.
«Икарусы», прижатые к бортам, микроавтобусы, легковые автомобили. Людей нет, пространства хватает. Хоть в футбол играй.
Валентин прошел до ближайшего «Икаруса», шагнул в проход между автобусом и новеньким, но уже несколько помятым «фольксвагеном», и отпрянул, услышав голоса.
Говорил Коляка.
– …ну я, понятно, нахрапом. Чего ты, дескать, козел? Ты, дескать, немецкий битый козел, вонючий хрен, какого тебе рожна? Ты не с кем-то, ты с победителем разговариваешь! Мало мы вас били? Прими, требую, хотя бы по тридцаточке, больше не требую! Шинелка-то, говорю, козел, еще неношеная, офицерская. На генерала, может, пошита, не тебе, козлу, такую таскать! А он, козел вонючий, толстыми пальцами шевелит, ни слова по-русски. Ни слова! – ужаснулся Коляка. – А на нашем, на русском языке, Дима, сам граф Толстой книги писал. И Пушкин. Я знаю. Ну, и там другие… Ты тоже знаешь… Вонючка ты, говорю, козел. Возьми хоть по тридцаточке! Ты же видишь, военная армейская шинелка, новенькая! А он опять пальчиками так слабо: яволь, яволь! Вот, дескать, девятнадцать марок и ни пфеннинга больше! Ну, скажи, не козел?
– Козел, конечно.
Валентин осторожно выглянул из-за «Икаруса».
Метрах в пятнадцати от большого «Икаруса» поблескивал в свете фонарей микроавтобус Коляки. Сам Коляка стоял перед распахнутой дверцей знакомой «семерки», водитель которой, так и не сняв тонких кожаных перчаток, вскрывал вынутую из бардачка бутылку. Вскрыв бутылку, он вскинул ее над собой, торжественно, как пионерский горн. Глаза водителя странно блестели. Как у температурящего больного.
– За сколько сдал-то?
– А-а-а… – отмахнулся Коляка. – Так себе… По двадцать пять… Считай, себе в убыток… А теперь еще сунули мне этот гроб в салон. Все не как у людей. Это ты у нас, Дима, катаешься, как сыр в масле.
Не выдержал:
– Дай хлебнуть! Чего ты задрал бутылку как телескоп?
Дима хохотнул, но бутылку Коляке не дал.
– Один хочешь вылакать? – обиделся Коляка.
– Может, и один, – медлительно ответил водитель Дима.
Вид у него, правда, был одновременно и заторможенный, и нервный. Он был как бы глубоко погружен сам в себя, но при этом, кажется, пока еще не терял контакта с окружающим.
– А шеф засечет? – постращал Коляка.
– Пошел ты!
– Не будь жлобом. Дай хлебнуть.
– Возьми в баре.
Коляка обиженно выпрямился.
Лязгнув тяжелой дверью, на палубе появился дежурный матрос. Придирчиво осмотрел крепежку машин, с неодобрением повел носом, увидев водителя Диму с бутылкой в руке.
Ткнул кулаком в «семерку»:
– Чья машина?
– Моя, – равнодушно ответил Дима.
Зато Коляка сразу задергался:
– Наша, братан! Наша машина! Чего в ней такого? Стоит себе и стоит. Пить, есть не просит.
– Почему не закреплена? Вы что, не слышали штормового предупреждения?
– Да слышали, братан, слышали, – задергался, заюлил Коляка. – Мы щас! Минута делов, братан!
– «Щас…» – передразнил матрос. – Через полчаса проверю.
– Мы щас!
– Крепь знаете где?
– Не впервой, найдем, – дергался, суетился Коляка. – Мы щас, братан. Мы все путем. Не волнуйся.
Матрос подозрительно потянул носом воздух:
– Проверю.
И вышел.
Валентин внимательно следил за Колякой.
Значит, в салоне «мерседеса» действительно находится гроб… Ну, это понятно… Для того и гоняли в Германию микроавтобус… Это и телеграммой подтверждается… Только не простой, наверное, гроб… Наверное, с каким-нибудь тайничком гроб… Поехал бы директор крематория за покойником в дальние страны, не угадывайся за этим гробом что-то особенные.
