– Он без ума от певички, – пояснил Тамаз, кивнув на Турка, и обратился к нему на русском языке: – Поосторожнее. Если будешь так глядеть на грузинку, получишь кинжал в горло.
Турок лишь улыбнулся.
– Из-за женщин вечно всяческие споры, – резонерствовал Тамаз. – Посмотришь на женщину не той национальности – и тебе могут перерезать глотку. И так повсюду. Или, может, КГБ не испытывает этих хлопот? Вам позволяют кадрить русских женщин?
– Могут возникнуть проблемы, – ответил Чантурия. Ему не хотелось продолжать разговор на эту тему. Он внимательно посмотрел на солистку. У нее темные глаза и густые черные волосы, собранные в пучок на затылке. Он знал, что она его видеть не может – сидит он в темноте, но казалось, что во время пения она заглядывает ему прямо в глаза.
– У моего папаши некогда была русская дама сердца – зовут ее Ольга Викторовна. Это было давно, теперь-то она просто приятная старая дама. Кое-кому из русских такое не понравилось, и они попытались набить ему морду. К сожалению, они не знали, с кем имеют дело, а узнали, когда он еще не кончил их мордовать. Потом им захотелось причинить ему неприятности с помощью милиции, но у него тоже оказались друзья, да еще посильнее и покруче милиции.
– Кто же они, эти могущественные друзья? Маленький Тамаз налил по второй рюмке.
– По седлам! – скомандовал он, и они опрокинули по второй рюмке коньяку. Тамаз улыбнулся:
– Прости, но я не могу тебе ответить, кто они.
– Ну как хочешь, – пожал плечами Чантурия. Певица закончила песню и скрылась за занавесом позади сцены. Огни погасли, и в зале наступила еще более густая темнота, но зато стало легче различать обстановку и людей. Турок повернул стул и сел спиной к сцене.
– Ты слишком много говоришь, – предостерег он Тамаза.
Маленький Тамаз ничуть не обиделся.
– Ты даже не понял, о чем я говорил, – заметил он.
– Нет, понял.
– Я знаю своего друга, – ответил Тамаз. – Он будет с нами, когда понадобится.
Он налил себе и Чантурия по третьей рюмке. Турок же еще не выпил и вторую.
– На дорожку, – предложил Тамаз.
Он вместе с Чантурия выпил свою рюмку до дна, к ним присоединился и Турок, опрокинув свою с саркастической улыбкой.
«На дорожку» – вовсе не заключительный тост. Это всего-навсего продолжение длинного тоста. Чантурия перевел дух. Совершенно ясно, что они задумали напоить его. Ради чего? Услышать, что он будет болтать? Или это следующий этап проверки, устроенной старым Тамазом? А если так, то каким будет наказание, если он не выдержит экзамена? Уж лучше не проваливаться. Один из его собутыльников уже тепленький, а у другого – ни в одном глазу: ситуация может стать угрожающей, если он надерется. А он ведь уже намного опередил на этом пути Турка, поэтому решил, что из создавшегося положения остается единственный выход, и вновь наполнил рюмки.
– В гору, – предложил он, поднимая рюмку и чокаясь с Турком.
Это уже из следующего коленца тоста. Он наполнил рюмку Турка до самых краев – теперь каждый грамм коньяка должен идти в дело. Маленький Тамаз только ухмыльнулся, глядя на них. Все они выпили уже порядочно.
– Кроме всего прочего, – сказал Тамаз Турку, – он понравился отцу, и он благословил его. Даже без твоего присутствия.
– Лишь потому, что я запоздал, – резко ответил Атман и, обернувшись к Чантурия, пояснил:
– С горы есть всего два пути.
Чантурия понял, что он говорит не о горе из тоста, а о крепости Броладзе на горе.
– Один путь у того, кто понравился старому Тамазу. – Он благословил тебя.
– Старому Тамазу всегда нужен совет Атмана на такое благословение, – пояснил маленький Тамаз. – Но Атман задержался на работе.
При упоминании имени Атмана его голос звучал совсем не по-дружески.
– А второй путь? – спросил Чантурия.
Турок в ответ лишь улыбнулся. Чантурия тоже улыбнулся и вновь наполнил рюмки. Первой он налил рюмку Турка. Бутылка уже была пуста – не хватало даже, чтобы налить до краев собственную. Маленький Тамаз тут же заказал еще одну.
– А ты сам часто ездишь в Москву? – спросил Чантурия маленького Тамаза.
Тот с потешной гримасой ответил:
– Иногда.
– В следующий приезд разыщи меня.
– А можешь найти мне русскую бабу?
– Если уж он не может, то кто же еще сможет, – откликнулся Турок. – Но ты и здесь хлебнул вдосталь проблем с бабами.
– Это было так давно! Готов снова попытаться. Приятная пышная русская баба. Какая у отца, такая и у сына.
При этих словах Турок сердито сдвинул брови.
Принесли новую бутылку коньяка, Чантурия откупорил ее. Он налил себе первому, опередив компаньонов, потом чокнулся с Турком:
– За то, что позади горы.
Коньяк действовал на него медленно, но неотступно, сжимал лоб, вызывал испарину. На лице Турка тоже заблестел пот, но Чантурия теперь засомневался, сможет ли достаточно четко контролировать его действия.
Из-за занавески снова появилась певица. Она присела в одиночестве за ближайшим столиком и закурила сигарету.
– А позади горы девушка, – произнес Чантурия продолжение все того же длинного тоста. Но пить он не стал, а взял бутылку и рюмку и, оставив своих собутыльников за столом и все время чувствуя на своей спине пристальный взгляд Турка, направился к столику, за которым сидела солистка. Темные глаза певицы вопросительно смотрели на него. Он вежливо поздоровался:
– Добрый вечер.
Наверное, перебравшие посетители нередко вот так подходили к этой женщине, считая ее доступной. Она ответила, лишь когда закончила курить.
– Что, мое пение тронуло ваше сердце? – поинтересовалась она. – Хотите познакомиться со мной?
– Мы говорили о вас, – ответил он.
Боль, раздиравшая его череп, никак не уходила.
– Да-да, – продолжал Чантурия. – Мне тут надо кое от кого отделаться. Не будете возражать, если посижу здесь, пока вы поете? Вы ведь будете петь?
– Да, конечно. От кого это вы удираете?
– А вон от тех двух ребят сзади.
Она посмотрела туда, откуда пришел он, и, должно быть, заметила, что его собутыльники глазеют на нее.
– Тот араб? Это он вам посоветовал приударить за мной?
– Да, тот. Но он ничего мне не советовал. Это моя собственная инициатива.
– Крутые у вас компаньоны.
Он подумал, что женщина испугалась, но она просто поинтересовалась:
– Зачем вы приволоклись сюда? Он лишь пожал плечами.
– Если бы я верил в Бога, то сказал бы: на то Божья воля.
– Я ведь не спрашиваю о смысле жизни. Зачем вы подошли к моему столику?
– Я не вполне доверяю этой парочке, а единственный удобный предлог избавиться от их компании – пойти поискать женщину. Если позволите немного посидеть здесь, я, может, и придумаю что-то еще, когда в голове просветлеет. Я немного перебрал.
Она рассмеялась:
– Кто когда-либо слышал, чтобы грузин перебрал? Конечно, сидите, а я спою для вас.
– Вы очень любезны. Не хотите ли коньяку? Он сел за столик и поставил бутылку и рюмку.
– Похоже, не хватает еще одной рюмки.
– Нет-нет, коньяку не надо. Закажите бокал вина. Коньяк мешает мне работать.
Принесли вино, она пригубила немного, а он притворился, будто пьет свой коньяк. Потом она поднялась на сцену. Песня, которую она пела, вполне могла разбить мужское сердце, особенно когда поющая женщина неотрывно глядит на тебя.
В середине ее выступления к столику подошел Турок. Чантурия даже не надо было оглядываться, он почувствовал его присутствие за своей спиной.
– Мы уходим, – сказал Турок. Чантурия не отрывал глаз от певицы.
– Идите, а мне и здесь хорошо, – ответил он.
– Мне поручили довезти вас до дома.
– Рад слышать, но я уже большой мальчик. До дому меня проводит эта дама.
– Нет.
– Но она же сказала, что да.
– Поверю, когда она скажет и мне, – ответил Турок голосом, напоминающим звук пилы, разрезающей лед.
– Скажет, скажет. Садись, не мешай слушать. Турок тронул Серго за плечо, но тут раздался резкий голос маленького Тамаза:
– Пойдем, Атман. Он же гость моего отца.
Чантурия даже не оглянулся, он чувствовал, что они уходят.
Певица кончила петь, покинула освещенную сцену и подошла к столику.
– Я боялась, что вас уже не будет, когда я вернусь, – промолвила она.
– Я тоже боялся, – сказал Серго и поднял рюмку. – За красивую девушку!
Она выпила вина, но не до дна, как он.
Ему не хотелось пить эту рюмку, она явно была лишней.
– А вы уверены, что они не ждут вас на улице? – спросила она.
– Нет. А вы думаете, они будут ждать?
– Я нравлюсь тому арабу. Он всегда здесь торчит и пялит на меня глазищи. А кто знает, что у него на уме?
– А маленького Тамаза вы знаете?
– Я знаю, кто он такой и что он собой представляет.
– Ну и что же он собой представляет?
– Они нехорошие люди. Все они. Если вы участвуете в их делах, то я вас знать не знаю. Да, я помогла вам, но знать вас не желаю.
