именно ремонтники делают с БРЭМкой?
Саблист не выдерживает безделья и уходит помочь ремонтникам.
15.00
Проза заглядывает в ППУ и слышит, как ругается оператор БПЛА:
– Седой, конечно, молодец, взял пленных. Но куда мне их садить? Почему все пленные живут в блиндаже БПЛА? Давайте я их на улице пристегну – пусть сидят!
Аляска не обращает внимания на возмущение оператора БПЛА, он смотрит на экран. Камера показывает густой лес, но где именно, Проза понять не может.
– Скопление пехоты, – Аляска оборачивается к писателю, – ждем авиацию.
Оператор переключает камеру в инфрарежим. В самом деле, лес полон желтых теней, но внимание Прозы привлекает яркий квадратик.
– А это что?
– Двигатель остывает. Машина, – отвечает оператор.
– Странно, а я не разглядел в лесу машины.
– А ее и не видно! – Оператор возвращает камеру в обычный режим. – Вот!
Вдруг многочисленные мелкие разрывы покрывают лес.
– Вот это – настоящая кассетка! – радуется оператор БПЛА.
Сквозь дым в лесу ничего не видно, поэтому камеру «Мавика» снова включают в режим тепловизора. Машина горит, лес по-прежнему полон зеленых теплых теней.
– Всё! Атаки не будет! – радуется оператор БПЛА. – Весь лес вычистили! Одной бомбой!
Видимо, Аляска считает так же, он возвращается за стол и берет трубку телефона.
– Но… – начинает вопрос Проза, на экране по-прежнему полно зеленого и живого…
– Остынут, – отвечает оператор БПЛА.
Стол обходит дежурный капитан с пустой кружкой в руке, он говорит Прозе:
– Сейчас комдив приедет. Возможно, не один. Вам бы спрятаться куда-нибудь.
Аляска слушает кого-то по телефону и тычет Прозе пальцем в потолок.
Проза оборачивается и видит сидящего на стуле Бекаса. Лицо командира разведчиков черное от усталости, волосы прилипли ко лбу. Не узнать!
– К Вышке идите, где мы чаи пили, – предлагает Бекас.
– И как ваши шахтеры?
– Стерлись мои шахтеры. – Голос Бекаса сползает на шепот.
– Погибли?
– Нет. – Бекас чешет грязный подбородок. – «Трехсотые».
Проза выходит, поднимается на два этажа выше. В коридоре квартиры темно. В комнате с экранами Проза стучит в косяк.
Вышка нервно оборачивается, но узнает Прозу и, не здороваясь, спрашивает:
– Видели, как бомбардировщик кассетку положил?
– Видели, но еще раз покажите, – просит Проза.
Вид с камеры на вышке уступает виду с «Мавика», но Проза все равно восхищается записью. В конце концов, ему такое не часто показывают.
Вышку вызывают по телефону, он трогает клавиатуру. На улице темнеет, и Вышка переключает камеры в инфракрасный режим.
16.15
Зам по вооружению Кречет смотрит на часы. В овраге собираются вечерние тени. «Скоро я окоченею. Сколько можно возиться? – Он снова включает тепляк и осматривает темный овраг. – Опа!»
Два зеленых силуэта в пятидесяти метрах. Один явно с автоматом.
«Хохлы? Крадутся? Видят БМД и БРЭМ?» – думает Кречет, он снимает автомат с предохранителя и опускает флажок в положение автоматической стрельбы.
Хохлы, услышав, как Кречет передергивает затвор, бросаются в разные стороны. Первый вскидывает автомат, но Кречет нажимает на спусковой крючок и ведет стволом от фигуры к фигуре. Он успевает выпустить три, может, четыре пули, прежде чем мир в монокуляре тепловизора взрывается огненным шаром.
18.00
Светлая черточка снаряда чертит темный экран и попадает в зеленоватую полоску дороги среди черного леса.
– Это – «нонка», – комментирует Вышка.
Следующая черточка влетает в ту же полоску дороги и вспыхивает на пол-экрана.
– Ого! – восклицает Проза.
– А это – «тосочка», термобар.
У Вышки звонит телефон, он хватает трубку:
– Шале, я – Вышка, прием!
После нескольких реплик по телефону он молча тычет в нужный экран. Леса там нет, это – степь, где по гребню холма идет дорога на Белогоровку.
По черному экрану медленно движется еле заметная зеленоватая капля длиной сантиметра четыре.
Вышка прикрывает ладонью трубку и шепчет:
– «Немцы», ротация…
В двадцати метрах от замыкающих чуть глубже в экран прилетает черточка снаряда. Зеленая капля украинской пехоты рвется. Половина ускоряется, ближайшая к разрыву половина остается лежать.
– Бизон, я – Вышка, от 178-й точки восток 100, прием! – кричит в трубку оператор.
Наступает пауза. Украинцы пытаются убежать с экрана.
– Так не попали же, – Проза показывает на неподвижную часть пятна украинских пехотинцев, пятно вытягивается в полоску и тускнеет, – они залегли?
– 50 метров, калибр – 152 миллиметра. Достаточно!
Новый снаряд попадает прямо в середину двигающегося пятна.
– Бизон, я – Вышка, прямое!
Когда вспышка от разрыва снаряда тускнеет, от первой убежавшей половины украинской пехоты нет ничего зеленого. Вторая медленно тускнеет. Появляются три-четыре точки, снова исчезают.
– Вот эти залегли, – соглашается Вышка, – но все равно – размотали мы им пополнение, сорвали ротацию.
– «Гиацинт»? – Проза вспоминает Кречета.
– «Мста»! – Вышка смущается, он не уверен, положено ли гостю знать о тайных артиллерийских заначках полка.
– В этом плане последние три дня – исключительные. То ли нам снарядов подвезли? – Вышка смотрит в потолок и снова на экран. – Видите вот этот гребень? Он по ту сторону Донца, по нему проходит дорога. Лес кончается по эту сторону реки. «Немцам», чтобы что-то к передку подвезти, нужно этот кусок степи пересечь. Переправу мы, разумеется, не видим. Но артполк долбит ее постоянно. Иногда получается…
– …Изоляция района боевых действий? – перебивает оператора Проза.
– Вот здесь – от полутора до двух километров от ЛБС, мы своими «нонками» работаем. Все хорошо просматривается и днем и ночью через тепляки. И коптеры, и БПЛА здесь работают. «Немцам» приходится на передке держать минимум сил, они больше на контратаках работают… Если их в момент развертывания удается поймать, то – да… Жестко получается.
Звонит телефон.
– Вас вызывают, – объявляет Вышка Прозе с заметным облегчением.
Проза спускается на ППУ, но в дверях натыкается на Синицу.
– Андрей Владимирыч, вы же хотели покататься на танке?
– Да!
– Поехали! Кречет пропал. Не танк, конечно, БТР-МДМ, но вам будет достаточно.
Ошарашенный грустной новостью Проза выходит на улицу молча.
18.30
Зам по тылу Синица и Проза рассматривают черноту оврага внизу. Там мечутся два фонарика.
– Ошметки только… – голос Саблиста… – хохляцкий камуфляж.
Обладатель второго фонарика осматривает овраг без комментариев.
– Чего шаримся? Машина готова? – Знакомый голос Кречета раздается из-за спины.
– Вас ищем, товарищ полковник! – Саблист бежит наверх, отыскивая фонарем заместителя по вооружению.
Тот стоит, опираясь на суковатую палку, покачивается.
– Оба-на! Василий Владимирович! – радуется Синица.
– Чего? Потеряли меня?
– Да! – отвечает Саблист.
– Да я сам себя чуть не потерял. Но я еще по Потемкинской лестнице должен пройти! Не дамся им так просто! – Кречет машет палкой. – Свет убери! Пока нас опять не накрыли!
Его обнимают, едва не роняют.
– Ранен? – спрашивает Синица.
– Нога-рука, легко. Еще днем.
Кречета окружают бойцы из экипажа БРЭМки, помогают забраться в БТР-МДМ Синицы, Прозу оттерли.
– В госпиталь?
– Да ну! – машет здоровой рукой Кречет. – До утра полежу, если не полегчает, решим потом.
Он стискивает зубы от боли. В люк спускается Саблист, испытующе смотрит на Кречета.
– Еще промедол?
– Сколько часов прошло?
Саблист не отвечает, колет Кречета в здоровую ногу.
– К медикам, – командует Синица механику-водителю.
– Стоп! – Кречет придерживает зам по тылу за рукав, прислушивается.
Снаружи звонко лязгает сцепка. БРЭМ потянула подбитую БМД. Кречет отпускает руку Синицы. Тот кивает, механик-водитель запускает двигатель.
– Увидал двух хохлов, дернул затвор, они услышали, побежали. Я всего раз пальнул… И пустота. Очнулся, вы меня ищете.
– Мину они несли, – говорит Саблист, – хотели наши коробочки рвануть. По оврагу прокрались.
БТР-МДМ рвет с места.
08.00
Аляска стоит у стола и внимательно изучает экран оператора БПЛА.
– Пусто, товарищ полковник, и на 143-м, и на 144-м.
– Крупнее можешь?
Камера наезжает. Обнаженные изломанные стволы, обмелевшие от артобстрелов окопы, множество военного мусора вокруг опорников.
– Говорю, нет никого.
– Мы им за ночь девять машин обнулили. Этого хватило? – спрашивает начарт.
– И ротацию сорвали, – заключает дежурный.
«Мавик» медленно движется вдоль ЛЭП. Пролетает над перекрестком. Проза видит характерную свастику 147-го опорника. Там – наши. 148, 149, 150-й опорники пусты. Камера зависает над квадратом леса, где вчера «сушка» отработала кассетной авиабомбой. Изуродованный лес пуст.
– Унесли тела, – говорит оператор.
– Аляска, Аляска, я – Вышка, прием!
– Вышка, я – Аляска, да!
– Вижу движение разрозненных групп пехоты южнее
