доказала, что дети, живущие с рождения до совершеннолетия с двумя родителями, которые являются их биологическими предками, развиваются лучше[114]. И однако для многих детей даже жизнь с одним родителем уже стала роскошью. Ответственность за воспитание детей все больше переходит от родителей к государству. Тем не менее социальный патернализм не может похвастаться большими достижениями в этой области. Это не удивительно: государственным службам — идет ли речь о детских домах или поиске опекунов для детей — свойственны недостатки, связанные с тем, «что нельзя купить за деньги», как пишет по другому поводу Майкл Сэндел. Плата за опеку над детьми может дополнить родительскую заботу, но она не может заменить родителей.
В то время как в менее образованной половине населения многие семьи вырождаются в некое внешнее подобие семьи, в более образованной половине мы наблюдаем формирование династий. Новая модель «конкурентного воспитания» потомства, распространившаяся ныне в образованных семьях, резко повысила роль родителей. Дети образованного класса растут в режиме активного общения с их образованными родителями, которое еще никогда не было столь интенсивным и целенаправленным.
Постепенно накапливаясь, результаты «конкурентного воспитания» дают вполне реальные плоды. Воспитание ребенка начинается с раннего возраста. Более того, сегодня дошкольные годы считаются решающими в его развитии: различия в успеваемости, которые проявляются после десяти лет школы, предсказуемы уже с шестилетнего возраста. Таким образом, то, что происходит с ребенком в семье за несколько дошкольных лет, важнее того, что происходит в школе за те двенадцать лет, в течение которых она отвечает за его образование.
Различие начинается с целей и проявляется затем в методах обучения. Одинокие и малообеспеченные родители гораздо чаще живут в ситуации стресса: их задача — не воспитать конкурентоспособных отпрысков, а просто удержать ситуацию от сползания в хаос. Родители, которые сами не окончили школу, ценят послушание почти вчетверо выше независимости и уверенности в себе; у родителей с высшим образованием наблюдается обратная пропорция. Исследования показывают, что такие установки родителей, живущих в условиях постоянного стресса, сдерживают развитие некогнитивных способностей детей, которые, как мы знаем сегодня, по крайней мере столь же важны, как когнитивные[115]. Но и различия в когнитивных способностях начинают проявляться очень рано. Самые ранние расхождения, допускающие количественную оценку, проявляются в речи: родители, воспитывающие детей в «активном режиме», говорят с ними с раннего возраста. В одном очень известном исследовании было показано, что разница в количестве слов, которые слышат дети образованных и необразованных родителей за время с их появления на свет до детского сада, составляет 13 миллионов. Различается и словарь: дети образованных людей слышат в восемь раз больше поощрительных, чем неодобрительных слов; дети родителей, живущих за счет государственных пособий, слышат вдвое меньше поощрительных, чем неодобрительных слов. Затем наступает пора чтения. Чтение книг детям развивает их, и различия в культуре чтения в разных семьях — это важнейший фактор, обусловливающий различия в уровне готовности детей к школе. Наконец, нельзя забывать и о материальной стороне дела. Поворот к интенсивному развитию детей вызвал огромный рост расходов на эти цели. Но если у американских семей, входящих в верхние 10% по уровню доходов, с 1980-х годов затраты на эти цели удвоились, составив 6 600 долларов США, у нижних 10% они упали до 750 долларов США, причем наибольшее расхождение наблюдается в расходах на дошкольное воспитание детей, которое имеет решающее значение с точки зрения их развития.
Такой же крупный и растущий разрыв наблюдается и в школьном возрасте. К 2001 году разрыв в умении считать и читать между американскими детьми из социальных групп с разным уровнем дохода был примерно на треть больше, чем поколение назад. Эта тенденция не только сохраняется, но и усиливается, поскольку она обусловлена тем же процессом нарастания различий между семьями.
Наиболее вопиющее следствие этого расхождения между образованными и необразованными классами было показано недавно в эпохальной работе Роберта Патнэма, посвященной американским детям. Группируя детей по когнитивным способностям, он проанализировал их шансы на поступление в университет. Мы, конечно, предполагаем, что поскольку дети образованных родителей обычно наследуют более высокие когнитивные способности, они имеют больше шансов на поступление. Но Патнэм обнаружил, что дети образованных родителей с самыми низкими когнитивными способностями по национальной шкале имеют больше шансов поступить в университет, чем дети менее образованных родителей с наивысшими когнитивными способностями. Новая культура интенсивного внешкольного обучения приводит к появлению не только «трофейных детей», но и скрытых тупиц.
Тенденции к росту социального неравенства и прекращению или снижению социальной мобильности — это недавнее явление, и имеющиеся данные показывают изменения, которые произошли в период между моим и следующим поколением. Но самое неприятное состоит в том, что цифры, как правило, сильно занижают реальные масштабы сохраняющегося социального неравенства. В своей замечательной недавней книге, остроумно озаглавленной «Отцы и дети», Грегори Кларк проследил, как социальное неравенство между семьями воспроизводится на протяжении многих поколений[116]. Обычно для измерения социальной мобильности сравнивают только одно поколение со следующим, но Кларк придумал оригинальный метод, основанный на использовании редких фамилий, судьбы носителей которых легче проследить на протяжении целого ряда веков. Очевидно, что в данном случае он обычно прослеживал в таких семьях мужскую линию, которой в течение большей части истории соответствовала роль глав семейств. Он обнаружил, что успех очень устойчиво воспроизводится — нередко на протяжении целых веков. Кларк показал, что традиционные оценки социальной мобильности, основанные только на переходе от одного поколения к другому, совершенно не подтверждают такое устойчиво воспроизводящееся неравенство, и приводит достаточно убедительное объяснение этого явления. Какое-то ценное качество передается от поколения к поколению, не рассеиваясь. Что это за качество? Маловероятно, чтобы таким образом передавалось материальное богатство: чтобы растратить целое состояние, достаточно одного мота, и известное выражение «из грязи в грязь за три поколения» — именно об этом. Кларк выделяет два качества, которые нельзя рассеять или промотать. Одно из них — генетика, но, хотя наследственность важна, за несколько поколений даже самые исключительные гены обычно «разбавляются» в результате образования брачных союзов. Другой возможный актив — это то, что Кларк называет «семейной культурой». Он обозначает этим термином нормы и нарративы, образующие систему убеждений, которая формирует поведение людей, составляющих «сетевую» семейную группу. Находясь в узловой точке такой сети, глава семьи имеет много возможностей для сохранения преемственности. Мы знаем, что отцы семейств, входящих в элиту, прилагают немалые усилия к тому, чтобы обеспечить наследование семейной культуры[117], уделяя, вероятно, особое внимание тем ее чертам, которые способствуют достижению успеха, хотя со временем конкретный состав таких черт,
