задумчиво кивает Катя и расплывается в улыбке. — Прилетим в столицу с рюкзаками, удочками и в резиновых сапогах. А что, классная идея. Надо только червей заранее накопать.
На девять дней тётя Таня предлагает мне забрать дядькины рукописи и сразу из столовой я иду к ней. Мы двигаем пешком по «50 лет…» практически молча. Идём, почти не разговаривая и думая каждый о своём. Не доходя до главпочтамта, сразу за остановкой, там где в будущем будет «Красное и Белое», сворачиваем направо, во двор.
Лужа подсохла, но всё равно занимает почти весь проезд, будто её питает подземный источник. Впереди гаражи, а справа трансформаторная будка. Я подаю Тане руку, помогая пройти вдоль лужи, и добираюсь уже до противоположного края, когда из-за будки выскальзывает человек и начинает удаляться от нас вдоль гаражей по направлению к дядюшкиному дому.
Там постоянно кто-то шныряет, так что я поначалу не обращаю на него никакого внимания, да только… Как только мы оказываемся у того места, откуда он вынырнул, со стороны будки раздаётся протяжный стон. Даже не стон, не знаю, а вопль, тоскливый и жалобный.
Человек, идущий впереди нас, оглядывается и… я его узнаю. Блин! Это же тот самый «слесарь-сантехник», что пытался проникнуть к дядьке в квартиру. Чего он здесь кружит? Впереди появляется несколько человек, шагающих навстречу. Сантехник втягивает голову в плечи и ускоряет шаг.
В этот момент стон повторяется, и я останавливаюсь.
— Не ходи, — сжимает мою руку тётя Таня. — Там вечно забулдыги отираются, алкаши, рвань.
— Ладно, тётя Таня, я просто гляну и всё. Туда и назад…
Я выпускаю её руку, вступаю на тропинку, ведущую за будку, туда где отвоевал батины кроссы, и сразу замечаю человека. Очень бледный седой бородатый дядька лежит на траве и держится за живот. Руки у него красные от крови, а из живота торчит рукоятка ножа…
12. Я снова доктор
Охренеть!
Я, конечно, такое видел и не раз. Но это было в будущем, а тут идиллическое и полное нежных воспоминаний прошлое.
— Таня! — ору я. — Быстро на остановку! Вызывай скорую! Ножевое в живот! Твою мать! И артерия! Бегом!
— Что ты…
— Бегом, Таня!
Хер его знает, артерия или вена, а может, и то, и другое… Сразу из-за травы и видно не было — штанина мокрая и тёмная от крови. Глаза у мужика закрыты и стонов он больше не издаёт. Я быстро опускаюсь, присаживаясь над телом. Просовываю пальцы в разрез на брюках и резко тяну в стороны, разрывая ткань. Мокрая, рвётся плохо, но ножа и ножниц у меня нет.
Бляха, херово. Из бедра течёт. Не фонтан, пульсация слабая, но кровь алая. Живая вода, покидающая тело и уносящая жизненные силы. Действительно, артерия. На живот сейчас времени нет, да и что там сделаешь? Кровотечение несильное, нож, в любом случае, вытаскивать нельзя.
А здесь рана глубокая и кровушка уходит быстро. Не гейзер, конечно, да только неизвестно, сколько уже ушло в сырую землю. Штанина почти вся намокла и вторая частично. Глазом моргнуть не успеешь и всё. Больше двух минут с такой раной не живут. Литра полтора уже точно вытекло, может больше…
Бляха, силы есть, конечно, но… Не раздумывая, жму кулаком на бедерную артерию чуть ниже паха. С первого раза не попадаю, немного перемещаю кулак и… да, хорошо… Молодец, Тёма, опыт не пропьёшь, как говорится….
Наваливаюсь всей тяжестью, но долго так не простою, хрен знает, сколько скорую ждать… Перекидываю ногу и, убрав кулак, быстро жму в это же самое место коленом. Хорошо… Лады. Так… Сейчас во мне почти нет десятиклассника Артёма Кострова, всем заправляет кое-что повидавший доктор.
Я чуть подаюсь вперёд, осматриваю нож. Весь в крови, ручка наборная, из цветных пластин оргстекла. Одной рукой дед бережно придерживает рану, зажимая рукоятку между пальцев. Вторая покоится рядом. Соображает… На руке из-под тёмных кровавых пятен просвечивает синее заходящее солнце с редкими лучами. А над ним выбито слово из шести букв. Боцман.
Наверное, кликуха. Я протягиваю руку к шее этого Боцмана и нащупываю пульс. Слабый, но есть. Лицо у него тёмное, обветренное с глубокими складками. Нос, изъеденный рытвинами, напоминает грушу. Борода редкая, всклокоченная.
И кто же ты такой, Боцман? Куда шёл? К дяде Грише? Шёл, а тебя здесь подкараулил слесарь-сантехник? Если предположить, что именно Слесарь перевернул дядькину квартиру вверх дном, то, значит не нашёл, что искал, раз продолжает бродить здесь, рядом с его домом.
То есть, он мог торчать тут, ожидая, что кто-то придёт. Тот, кто знает, где находится нужная ему вещь. Ждал, ждал и дождался. Появился Боцман. Допустим, Слесарь задал ему свои вопросы, а он ответил. Либо он сообщил необходимую информацию и за дальнейшей ненадобностью было отправлен в расход, либо не сообщил и тоже был отправлен в расход… Оба варианта возможны…
Доносится приближающийся звук сирены, но подъезжает не скорая помощь, а милиция.
— Э! — раздаётся у меня за спиной. — А ну-ка руки!
Я оборачиваюсь и вижу уже практически родных лейтенанта и сержанта.
— Костров, твою мать! — с наездом восклицает Хаблюк. — Ты чё в каждой бочке затычка что ли? Ты зачем на него залез? Это ты его уделал? Слезай быстро!
Они обходят меня и осматривают место преступления.
— Подозреваемый выскочил отсюда пару минут назад, — говорю я и пошёл мимо гаражей в сторону улицы Васильева. Среднего роста, худощавый, впалые щёки, усы, волосы волнистые недлинные… шатен…
— Чё ты несёшь? Слезай с мужика, тебе говорю!
— Куда слезать-то? Я артерию держу. У него большая кровопотеря. Не видите что ли?
В это время снова раздаётся звук сирен. На этот раз приезжает скорая помощь и ещё милиция. Опера, наверное, не знаю. Врач скорой, опытный дядька лет сорока, сразу оценивает ситуацию.
— Молодец, парень, — бросает он. — Если он выживет, только благодаря тебе. Макарыч, быстро жгут. А ты не отпускай, не отпускай пока! Кровь какая была?
— Алая, — отвечаю я, — когда подбежал, пульсация была слабой, думаю, литра полтора точно потерял. Я там шёл, услышал крик,
