молодёжью жизнь прожигать.
— Да у него денег нет, — усмехается Цеп.
Усмехается-то он усмехается, да только во взгляде его нет ничего усмехающегося. Во взгляде у него курится злобный вулкан, способный в любую секунду начать извержение.
— Погоди-ка, — вступает Цеповский прихвостень и подпевала, Валерка Панкратов. — Вика, у него чё, такие же штаны, как у тебя? Ну, ты неслабо их уделал, в натуре. Сто семьдесят рубликов коту под хвост.
О, Вика, я смотрю, предпринимательскую жилку имеет — и от меня скидку получила, да ещё и сверху накручивает. Воистину, ласковое теля двух маток сосёт.
— Да он просто не рассчитал, — ржёт Цеп. — Первая менструация случилась совершенно внезапно. Сумки с макулатурой поднял, а оно как потекло! Да, Костёрыч?
Все хохочут и, что самое неприятное, Вика тоже. Ну, ладно, моя непостоянная и ветренная подруга, всё равно не уйдёшь, всё равно попадёшь в мои объятья. Впрочем, говорить себе можно, что угодно, да только вот такое её поведение…
Блин, мы ведь с ней в общем деле, отношения наши стали из-за этого более тесными, а она смеётся над тупой шуткой? Капец! Надо сказать, это крайне неприятно. Не то чтобы что-то ёкало, замирало или стонало, но типа, как железом по стеклу… Хочется плечами передёрнуть.
— А ты остряк, — хмыкаю я, не подавая вида, что меня это задевает и вообще не глядя на Вику. — Но только палку-то не перегибай…
— А-ха-ха… — со смехом перебивает Цеп. — Это ты палку не перегибай! Кто-то палку кидает, а ты перегибаешь, в натуре, как шею гусаку! А-ха-ха! Туда-сюда-обратно!
— А то, — продолжаю я, — мне придётся во всеуслышанье рассказать о твоих пагубных пристрастиях.
Я улыбаюсь, потому что знаю, меня сейчас обязательно попросят поведать, что это за пристрастия.
— Чё-ё-ё⁈ — надменно тянет Цеп. — Ты берега что ли попутал⁈
— Расскажи! — требует Луткова и остальные подхватывают. — Что за пристрастия у Цепа?
— Нет, чуваки, — смеюсь я, — И чувихи тоже. Не могу, это слишком уж личная информация. Слишком чувствительная и слишком деликатная.
— Колись! — требует Вика.
— Ты чё, в натуре⁈ — свирепеет Цеп, наступая на меня.
— Пока ещё ничего, — с независимым видом пожимаю я плечами. — Не переживай, я никому не скажу, что тебя с недавних пор, после того, как вскрылись некоторые подробности, пацаны начали называть калоедом. Хотя… ты не смущайся, у всех свои особенности. Главное только, чтобы это никому не мешало.
Словечко-то смешное и все начинают хохотать в голос. Даже я посмеиваюсь. А вот Цепень не смеётся. Ему почему-то несмешно. Похоже, отсутствует чувство юмора. Напрочь отсутствует.
Он дёргается вперёд, глаза наливаются кровью, и в них появляется отчаянная решимость.
— Нет! — сквозь смех восклицает Вика. — Не вздумай! Ты понял? Не смей!
— Ах-ха-ха! Калоед!
Я уже начинаю готовиться к неминуемой взбучке, но Цепень вдруг отменяет атаку. Послушный пёсик. Молодец.
— Ладно, ребят, — киваю я. — Мне пора. Вы, главное, никому не говорите. А то неудобно получится. Ну, и мороженым особо не увлекайтесь. Алику, кстати, шоколадное купите.
Все угорают, а Алик злобно скрежещет зубами, и от этого все начинают угорать ещё сильнее.
Придя домой, я заношу рукописи быстро переодеваюсь, засыпаю штаны порошком и заливаю водой, а потом опять ухожу. Бегу я к дяде Вите, нашему дворовому кумиру.
— А ты уверен? — усмехается капитан Шерстнёв, он же дядя Витя. — Судя по описанию, внешность типичная, часто встречающаяся. Так что ты вполне мог обознаться.
— Обознаться⁈ — восклицаю я. — Виктор Фёдорович, я же на него вот так, как на вас сейчас смотрел! Я говорю, его председательша привела и сказала, что он слесарь-сантехник. Только он на сантехника вообще не похож.
— А это ещё что значит? — удивляется дядя Витя. — У сантехников какая-то особая внешность что ли бывает?
Я сижу на стуле, а он — на краешке своего рабочего стола. Он наклоняется вперёд, немного нависая надо мной.
— Да не из работяг он, — машу я головой. — Фраер, понимаете?
— Фраер? — хмыкает капитан. — А ты, я вижу, действительно грамотный, слова специальные знаешь. Ладно, смотри, я тебе сейчас покажу несколько человек, подходящих под твоё описание.
Он поднимается, обходит стол, выдвигает ящик и вытаскивает из него бумажную папку. Усаживается и, развязав тесёмочки извлекает несколько фотографий.
— Глянь, только внимательно, нет твоего клиента среди этих людей?
Он раскладывает передо мной фотокарточки. Действительно, лица у всех этих людей однотипные, и, более того, чем-то они напоминают моего сантехника.
— Не нашёл? — интересуется дядя Витя.
— Нет, его здесь нет, — отвечаю я. — Хотя общее сходство, безусловно имеется, вы правы. Но у нас же есть председательша! Она не просто его видела, она с ним ходила по квартирам, значит знает, откуда он пришёл, понимаете? Надо её обязательно допросить!
— Допросим, не переживай. Ты ведь всё это сообщил моим коллегам, так?
— Так, только они, коллеги ваши, как-то незаинтересованно меня слушали. Им вообще всё по барабану, походу. А этот слесарь-сантехник может пролить свет не только на сегодняшнее преступление, но и на внезапную кончину дядюшки, я уверен.
— Тихо-тихо-тихо, — говорит дядя Витя и поднимает руку. — Тихо, Артём. Ты парень молодой, фантазия буйная и, я тебе так скажу, ты бы, наверное хорошие детективы писал. Да только к настоящей сыскной работе это не имеет никакого отношения. Если дать волю своим мыслишкам, такого насочиняешь, что все охренеют. Поэтому хорошо, что мы работаем с голыми фактами, а не с легендами, притчами и сказками. Улавливаешь мою мысль?
— Улавливаю, — хмуро отвечаю я.
— Вот и отлично. Отлично! Ты всё рассказал и молодец. Остальное — наша забота. Наша служба и опасна и трудна, ты в курсе? И на первый взгляд, как будто не видна. Как будто! Но на самом деле мы трудимся не покладая рук. Поэтому иди домой и отдыхай, а как что-то появится, я тебе сразу дам знать.
— Ладно, — вздыхаю я. — Хорошо. Спасибо, Виктор Фёдорович.
— Не за что пока. Поблагодаришь, когда найдём твоего слесаря…
— Нужно в жэке посмотреть…
— Тебе отлично даётся роль начальника!
— А этот, потерпевший…
