class="empty-line"/>
— Нере, наверное, так и не женился. — Кюрт прикончил порцию амасека в бокале. — Как там вообще наша банда?
— Нере всё такой же, всё там же. Палец где только не успел поработать, в итоге в канониры подался, дослужился до старшины. Марио вернулся в пехоту…
— Да ты гонишь! — Кюрт оценил выражение лица Вилхелма и сказал: — С ума сошёл. Второй Агнец, ха-ха!
— А вот Белый тебя совсем немного не дождался, — продолжал Вилхелм. — Схоронили в прошлом месяце. Инсульт.
Кюрт махнул рукой.
— Бездна с ним. Разосрались мы, когда последний раз виделись. Он аж про честь мундира вспомнил. — Кюрт посмеялся. — Дебил.
— Остальные уже давно из компании ушли. Ищи в поле ветер, — закончил Вилхелм.
— Эх… вот и нету старой гвардии. А ведь как ураганили в своё время!
Кюрт завершил трапезу и сложил столовые приборы в тарелку, ожидая, когда посуду уберут. Он спросил у Вилхелма:
— Пригласишь к себе? Вспомним всякое. Я на твою жёнушку погляжу, страсть как интересно.
Вилхелм едва заметно улыбнулся и покачал головой.
— Да брось! — воскликнул Кюрт. — Я сейчас спокойный, руки не распускаю, слежу за тем, что говорю.
— Нет, ты её напугаешь.
— А Нере вы к себе пускаете?
— Пускаем.
— И что? Хорошие истории рассказывает? — Кюрт посмотрел в сторону, подумал, усмехнулся и спросил: — Как, например, любил кого-нибудь за волосы оттаскать, перед тем как выебать?
Вилхелм помрачнел, Кюрт продолжил:
— Интересно, знаешь ли, вот так встречать людей спустя годы.
Вилхелм только и ответил:
— Завидовать надо молча.
Теперь уже и Кюрту было не до смеха. Бросил на собеседника холодный взгляд, на который тот ответил зеркально, даже с вызовом.
— Несмотря ни на что, — произнёс Кюрт, откинувшись на спинку дивана, — рад тебя видеть. Не спился, не разжирел, как тупорылый грокс. Если встретишь тех, кто ещё помнит вкус орчатины… или как резал уши эльдарам, передавай от меня привет.
— Прощай. — Вилхелм поднялся из-за стола и пошёл к детям.
Он постарался как можно быстрее покинуть это место.
А ещё Вилхелм размышлял над тем, чтобы нанять телохранителя, а то и двух. Такие "кюрты" могли работать не только на Георга, но и на его врагов.
4
Столица Покаяния Святого Войтеха — Карлсград — встречала гостей монументом в честь примарха Рогала Дорна. Центральную же площадь украшала статуя ещё одного Сына Божьего — Сангвиния, Великого Ангела и Первого Мученика. Скульпторы изобразили героя поднимающимся с колен. Крылья сломаны, из многочисленных ран струилась кровь, но всё же он встречал смерть от рук Архиеретика с достоинством, со вскинутым навстречу копьём.
Благодаря наконечнику копья, скульптура была выше соборов не только столицы, но и планеты вообще, являлась символом Покаяния Святого Войтеха, растиражированным бесчисленными пикт-карточками и сувенирной продукцией. В принципе, достаточно было и Великого Ангела, но Покаяние привлекало людей со всей галактики богатейшим собранием чудес света. Архитектурных и не только.
Жерар разглядывал открывшуюся перед ним площадь из лоджии базилики Святого Каагвы. Он находился на том самом месте, где обыкновенно вступал экклезиарх, смотрел на каменное измученное лицо Сангвиния и на толпу народа, собравшегося вокруг памятника только ради того, чтобы послушать слова Святого не из пыльной книги, а того, кто заслужил подобное звание на своём веку. Тысячи людей на площади, и ещё миллионы паломников по ту сторону голоэкранов следили за каждым жестом Жерара, внимали каждому слову. Подобная честь ранее вскружила бы Жерару голову — шутка ли, до того он выступал с проповедями на улицах — но с тех пор многое изменилось.
Разумеется, оказали Жерару подобную честь не просто так. Как и во время предыдущих визитов на Покаяние, Жерар преследовал цель обратить скромных паломников в пышущих обжигающей верой крестоносцев, вот только на этот раз не по воле Георга Хокберга, а по приказу госпожи-инквизитора Зындон. Она не могла не знать о том, что он совершил на Хелге-Воланте, на какие чудеса был способен.
Пауза затянулась, и Жерар решил продолжить речь:
— И вот вы узнали о жизнеописании Святого Роберта Свежевателя, и теперь многие из вас лучше понимают, что наш Великий Бог-Император есть Бог мученичества. Бог тех любит, кто себя отделяет не только от земного тела, но и отрешается от общения со всякаго рода телесными вещами, без неудовольствия, без сопротивления отлагает это тело смерти.
Жерар окинул взглядом толпу и сильнее перехватил каменные поручни лоджии. Лишь немногие внизу понимали, о чём он говорит. В основном, искали простые решения. Искали спасения.
— Нужно обладать смелостью, чтобы приблизиться к Богу, — проговорил Жерар тихо.
И всё же ни одно слово, пусть даже шёпот, не пропало. Усилители звука подхватили их, очистили и передали на каждый громкоговоритель центральной площади. Как, в свою очередь, и голокамеры, встроенные в парящие сервочерепа, не упустили ни одной детали мимики, ни одной страсти, отразившейся на лице Святого.
— Только в самоотречении и самопожертвовании можно понять истинный смысл всего. Смысл жертвы Бога-Императора, его возлюбленного сына Сангвиния, Святого Роберта и…
Жерар осёкся и не закончил. Момент истины ещё не настал, хотя Жерар уже чувствовал приближение. Холодное прикосновение заточенного до бритвенной остроты лезвия, тепло струящейся крови, оглушительный стук сердца, жар и полёт сквозь всю галактику к трону Владыки, чтобы занять место по правую руку от Него.
Затянувшееся молчание Жерар прервал следующими словами:
— Прочтите "Увещевания к мученичеству" учителя Оргена и возвращайтесь завтра. Да прибудет с вами Бог-Император денно и нощно!
Жерар покинул лоджию и, постукивая тростью, похромал на выход из базилики, сопровождаемый безмолвной свитой инквизитора. В тусклом свете факелов он не сразу заметил блики на позолоченных доспехах.
— Брат Жерар.
— Инквизитор.
На "Амбиции" не было живой души, кто бы не склонил голову при появлении Жерара, Туонела же держалась строго и бесчувственно.
— Последний раз на Покаянии вы были менее словоохотливы и сразу переходили к сути, — проговорила она.
Туонела не вооружена, но благодаря силовым доспехам возвышалась над Жераром и излучала силу. Однако не ту силу, перед которой Жерар склонялся, как бы Туонела того ни хотела.
— В этом мире всё меньше горящих глаз, — ответил Жерар. — Война закончилась давно, и о ней успели забыть. Пройдут годы, и снова ценить будут не храбрость, а золото. — Инквизитор никакой комментарий не вставила, и Жерар закончил мысль: — Положение бы спасли те,
