появляется любовница и пусть она и была доктором, ей в данный момент совершенно не важно было то, что она стала причиной недомогания другого человека. И словно повинуясь вихрю адского искушения до конца поучаствовать в спектакле доведения человека до апоплексического удара и будь что будет, зато от своих негативных мыслей она избавиться, она зачем — то стала рассказывать престарелой мадам историю своей ранней молодости, приукрасив её до неузнаваемости. И услышав о том, что с ней по соседству, на одном из элитнейших кварталов Нью-Йорка поселилась женщина, которая совершенно не родилась в приличной семье, а Войцеховский нашел её в бордели Будапешта и так был околдован её искусством обольщения и удовлетворения своих низменных инстинктов, что забрал с собой в Америку, где её никто не знает и сделал леди. Конечно же, Ани понимала, что тем самым не только прерывает всякие соседские отношения и с этой женщиной и с остальными, но накопленное зло за их напыщенность и чванливое жеманство, за их консервативные, примитивные взгляды на человеческую природу любого живого существа под небом, она сейчас мстила и только лишь жалея, что находящийся рядом её ребенок впитывает в себя эти витающие вокруг негативные эмоции, не дало её слишком длительно наслаждаться придуманной историей её жизни. Доведя престарелую даму до обморочного состояния, она быстро подсунула ей нюхательную соль, найденную на комоде и, с победоносным видом исчезла из дома, разрушив все мосты за собой.
На следующее утро она очень рада была увидеть в клинике Идена Тернера. Собрав себя в узел и подвергнув строгому контролю своё лицо, чтобы с него не сходила улыбка, она никак не смогла объяснить тот факт, что непостижимым образом, он догадался о её истинном состоянии.
Но как вы узнали? — только оторопев спросила она, после таких слов, сказанных им в конце рабочего дня — Вы сегодня, дорогая моя, Ани так принуждаете себя улыбаться, а в глазах у вас столько печали, что вывод ясен — вы очень плохо съездили, вы испытали боль измены.
— Вы констатируете, вы не спрашиваете, и тон у вас такой, словно вы получили подтверждение тому, что и предполагали. Вы так прозорливы, Иден или это для вас норма жизни? — и она тяжело вздохнула. Ком слез снова поднимался к горлу, но плакать она не хотела. Она слишком много последнее время плачет, и это надо прекращать, а то превратиться в слюнявую, сморщенную тетку, обиженную на весь мир за свою судьбу. Для неё за последние годы ярким примером стал образ её Бетси, которая испытала в жизни столько боли, потерь, унижений, нужду и одиночество, что в сравнении с ней, все остальное кажется только укусами комара.
— Да. — просто ответил Тернер, совершенно не эмоционально — Вы Ани еще молоды, когда станете постарше, так же со мной согласитесь. У вас по-другому и не могло быть. Вы с ним разные, он тянет в одну сторону, вы в другую, оба независимы, привлекательны. Что вы хотели? У вас только два выбора …забыть себя во всем и везде следовать за ним как нитка за иголкой, при этом не факт, что, находясь все время рядом — сможете помочь ему поддерживать к вам верность или же смириться с этим, и очень равнодушно принимать факты измен, благо они пока только случайны, а он пока еще ваш сердцем.
Ани удивлялась все больше и больше.
— Я вообще не должна с вами разговаривать на эти темы, но …но вы такие вещи говорите, что я не могу не спросить дальше — А верность нужно поддерживать, она не естественна, когда люди любят друг друга? А еще… еще…, а как можно смириться, сердцу же больно!
Тернер сел напротив неё и заложил нога за ногу, и ей показалось, что его это все несказанно радует.
— Больно! Неужели вам никто не сказал из близких и людей, которые вас растили, что в жизни больно большую часть её. Ну, а если на прямоту, Ани… — хотел он сказать, но она резко взвилась и дала понять, что больше не хочет ничего слушать, его слова не просто царапали её сердце, они резали по живому, да еще и ворочали ножом в кровоточащей ране. Тернер тоже переходил все границы в своей прямолинейности и этого нельзя было допускать, он стал считать такое поведение нормой в их дружеских отношениях.
— О, Иден, остановитесь, меня это добьёт, я живая, черт бы вас побрал! Ваша прямота граничит с непристойностью и каким-то садизмом!
— Ани, Ани, ну мы же доктора. Чтобы вылечить человека, мы так часто кромсаем его на операционном столе. Я слишком долго доктор, у меня все это перенеслось уже на личную жизнь. Так вот, я скажу последнее — Ани, чем быстрее вы протрезвеете, или повзрослеете, тем удачнее сложиться ваша жизнь! Любовь лопнет как мыльный пузырь от отсутствия подпитки. А подпитка, это когда люди дышат одними интересами, общими целями и способны жертвовать своим временем, своими желаниями ради другого. С его стороны я этого не наблюдаю. Он упрямо прет к своей цели и «трава не расти»!
Ани задумчиво смотрела на лорда Тернера и спрашивала в этот момент сама себя. «Может она не знает, может все мужчины настолько рационально мыслящие существа?» И эти мысли возникали, потому что, хотя лорд Тернер своими словами и осуждал Войцеховского, но ей всегда казалось, что они очень похожи друг на друга своим типажом и характерами. Ей захотелось уйти сейчас из кабинета, от разговора с Иденом становилось ей тяжелее, но в глубине души она знала, что он прав во всем, кроме одного, в Войцеховском есть то самое ценное, то, что он не вылущивает наружу, то, что открывается в нем только при случайном стечении обстоятельств, когда решения необходимо принимать быстро и обстоятельно. В нем было благородство, в нем было самопожертвование. А все остальное, что нарушало их гармонию и мир — это действительно, разное восприятие окружающей действительности.
Она сейчас уже вяло как-то так, встала со стула, её внутренние переживания поглощали её силы, и она быстро уставала на работе, ничего не хотелось доказывать, просто поделиться мыслями и уйти из кабинета
— Наверное вы правы, Иден. Я только лишний раз убеждаюсь в том, как ненадежно представление, бытующее в обществе, что надо посвятить свою жизнь супругу. Супруг может исчезнуть, может оставить, может
