помогает выйти из машины блондинке в рыжем полушубке и респираторе. За машинами охраны останавливаются два автобуса, из них выходят одетые в черную форму мужчины. «Новая метла по-новому метет», – ворчит отец.
Варя набирает ведро воды из колодца и моет голову, поливая ее из ковшика. Колодец выкопали задолго до того, как появилась свалка, считается, что из него даже можно пить. Толком не высушив волосы, Варя натягивает свитер, джинсы, кожаную куртку и высокие сапоги, надевает на голову платок, заматывает нос и рот и туго завязывает узел на затылке. Покрутившись так перед пыльным зеркалом старого лакового шкафа, она кричит:
– Пап, я ушла! Не забудь поесть!
Отец гасит сигарету в банке из-под кильки в томате. Варя несколько раз хлопает дверью, и отец хмуро косится на вечно заедающий замок. Если врезать другой или поставить новую дверь, подумают, что у них есть что брать.
Варя едет по колдобинам, колеса велосипеда давят выпавшие из мусоровозов пакеты, овощную кожуру, яичную скорлупу. Свалка снова горит, и Варя щурится от дыма. Она сворачивает и едет к дому в конце улицы, почерневшему от времени срубу, заранее привстает на педалях, старается незаметно заглянуть в окна, но ничего увидеть не удается. Мама Артура привезла его и оставила у бабушки до осени, но спустя шесть лет так и не вернулась, а Артур так и остался «городским». В детстве они все вместе – Варя, Маша, Тимоха и Юлька – с палками гоняли Артура по деревне. Он обычно прятался в старом птичнике, но однажды они нашли его там, и с тех пор он стал отсиживаться дома даже в самые жаркие дни. Теперь же Варя злится на себя, что везде его высматривает, а когда встречает – не может сказать ни слова и даже поднять глаза.
В Вариной школе старшие классы собираются закрыть, а отличников перевести в техникум в Солнечном, и Варя боится, что если окончит девятый с плохими оценками, то ее выгонят, а работы в деревне нет. На труде они всем классом топят парафин, отклеивают разноцветные этикетки с консервных банок – горошек, кукуруза, горбуша, тушенка. Нарезают коробки из магазина и сворачивают картон. «До выполнения плана осталось еще два ящика. – Трудовичка зачеркивает крестиком квадраты в календаре. – Бойцам нужно на чем-то готовить еду и обогреваться. Я все лично передам командирам в воскресенье». Она пишет на листке: «От школы № 4 дер. Ёлочки Солнечного района».
Варя, как староста, заполняет общую тетрадь: «10 ящиков окопных свечей, 40 пар вязаных носков, 10 маскировочных сеток». Маскировочные сетки они плетут из окрашенного в зеленый тюля, который на нужды армии сдают в Солнечном и в соседних деревнях. Носки вяжут и мамы одноклассников, и их младшие братья и сестры, чтобы нагнать план. Трудовичка проверяет разлинованную страницу – подслеповато водит пальцем по строчкам, ругаясь про себя, что очередь за очками на полгода вперед.
На обед отец заливает две лапши. Варя забегает, толкнув дверь так, что та хлопает о стену.
– Это нечестно! Почему меня не возьмут?
Отец вздрагивает от громкого звука и оглядывается.
– Не хлопай! И сапоги сними! Куда в обуви?
Варя кричит из комнаты:
– Мы с Машей и Юлькой в Солнечный в кино! На «Сталинград-4»!
– Поешь хоть. – Отец приоткрывает пластиковую крышку, запах разносится по всему дому. – И телефон возьми.
Он достает из кухонного ящика кнопочную «Нокию», перевязанную резинкой, и протягивает ей:
– Самый лучший телефон…
– Знаю, единственный, который не прослушивается Китаем. Поесть не успею, электричка впритык. – Варя выскакивает в прихожую. – Парни тупые, и их берут в армию, а я умная – а меня не возьмут! Ненавижу!
Она снова хлопает дверью.
На проводы в деревню приезжает даже глава округа из Солнечного. Поддернув штанины, он выходит из машины, надевает респиратор, озирается, выбирая, куда наступить – вся проезжая часть в ямах, пешеходную тропинку развезло, – здоровается с отцом Александром из «Боевого братства», который приехал дать благословение. Новобранцев ждет автобус, по пути покрывшийся слоем грязи, водитель, матерясь, оттирает тряпкой лобовое стекло и зеркала. Деревенский староста протягивает руку главе округа, тот пожимает ее, глядя в сторону, и глухо усмехается: «Не начинаем, телевизионщики где-то застряли». Поодаль стоят и курят бледные обритые мальчики, почти у всех походные рюкзаки набиты вещами – родители готовились заранее, откладывали деньги на спальники и бронежилеты, – только у двоих полупустые мешки. Мать одного из них отделяется от толпы заплаканных женщин, подходит к нему, обнимает, шепчет что-то на ухо, за ней тянутся другие. Отцы тихо переговариваются в стороне. На футбольном поле играют дети, стреляют друг в друга из палок. «Я тебя убил!» – кричит один, другой отвечает: «А русские не сдаются! Тра-та-та-та!»
Забор, отделяющий деревню от СНТ, когда-то построили дачники, чтобы к ним не ходили деревенские, а сами годами набирали воду из уличных колодцев и выкидывали мусор на стихийно разраставшуюся свалку, пока колодцы не закрыли, а свалку не обнесли забором. Вдоль него Варя ездит за молоком и яйцами – мимо выцветшего плаката «Свалке нет!» и сделанной баллончиком надписи: «Вытоптали поле, засевая небо».
Дачники год за годом пишут требования в администрацию района, обращения к президенту, подают иски и, в очередной раз проиграв, выходят с пикетами к дороге, перекрывают путь мусоровозам. Деревенские посмеиваются над ними – попробуй добейся правды, когда все куплено и схвачено, – заносят охранникам свалки чекушку и идут собирать все, что можно сдать за деньги.
Губернатор рассказывает по телевизору, какой высокотехнологичный завод по переработке мусора ударными темпами построят в ближайший год и как Солнечному району повезло, что это место выбрала партия. Отец хмыкает. Весь экран занимает карта, серое поле, обозначающее свалку, почти такое же по размеру, как зеленый участок оставшегося елового леса. Лес и СНТ заштрихованы, отец успевает прочитать бегущую строку: «Запуск завода в III квартале текущего года». После этого показывают репортаж: новобранцев из Ёлочек благословляет отец Александр, матери в слезах крестят их, первоклассники дарят от школы вязаные носки и теплые шапки, закадровый голос говорит: «Партия желает нашим будущим героям вернуться с победой…» – на фоне видна свалка, по серпантину на вершине ездят маленькие, словно игрушечные, мусоровозы, над ними кружат птицы.
Уведомления приходят дачникам на серой, почти прозрачной бумаге – их вставляют в щели калиток, накалывают на штакетник. Дождь и ветер за пару дней оставляют на них только обрывки фраз: «…участок подлежит изъя… дома подлеж… сносу…». Председатель объявляет собрание и, пряча глаза, советует брать компенсации, пока дают, и не подавать коллективных исков. «Суды годами идут, а жизнь коротка, – говорит он, – да и денег на юристов у правления нет». Поднимается возмущенный гул, но председатель отмахивается и, бросив документы на покрытом
