на ногу, но зато держал ее. Конфетти, которые сыпались с потолка, Арина потом доставала из трусов.
Ей всюду видятся знаки: она прикладывает карту к турникету в автобусе, и на нем высвечивается: «Осталось 11 дней», видит заклеенную витрину с надписью «Скоро», в ожидании поезда в метро смотрит на часы – 14:14:14 – и загадывает: «Только бы живой». На светофоре слышит из окна машины Меладзе – ту же песню – и удивляется: его же запретили?
Работает Арина совсем на автомате: улыбается, здоровается, спрашивает, какую форму ногтей делать, обрезает, подпиливает, красит. Пока работает УФ-лампа, под столом проверяет сообщения: вдруг Сережа написал. В семейном чате перекличка, кто на выходных поедет на дачу. «Золовка с мужем точно попрутся, – говорит Арина ничего не понимающей клиентке, – он опять выпьет и будет рассуждать, что надо по Америке ударить как следует – и все сразу закончится. Все-то он знает, диванный боец». Ее рука соскальзывает, на ногте остается наплыв ярко-красного лака. Недоумение на лице клиентки сменяется раздражением. «Понимаешь, беда – это заразно, – выговаривает ей хозяйка салона. – Ты больше никому из постоянок не говори и с новыми не обсуждай, узнают и перестанут к тебе ходить. И голову мыть не забывай». Арина кивает и идет заварить себе чаю. Девушки-коллеги в кухне-кладовке при ее появлении встают и уходят курить. Раньше они сидели и болтали, после смены ходили в ТЦ, делились друг с другом скидочными картами, а сейчас они ее сторонятся. Арина пишет в чат: «Не смогу, работаю».
По дороге домой она рассматривает старых женщин: почти мужские лица, без косметики, серые, опухшие, с бескровными губами и низкими широкими бровями, груди висят мешками, на слоновьих ногах вздувшиеся синие вены. С ужасом думает: «И я когда-нибудь буду такой же?»
Листая ленту, Арина останавливается и просматривает видео тарологов, астрологов и гадалок – пишет одной, другой, просит сделать расклад, составить Сережину натальную карту, спрашивает, будет ли у них ребенок. В детстве она не верила, что бабушка умеет колдовать: чаще всего к ней обращались женщины с детьми. На пятый этаж без лифта им приходилось нести их на руках или на закорках. Дети вырывались, сучили ногами и руками, что-то мычали – только мамы их и понимали, успокаивали, уговаривали, сулили вкусное, просили потерпеть. Бабушка ставила на пол эмалированный таз со сколом, наливала в него теплой воды из чайника, капала какие-то эфирные масла. Матери усаживали туда детей, и бабушка, приговаривая и напевая, поливала их водой из чашки, обмахивала пучками сухих трав, завязывала у них на руках и ногах яркие шерстяные нитки. Внучку она всегда выгоняла, но Арина все равно подглядывала из-за холодильника и подслушивала: женщины рассказывали про больницы, санатории, анализы, выписки и назначения, про инвалидности, которые не давали, про выплаты, которых не хватало на лекарства, про письма, которые оставались без ответа. Читали молитвы, раскачиваясь на стуле, старались заглушить детский плач и крик. Когда они уходили, бабушка валилась на диван, усталая, вымокшая и красная, вытягивала распухшие артритные ноги и закуривала. Арина ложилась рядом с ней, и они вместе смотрели телевизор: репортажи о терактах, криминальные сводки, ток-шоу, «Дикого Ангела».
Арина уехала из родного города в шестнадцать и так ни разу и не вернулась повидать бабушку – только звонила иногда и обещала. О ее смерти Арина узнала от соседки: та сказала, что взорвался телевизор, пожарные ехали два часа и квартира сгорела вместе с бабушкой. На поминках другая соседка на ухо прошептала Арине, что на самом деле телевизор взорвался от бабушкиного проклятия. Хоронили бабушку без серег и колец, после пожара ничего не осталось.
Сережа тогда повел себя как настоящий мужчина: помог с деньгами на похороны и поминки, потом закрыл ее кредит на телефон, всегда и везде за нее платил, не пополамил и не халявил, а вскоре предложил выйти замуж. Девочки в салоне часто жаловались, что мужчины из приложений для знакомств вечно норовят взять их «в аренду», а Сережа сказал, что сначала надо пожениться и тогда съехаться. Арина влюбилась не сразу, сначала ей просто нравился его подход, а потом она уже не представляла свою жизнь без него.
Вокруг все больше знаков: Арина везде видит предвестия то ли Сережиной смерти, то ли его скорого возвращения. Молится о мире и победе, о муже и его здравии. Сжигает в кастрюле целый букет сушеных трав, которые когда-то прислала ей бабушка, гуглит заговоры, читает их над ароматической свечой, разводит в вине несколько капель крови из пальца. Соседка, учуяв запах горелого, вызывает пожарных и полицию – те приезжают, изучают ее документы, спрашивают, где собственник квартиры, а услышав ответ, смотрят на нее со смесью жалости и презрения.
Когда Арине звонят с незнакомого номера и говорят о смерти мужа, она сначала не может поверить, но все равно пишет в рабочий чат: «Я сегодня не приду». Звонит его мама, рыдает и воет в трубку, но Арина не может выдавить ни слова. В чате прихода обсуждали, что молитва матери сильнее молитвы жены, значит, свекровь недостаточно молилась. Целый день Арина бродит по городу, под вечер не знает, где была, помнит только, как от ее взгляда отшатывались окружающие. Читает сообщения в семейном чате, но не понимает смысла: «деньги ты должна нам перечислить», «ты с ним недолго жила тебе не полагается», «нам кредит за твою свадьбу еще отдавать».
На следующее утро она кое-как собирается и едет на работу, находиться дома невыносимо. Арина смотрит на мужчин вокруг и не понимает, почему они не умерли, чем они лучше.
Ее добавляют в чат «Вдовы наших героев». Каждые два-три дня она читает: «Приглашаем Вас на торжественное открытие…», «…выступление на стадионе "Лужники"…», «…спектакль в театре Российской армии…» – но ей не хочется даже выходить из дома. Ее увольняют за прогулы, не заплатив за отработанные с начала месяца дни, но спорить и что-то доказывать у нее нет сил. Вместо этого она звонит в военкомат, на горячую линию Министерства обороны, пытаясь узнать, когда ей выдадут тело мужа. Но ей объясняют, что хоронить нечего: танк подорвался и все сгорело. Арина плачет весь вечер и всю ночь, а утром понимает: это ошибка, в чатах и закрытых группах пишут, как возвращались солдаты, признанные умершими. Она никому не верит – ни когда ей вручают посмертную Сережину награду, ни когда золовка говорит, что им с двумя детьми не хватает места и они с мужем уже спят на кухне. Потом видит в чате прихода сообщение: «Помолимся за упокой сына и брата, раба Божьего Сергея,
