Опять возникла пауза.
— Его завалил мой парень, — сказал папа; в голосе чувствовалось напряжение и гордость.
— Волк чем хорош, — спокойно продолжал сын, — тем, что любопытный. Через час-другой мы поняли, что он идет по нашим следам. Наверное, думал, что ему достанется лось или что-то в этом роде. Так что когда ветер переменился, мы разделились, папа перебрался на другой берег озера, а я остался на месте. Два выстрела, и потом оставалось только скинуть эту гадость в прорубь.
— А теперь замолчи, — велел отец.
— Да, но…
— Только тихо.
— Да, но это же Малыш.
Опять наступила пауза.
— Ты говорила, что ты из Стокгольма? — спросил сын, ища взгляд Иды в зеркальце козырька от солнца.
— Да, я жила там какое-то время.
— А у вас там есть волки?
Все засмеялись.
— Не особо много, — все-таки сказала она.
— Послушай, а вы слышали о Стиге, не знаю, как его там дальше, вам неплохо бы знать это в вашем Стокгольме, — сказал сын. — Стиг, Вермланд, прошлым летом, где-то рядом с деревней Торсбю. У него много овец, то есть было много. Проклятый волк утащил тринадцать штук. И как-то ночью Стиг засел в засаду на пастбище. И конечно, эта скотина туда вернулась, и Стиг застрелил его в один присест. И позвонил в полицию. А на этой неделе суд второй инстанции окончательно дал ему шесть месяцев. Чистое безумие. Человек всегда имеет право защищаться от нападающих волков. Его жена страшно убивается! В его краях все так возмущены, что едва стоят на ногах. Идет война, вы что, не понимаете этого в вашем проклятом голубом Стокгольме?
Он засмеялся и отпил еще:
— Своим дочкам я больше не разрешаю одним ходить на автобусную остановку.
— А мы в лесу не спускаем собак с поводков, — добавил отец.
— Она все это и так знает, — отозвался Лассе, — вам не надо ее убеждать.
Ее поразило, как естественно он врет, быстро и с выдумкой, и к тому же совершенно достоверным голосом. Опять стало тихо, и Ида принялась размышлять над тем, что она на самом деле знает о волках и об охоте. Ничего. Очевидно, эти люди — члены очень узкой специальной группы. С модерновой радиосвязью и с амбиционной организацией. Наверняка пестрый состав мужчин: крестьяне, лесовладельцы, предприниматели, отцы маленьких детей. Еще один символический протест против правящей верхушки, Управления охраны окружающей среды, Стокгольма, тех, кто наверху…
Волки… У кого сейчас есть силы думать об этом? Она вздохнула: уж точно не у меня! Она страшно устала, а от усыпляющего звука двигателя испытывала еще большую усталость. И все остальное, что случилось, Лобов, Миранда, шкатулка. Нет, она не должна об этом думать, слишком много на нее всего навалилось за один раз.
— Вот как? — обратился к ней сын, глядя через плечо. — Значит, ты тоже охотилась на волков и стреляла в них?
Вопрос застал ее врасплох.
— Что?
— Да, — быстро ответил Лассе. — Она застрелила двоих. Но последнее время мы в основном используем яд.
— А это почему? — спросил отец, и в его голосе звучал явный интерес.
— Полиция в наших краях бегает с металлическими детекторами, занимается баллистикой и прочей ерундой. Каждый найденный клочок они посылают эксперту. Стало труднее отстреливать, не оставляя следов. Даже нашими ружьями.
— Боже мой, чем они занимаются.
— Их больше интересуют те, кто отстреливают волков, а не те, кто расстреливают людей.
— А какой яд вы используете?
— Варфарин. Самое сильное, что есть.
— Ставите капканы, конечно?
— Да.
Разговор прекратился. Долгое время они ехали, не говоря ни слова. Ида подумала, что Лассе наверняка вмешается в разговор и опять поможет ей, если понадобится.
— А что тебя заставило отправиться в такую поездку? — наконец спросил сын, опять обернувшись. — Не так часто видишь женщин в машине.
— Я… — ответила Ида, покосившись на Лассе в ожидании того, что он вмешается, но сама собралась с духом и продолжила: — В прошлом году я нашла нашу таксу в лесу. От нее остался практически один позвоночник. Они оторвали ей хвост, как какую-нибудь веревку. Тогда я поняла, что такое волк. — Она сделала выразительную паузу. — Но я никогда не забуду, как Мимми тогда выглядела.
Она увидела, что Лассе почти незаметно кивнул со своего сиденья и что у него очень довольный вид.
— Да, печально, — сказал сын, сделав еще один глоток из фляги. — Действительно печально. Да, в наши дни выпустить собаку в лес без поводка все равно, что выпустить ее прямо на дорогу. Чиновники из всех этих ведомств в Стокгольме, — продолжал он, — что они на самом деле знают о нашей жизни здесь? Они когда-нибудь видели беременную овцу на заплетающихся ногах с разодранным животом и покалеченными детенышами?
Теперь сын начал говорить быстрее и громче, он опять повернулся к Иде и посмотрел ей в глаза.
— Людей, которые так поступают, я уважаю, чтоб ты знала!
Внезапно он стал водить глазами, и его взгляд остановился у нее на коленях.
— На какое-то время нам в Швеции удалось искоренить волков. В 60-х годах.
— Именно, — подтвердил отец.
— Но потом эти мерзкие уроды норвежцы развели их снова!
Наступила короткая пауза.
Затем раздался смех Лассе. Скоро отец с сыном тоже рассмеялись на переднем сиденье, отец глухо, а сын более резко. Потом сын начал быстро излагать длинную и запутанную теорию, но она слушала вполуха, глядя в заиндевевшее окно: в 70-х годах норвежцы и лесные компании в сотрудничестве с Фондом охраны природы и ЕС опять развели волков. Те, кто утверждали, что волки перекочевали из Финляндии на юг через Швецию, сами не знали, что говорили.
— Ни один волк не проскочит мимо лаппов, — вставил отец, имея в виду, что саамы слишком хорошие охотники, чтобы впустить волка таким путем. Нет, вероятно, наняли безработных финнов, чтобы вывезти русских волков в шведские и норвежские леса. Говорят, что норвежцы, желая продолжить род диких зверей, хотели оправдаться за то, что Норвегия разрушает остальную часть планеты своей отравленной нефтью и разведением лосося. А лесные компании хотели уменьшить поголовье лосей, которые вытаптывали их высадки и объедали лес.
Лассе внес свою лепту, рассказав несколько сложных конспиративных теорий, и голова у Иды еще больше отяжелела. Она только смотрела в окно на снег и однообразную тьму; тем временем перешли к обсуждению способов охоты. Весной можно взрывать волчьи логова динамитом, можно давить их машинами, можно ослеплять их зеленым лазером…
Ида закрыла глаза.
Почему мы так много говорим о волках, почему мы не можем просто ехать?
Она почти задремала, как услышала, что машина притормозила и мужчины прекратили разговор. Они по-прежнему были на одной из узких лесных дорог.
Сын вылез из машины, вслед за ним — Лассе.
— Что происходит? — прошептала она сонным голосом.
— Иди за ними, — велел ей отец. — Похоже, впереди бежала рысь, которую мы спугнули. Несколько рысей за один день — это что-то невероятное.
Она вышла из машины. Прямо в луче света, посреди дороги, что-то лежало.
Лассе и сын медленно подошли к лежавшему телу. Ида сначала подумала, что это косуля.
Сын поднял ружье, Лассе светил ему сильным карманным фонарем. Они осторожно прокрались вперед и быстро обернулись, когда она подошла следом, но не сделали никаких попыток удержать ее.
— Черт побери, — услышала она слова сына.
Лассе зашипел на него и обвел фонарем заваленный снегом еловый лес. В лесу ничего не было видно — никаких прячущихся зверей, чьи глаза отражали бы свет.
Они подошли к зверю вплотную. Ида увидела, что никакая это не косуля, а волк. Внутренности были распотрошены, а позвоночник сломан. Тонкий слой снега покрывал шкуру. Немного в стороне лежали остатки радиопередатчика, который, по словам Лассе, висел у волка на шее.
— Давай еще посвети. Они такие любопытные, — прошептал сын.
Лассе еще раз осветил фонарем край сугробов и посветил в лес. Никаких признаков жизни.
— Вот как, — сказал сын опять бодрым громким голосом. — Вы действительно приносите удачу, вы оба!
Он сделал знак идти к машине, которая медленно проехала вперед.
— Могу сказать, что это кто-то посторонний. Это наш участок, но я не вижу никаких следов от машины.
— Вы здесь расставляете много приманок? — спросил Лассе. — Некоторые разбрасывают битое стекло и крысиный яд.
Из машины вышел отец.
— Нет, на несчастный случай это не похоже, — сказал он.
— Но почему тогда волк лежит здесь? — спросила Ида.
Все оглянулись.
— Здесь что-то не так, — произнес отец. — Перед смертью волки всегда отползают в сторону. Прячутся под деревом, но никогда не лежат вот так посреди дороги.
— Может быть, это лазер? — спросил сын и сел на корточки. Он снял перчатки, поднял голову волка, повертел ее и поднял большим пальцем веко.
