И тогда, подумал он, тогда я был кем-то. Тогда я получал премии. Хотя не двести двадцать тысяч, нет-нет, так много никогда.
Он быстро прокрутил в голове свою писательскую карьеру: писательские курсы в высшей народной школе, где он услышал много хвалебных слов от очень завистливого руководителя, который в каждой книге выдавал массу сухих до треска формообразований в духе лирической прозы, потом новелла в совершенно нечитабельном дебютантском номере журнала «Ордфронт», когда ему еще не было и двадцати пяти, затем договор на первую и не совсем удачную книгу, который ему положили в почтовый ящик как раз в тот день, когда он согласился стать рецензентом газеты «Экспрессен», что только привело к массе трудных заданий с отвратительными крайними сроками, поскольку сам редактор претендовал именно на все интересные романы. Потом работа в жюри дебютных премий до смешного сугубо литературных журналов «Глента» и соответственно «Орд ок Бильд», за чем последовало крайне престижное университетское образование в Гётеборге по предмету «Создание литературного образа» — правда, все два года учебы профессор сначала хвастался собственными литературными премиями, а потом говорил и говорил, все больше и больше, в первую очередь о том, как на самом деле надо читать тексты всех слушателей курса, чтобы они были правильно и по-настоящему истолкованы, поскольку так должна проходить демократическая беседа о литературе, а потом профессор кончил говорить, и так прошло два года. Тем временем Микаель начал называть себя писателем и увидел, как его роман «Сумасшедший» получил прекрасные отзывы и даже был переведен на датский, финский и польский.
Затем была третья книга, которую не слишком заметили, и его имя вдруг немного подзабылось, даже когда год спустя он получил стипендию в 50 000 крон от самой Шведской Академии, а потом в течение одного сезона замещал ведущего литературной программы Шведского радио «Библиотека», и когда он только уволился с радио и должен был засесть за новую книгу, он ходил и размышлял о ней, как о самой лучшей, как…
Он опять подошел к кухонному столу, сгреб все газеты и швырнул их на пол. Когда это случилось…
Ребекка…
Нет, я опять завожусь. Я не имею права!
Он уставился на кучу газет, не глядя на текст. В голове стучало — он понял, что стоит и без конца читает один и тот же заголовок в «Афтонбладет».
А потом его взгляд словно прояснился, и он прочел то, что там было написано:
«ЭРИК, 34 года: Я ТАНЦЕВАЛ МЕДЛЕННЫЙ ФОКСТРОТ С ПОДОЗРЕВАЕМОЙ НОБЕЛЕВСКОЙ УБИЙЦЕЙ. ЭКСКЛЮЗИВ: ТАЙНОЕ ПРЕДСМЕРТНОЕ ПИСЬМО».
Заголовок следующей статьи гласил: «ПОСЛЕДНИЕ ЧАСЫ ЛОБОВА».
Это что еще такое? Нобелевский убийца? Последние часы Лобова? Какого еще Лобова? Кто это?
На странице был виден темный силуэт мужчины в дизайнерском кресле на фоне изображения злополучного письма.
Он начал медленно читать статью. Мужчина 34-х лет, который потребовал остаться анонимом, познакомился с так называемой нобелевской убийцей на Нобелевском банкете. А позже, ночью, он опять встретил ее на вечеринке после банкета. Они вместе поехали к нему домой. Утром она исчезла.
«Она совсем не была похожа на убийцу. Она находилась в состоянии смятения. Мы были страшно пьяные. Меня использовали».
По сведениям «Афтонбладет», жертва убийства Нобелевский лауреат Анатолий Лобов в тот же день несколькими часами раньше посетил библиотеку в Каролинском институте в Сольне, где смотрел исторические научные письма. По сведениям газеты, подозреваемая женщина на Нобелевском вечере получила ранее неизвестное письмо, которое, по словам Лобова, он обнаружил в архиве библиотеки.
«Она была пьяная и потерянная. Она говорила о том, что получила старинное уникальное письмо, написанное одним из учеников Линнея. Мне кажется, что Лобов украл его в Каролинском институте. Весь вечер она вела себя странно и говорила о массе странных вещей. Просто-напросто она слишком много выпила».
Подожди-ка! Письмо от ученика Линнея. И Лобов, подумал Микаель. Так вот как его звали, эту Нобелевскую жертву. Какой мерзкий спектакль!
Он стал снова медленно читать статью.
Но Лобов, Лобов — разве эта фамилия ему не… знакома? А письмо от одного из учеников Линнея кажется еще более подозрительным.
Он еще раз прочел статью, и его словно ударили.
А что, если это…?
Он быстро встал и побежал в гостиную. Голова пошла кругом от мыслей, и ему показалось, что он находится в тесном проходе и должен найти дверь, чтобы выйти.
Сначала он едва узнал гостиную. Заваленные письменные столы, все книги на одной половине всегда раздвинутой диван-кровати, доски объявлений на стенах, черные шкафы с документами…
Он подошел к самому большому письменному столу. Засохшие пятна кофе, крошки снуса на крышке коробочки. Он выдвинул все ящики в тумбочках письменного стола. Где это?
Он стал искать на двух других письменных столах, отодвинул книги о цветах и старые карты, которые упали на пол, увидел дорогую антикварную книгу Iter Lapponica[32] Карла фон Линнея и описание путешествия в Даларну Iter Dalecarlium[33]. Боже мой, этот проект, которому я посвятил так много времени, я его почти забыл, все эти бумаги, папки, книги.
Но где же он, черт побери? Он встал и осмотрел все корешки книг на полках.
Так-так, спокойно. Думай о чем-то одном, а не сразу о многом.
Узкий проход расширился. Он почувствовал, как дыхание замедлилось. Одна из полок в холле? Тонкая голубая папка, ведь так?
Именно так, точно.
Он быстро вышел в холл, стал рыться среди папок в нижнем отсеке и наконец нашел тонкую голубую папку с пожелтевшей этикеткой, на которой было написано: «Возможные следы — Советы».
В папке было четыре листа формата А4. На втором листе было несколько мужских имен. Он стал читать с середины.
«Илья Борисович Коваленко, родился в 1923 г. в Екатеринбурге, изучал геологию в университете им. Тараса Шевченко в Киеве, а потом в Санкт-Петербурге и Москве. Занимал различные должности в ряде российских научно-исследовательских институтов. Специалист в первую очередь в области геологии и затем нанотехнологии…»
Он быстро провел указательным пальцем по бумаге — здесь, здесь, вот сейчас: «После Второй мировой войны Коваленко использовал различные псевдонимы, в частности Анатолий Владимирович Шведов и Анатолий Владимирович Лобов…»
Лобов!
Его осенило.
Это он.
Письмо в Каролинском институте от одного из учеников Линнея должно быть тем письмом, которое хотел увидеть Лобов, разве не так?
Надо сразу же проверить!
Он поспешил к компьютеру, включил его и с помощью нескольких быстрых нажатий на клавиши узнал номер телефона библиотеки Каролинского института. Он тотчас набрал номер и прижал мобильный телефон к уху.
— Да, это библиотека, Маргарета Лаурин, чем могу вам помочь?
Надо поступить по-умному.
— Дело вот в чем, — сказал Микаель, — я случайно прочел в газете, что Нобелевский лауреат Лобов на днях был у вас и смотрел письмо от Даниеля Соландера, написанное в Рио-де-Жанейро 1 декабря 1768 года.
Достаточно, чтобы заманить ее в ловушку, если понадобится.
— Да, это так, — ответила библиотекарша. — Это было в специальном читальном зале. Ужасная история.
В груди у Микаеля екнуло. Лобов читал письмо Соландера, это было оно, именно оно!
— А что это за другое письмо, о котором написано в газете?
— Мы не знаем. Скорее всего, это выдумка. Здесь, в Каролинском институте, есть только одно письмо от Соландера, и это хорошо известно всем посвященным. Так что ни о каком украденном письме нам неизвестно, у нас ничего не пропало. Но как жутко, что Лобова умертвили.
Микаель еще немного поговорил с женщиной и задал ей несколько наводящих вопросов, но никакой интересной информации не получил и в конце концов положил трубку.
Единственное сохранившееся письмо от Даниеля Соландера Линнею. И Коваленко, он же Лобов.
Черт возьми. Это…
— Ах!
Он громко закричал, почувствовав, как внутри него все поднимается, словно толстый прижатый к земле ствол дерева распрямился и потянулся к солнцу.
Он пошел обратно к компьютеру. Флэшбэк, подумал он, оно там, имя парня из газеты — как там его, Эрик, 34 года?
Он сразу же нашел две длинные дискуссии. Комментарий к одной из них был размещен всего лишь несколько минут назад.
— Согласно моим источникам, — писал один из активных участников дискуссии, вероятно полицейский, полицейские всегда заходят на Флэшбэк, — фамилия Эрика, 34-х лет, Эльмер.
Эльмер?
Он просмотрел все дурацкие публикации и наконец нашел несколько предполагаемых имен: Рогер, Конни, Якоб, Поль, Бернт…
Он быстро зашел на сайт дней рождений birthday.se. Рогер Эльмер и Конни Эльмер живут в южной Швеции, Стуре и Бернт соответственно в Дальсланде и Норрчёпинге.
