Как видим, реальный Сталин был весьма чуток к чувствам коллег. А тревожился он резонно, потому что в 1925 году (Троцкий «рвался в битву за Днепр» уже тогда) начинать дорогущую стройку было рано.
И в 1926 году начинать ее тоже было рано. Лишь в марте 1927 года был образован Днепрострой – крупнейшая строительная гидроэнергетическая организация СССР, и затем все возрастающими темпами стало разворачиваться строительство Днепрогэса.
Троцкий и в 1921-м, и в 1925 году все мнил себя, говоря словами Сталина, ибсеновским героем, но на всестороннюю и реалистичную оценку ситуации способен не был.
В отличие от Сталина.
Троцкий до самого своего выдворения из СССР в 1929 году мыслил категориями «мирового пожара», а Сталин, как и Ленин, был занят строительством новой России. Ленин задумывался об «очередных задачах советской власти», Сталин 23 августа 1921 года в опубликованной в «Правде» статье «Партия до и после взятия власти» писал:
...
«Из партии переворота… РКП превратилась в партию мирного строительства…
Раньше… работа партии была по преимуществу критическая, а критиковать легко… Теперь партия не может обойтись без знатоков дела; наряду с использованием старых специалистов, она должна выработать своих знатоков: формировщиков, снабженцев, операторов (по военной линии), продовольственников, сельскохозяйственников, железнодорожников, кооператоров, знатоков индустрии, внешней торговли (по хозяйственной линии). Без этого строить нельзя…»
В декабре 1921 года Сталин публикует в «Правде» небольшую, но, как всегда у него, точную и продуманную статью «Перспективы». Клеветники на Сталина – тогдашние и нынешние – утверждают, что Сталин-де зарабатывал себе авторитет, прибирая к рукам «партаппарат», но в действительности Сталин становился все более уважаем в партии и в стране именно в силу своего неизменно верного взгляда на ситуацию, на перспективы и, главное, на практические задачи текущего и будущего дня.
А то, что Сталин умел верный взгляд претворить в верное решение и затем – в верные действия, лишь усиливало исключительно сильное впечатление, которое Сталин производил на всех тех, кто был склонен делать дело, а не дискутировать ради дискуссий и произносить пылкие речи ради пылких речей.
С 27 МАРТА по 2 апреля 1922 года в Москве работал XI съезд РКП (б), а 3 апреля пленум ЦК избирает Сталина Генеральным секретарем Центрального Комитета партии.
Это было уже признание первостатейного значения товарища Сталина как политика и второго – после Председателя Совета Народных Комиссаров РСФСР товарища Ленина – вождя России.
Впереди было много работы, и все, не исключая, естественно, Сталина, были уверены, что это будет напряженная работа по преобразованию страны, которую, по словам Ленина, большевики убедили и которой теперь надо было управлять.
Относительно успешности этой работы сомнения кое у кого уже начинали, правда, возникать. Особенно троцкисты упирали на необходимость распространения революции за пределы России как на единственную возможность сохранить Советскую Россию.
Ленин же, Сталин и примыкающие к ним люди дела были уверены, что лучшим способом сохранить советскую власть в России является построение сильной социалистической России.
Разногласия возникли, и особой надежды на их скорое исчезновение не наблюдалось. Тем не менее, так или иначе, никто не сомневался в том, что должен возглавлять государственную работу по всем направлениям жизни общества Ленин, и только Ленин.
И до революции признанный лидер и, собственно, основатель партии большевиков, Ленин за годы революции и Гражданской войны лишь упрочил свое лидирующее положение. Причем упрочил самым убедительным и естественным образом: не прилагая специальных к тому усилий, он всей своей идейной и практической деятельностью показал, что у России нет равного ему (о превосходстве – вообще не разговор!) политика и социального реформатора, способного вести российский государственный «корабль» через те несомненные штормы и бури, которыми должен был отличаться ХХ век.
Ленин был признанным вождем, и даже самые ярые приверженцы Троцкого, включая самого Троцкого, не рисковали оспаривать этот неоспоримый факт.
Но вскоре прозвучал первый тревожный «звонок» – 23 мая 1922 года Ленин уехал на отдых в Горки, а 25 мая у него случился первый приступ болезни. Были частично парализованы правая рука, правая нога и расстроилась речь.
К середине июня наступило улучшение. 11 июля Ленин впервые смог принять гостя для деловой беседы, и этим гостем был Сталин, а в августе они встречались уже четыре раза.
15 сентября 1922 года Сталин в, насколько мне известно, первый и последний раз выступил в качестве «чистого» журналиста-репортера. После встречи с Лениным 12 сентября он, по просьбе редакции, написал и опубликовал в «Правде» заметки «Ленин на отдыхе».
При этом репортерский дебют (впрочем, он же – и финиш) Сталина вышел вовсе не «комом». Сталин сумел выделить главное, для читателя интересное, и написал о Ленине живо, динамично, по-журналистски наблюдательно.
Вот так:...
«…Мне приходилось встречать на фронте старых бойцов, которые, проведя «напролет» несколько суток в непрерывных боях, без отдыха и сна, возвращались потом с боя как тени, падали как скошенные и, проспав «все восемнадцать часов подряд», вставали после отдыха свежие для новых боев, без которых они «жить не могут». Тов. Ленин… произвел на меня именно такое впечатление старого бойца…
«Мне нельзя читать газеты, – иронически замечает тов. Ленин, – мне нельзя говорить о политике, я старательно обхожу каждый клочок бумаги, валяющийся на столе, боясь, как бы он не оказался газетой и как бы не вышло из этого нарушения дисциплины».
Я хохочу и превозношу до небес дисциплинированность тов. Ленина. Тут же смеемся над врачами, которые не могут понять, что профессиональным политикам, получившим свидание, нельзя не говорить о политике…»
2 октября 1922 года Ленин вернулся из Горок в Москву и приступил к работе. Каждый его рабочий день в октябре, ноябре и в начале декабря напряжен и насыщен. А 20 ноября он выступал в Большом театре – на пленуме Московского Совета, заседавшего совместно с пленумами всех районных Советов Москвы.
Владимир Ильич появился в президиуме пленума тогда, когда повестка дня была исчерпана, и когда зал понял, что это Ленин, то взорвался овацией на фоне троекратного исполнения оркестром Интернационала.
Ленин говорил горячо, с большим подъемом и произнес большую речь. Он говорил о внешней политике, о НЭПе, о концессиях, о прошлом, настоящем и будущем…
В той речи было немало таких мест, которые потом приобрели характер крылатых исторических фраз. Так, именно тогда, говоря о взятии Владивостока, Ленин сказал: «Владивосток далеко, но ведь это город-то нашенский»…
А вот известный пассаж о НЭПе:
«Новая экономическая политика»! Странное название. Эта политика называется новой экономической политикой потому, что она поворачивает назад. Мы сейчас отступаем, как бы отступаем назад, но мы это делаем, чтобы сначала отступить, а потом разбежаться и прыгнуть вперед…»
Или вот:
«Раньше коммунист говорил: «Я отдаю жизнь», и это казалось ему очень просто, хотя это не всякий раз было просто. Теперь же перед нами, коммунистами, стоит совершенно другая задача. Мы теперь должны научиться все рассчитывать… Мы должны рассчитывать в обстановке капиталистической…»
Закончил Ленин словами, быстро перешедшими из газетного отчета на плакаты:
«Из России нэповской будет Россия социалистическая» .
Это было последнее публичное выступление Владимира Ильича… В конце ноября врачи предписали ему неделю абсолютного отдыха, и вечером 7 декабря 1922 года он уехал в Горки и возвратился в Москву 12 декабря.
Полной недели отдыха не получилось.
Внешне все шло вроде бы благополучно, но сам Ленин, похоже, уже ощутил жестокий цейтнот в своей судьбе. Похоже, он уже с горечью осознал, что дел множество, дух силен, ум по-прежнему остр, а тело подводит…
В этот период Ленина очень беспокоил «грузинский вопрос» – с осени 1922 года обострился конфликт между 1-м секретарем Закавказского крайкома Орджоникидзе и грузинскими партийными «верхами» во главе с бывшим председателем Ревкома Грузии и членом Президиума ЦК КП (б)Г Поликарпом Мдивани (1877–1937), работавшим в партии с 1903 года.
Закавказский крайком РКП (б) объединял руководство тремя республиканскими компартиями – Азербайджана, Армении и Грузии. При этом в грузинском ЦК имела большинство группа Мдивани.
Мдивани был, если говорить коротко, склочником, националистом, сепаратистом и дрянью… Сталина он подспудно ненавидел – как ненавидел его любой ограниченный, но безгранично амбициозный человек. С 1931 по 1936 год Мдивани занимал пост председателя ВСНХ Грузии и немало попортил крови уже Лаврентию Берии.
