Арестовывается, ссылается, в октябре 1914 года бежит из ссылки в Швейцарию к Ленину, редактирует с ним журнал «Коммунист». После Февральской революции возвращается в Россию, становится председателем Киевского комитета партии, но…
Но уже в апреле 1917 года выступает против «апрельских тезисов» Ленина, то есть – против идеи пролетарской революции. Зато после Октября, вместе с Бухариным, Пятаков – «левый коммунист» и выступает против Ленина и Брестского мира уже с позиций «революционной войны».
Затем – опять колебания туда-сюда, а в итоге…
Что ж, Ленин был прозорлив…
Зная Пятакова прекрасно еще со времен совместной работы и жизни в эмиграции, он совершенно справедливо сомневался, что на Пятакова можно положиться в серьезном политическом вопросе.
Ленин это предполагал.
Сталину пришлось со временем в этом убедиться.
В ЦЕНТРАЛЬНЫЙ Комитет, избранный в 1922 году XI съездом РКП (б), входили члены ЦК Андреев, Бухарин, Ворошилов, Дзержинский, Зеленский, Зиновьев, Калинин, Каменев, Коротков, В. Куйбышев, Ленин, Молотов, Орджоникидзе, Петровский, Радек, Раковский, Рудзутак, Рыков, Сапронов, Смирнов А.П., Сокольников, Сталин, Томский, Троцкий, Фрунзе, Чубарь и Ярославский, а также кандидаты в члены ЦК Бадаев, Бубнов, Гусев, Киров, А. Киселев, Н. Комаров, Кривов, Лебедь, Лепсе, Лобов, Мануильский, Микоян, В. Михайлов, Пятаков, Рахимбаев, Сафаров, Смилга, Сулимов и Шмидт.
Из этого списка кроме первых фигур антисталинской оппозиции – Бухарина, Зиновьева, Каменева, Раковского, Рыкова, Сокольникова и Пятакова – в период чисток 1937–1938 годов были репрессированы также Бубнов, Радек, Рудзутак, Томский, Чубарь, Исаак Зеленский (член партии с 1896 года), Киселев (член партии с 1898 года), Комаров, Лебедь (член партии с 1909 года), Лобов (член партии с 1913 года), Михайлов, Рахимбаев, Смирнов (член партии с 1906 года), Смилга (член партии с 1907 года), Сулимов (член партии с 1905 года), Шмидт (член партии с 1905 года).
Репрессирована была, другими словами, примерно половина последнего «ленинского» (то есть при деятельном Ленине избранного) состава ЦК.
Но был ли даже этот ЦК полностью ленинским, ленинским без кавычек?
Увы, нет!
Уже в этом составе хватало и троцкистов, и других – бывших и будущих оппозиционеров (вспомним того же Бубнова).
При этом не стоит забывать, что по крайней мере пяти членам ЦК (Троцкому, Зиновьеву, Каменеву, Бухарину и Пятакову) сам Ленин выразил, в той или ной форме, по сути, политическое недоверие – в его «Письме к съезду».
Но и остальные, выпавшие из «обоймы», члены последнего «ленинского» ЦК политически оказались людьми непрочными.
Как пример скажу несколько слов о двух из членов ЦК образца 1922 года – Николае Павловиче Комарове (1886–1937) и Иване Ивановиче Короткове (1885–1949).
Вот – Николай Комаров…
Настоящие имя и фамилия – Федор Евгеньевич Собинов, сын тверского безземельного крестьянина, рабочий. В партии с 1909 года, с января 1919 года – начальник Особого отдела Петроградской ЧК, с апреля 1921 года – секретарь Петроградского губернского исполкома. Был близок к Зиновьеву, затем вступил с ним в конфликт.
По характеристике 1923 года: «Подбирает работников под себя, руководит ими, как механическими исполнителями, не всегда владеет собой, сумбурен».
В 1925 году Комаров – секретарь Северо-Западного бюро, в 1926–1929 годах – председатель Ленинградского городского и губернского исполкомов (пост немалый).
В декабре 1927 года, на XV съезде партии, Сталин говорил: «Вы знаете, что председателем Московского Совета избран вместо Каменева Уханов, рабочий-металлист. Вы знаете также, что председателем Ленинградского Совета избран, вместо Зиновьева, Комаров, также рабочий-металлист. Стало быть, «лордами-мэрами» обеих столиц состоят у нас рабочие-металлисты. Правда, они не из дворян, но управляют хозяйством столиц лучше всяких дворян…»
Затем Комаров был назначен членом Президиума Высшего Совета Народного Хозяйства СССР, а с 1931 года – наркомом коммунального хозяйства СССР.
А в июне 1937 года он (как, к слову, и Константин Уханов) был арестован и в ноябре 1937 года приговорен к расстрелу за участие в троцкистско-зиновьевской антисоветской организации.
Был расстрелян и Уханов.
В 1927 году Сталин говорил о них на весь мир, гордясь .
В 1937 году он же санкционировал их расстрел .
Что, он поступил так из якобы «кровожадности» или желая «укрепить личную диктатуру»?
Какая чепуха!
Нет, дело было не в Сталине, а в пошедших «не туда» Комарове и Уханове. Вначале они много работали, потом – почили на лаврах, а когда поняли, что они скоро «сойдут с круга» как отставшие, ушли в заговоры.
А вот Иван Коротков…
Сын крестьянина, с 1899 года – маляр. В партии с 1905 года, неоднократно арестовывался, с 1913 по 1916 год в ссылке. С 1921 года – секретарь Иваново-Вознесенского губкома партии, с 1923 года – заведующий Организационно-инструкторским отделом ЦК, с 1924 по 1934 год – член Президиума Центральной Контрольной комиссии партии, с 1934 по 1939 год – член Комиссии партийного контроля при ЦК, с 1939 по 1944 год – директор Государственного музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, с 1944 года – на пенсии.
Две судьбы…
Начало и зрелость у обеих судеб очень схожи, конец – очень разный.
Почему?
Почему сын зажиточного владимирского крестьянина Коротков в СССР Сталина спокойно дожил до пенсии и умер в возрасте шестидесяти четырех лет в почете, а сын тверского крестьянина-батрака Комаров в том же СССР Сталина был в сорок один год расстрелян?
Не отыскивается ли ответ при сопоставлении партийной характеристики Комарова («…руководит как механическими исполнителями…») и ленинской характеристики Пятакова («…слишком увлекающийся администраторством и администраторской стороной дела…»)?
Между масштабами личности Комарова и Пятакова и занимаемыми ими постами была, конечно же, «дистанция огромного размера». Но, как я понимаю, роднило их и им подобных то, что все они имели, так сказать, «максимум амбиции при минимуме эрудиции».
Амбиции их и подвели.
И если даже у кого-то из тех, кто пошел в 30-е годы против Сталина, с эрудицией дела обстояли не так уж и плохо, то амбиции все равно имелись у них «не по разуму».
Иван Коротков амбиций не имел. Вовремя понял, что заслуги перед партией и славное революционное прошлое – не гарантия высокого положения в стране, где за годы советской власти и благодаря советской власти к высшему управлению приходят более молодые и более способные.
Оценить их идейную закалку член высшей парткомиссии Коротков может. А деловую квалификацию их пусть оценивает товарищ Сталин – ему виднее, страной руководит он.
Но так – разумно и трезво – в 20-е и 30-е годы мыслили и чувствовали не все!
Противостояло Сталину меньшинство, но противостояло оно рьяно, хотя причины всегда были мелкими…
Многократно завышенные самооценки…
«Обиды» «старых партийцев», которые начинали борьбу «даже раньше Кобы», на то, что Сталин выдвигает на первые роли других…
Просто зависть…
Вульгарное моральное перерождение, а то и еще более вульгарное моральное разложение…
Много, много было таких факторов и причин, которые вначале рождали зависть и недовольство, а потом – амбициозные заговоры…
Еще при живом, но уже не руководящем, глубоко больном Ленине Троцкий с «компанией» спровоцировал в октябре 1923 года так называемое «Заявление 46-ти», подписанное совместно троцкистами, «децистами», бывшими «левыми коммунистами» и членами «рабочей оппозиции».
Все эти группы были при их возникновении, собственно, антиленинскими.
Но Ленин умирал в Горках, и теперь эти группы оказывались уже антисталинскими, утверждая при этом, что они-то как раз и есть ленинцы.
Н-да…
«Сорок шесть» заявляли, что партийный аппарат (читай – Сталин) подменил партию, что необходимо восстановить свободу фракций и группировок, запрещенную решением Х съезда партии.
Итак, вместо дел – дискуссии?
Склоку Троцкий устроил уже на XII съезде ВКП (б), который проходил с 17 по 25 апреля 1923 года впервые без Ленина.
Тем не менее Сталин всегда исходил из того, что худой мир лучше доброй ссоры. 2 декабря 1923 года он сделал доклад на расширенном заседании Краснопресненского райкома РКП (б), где говорил о дискуссии как о признаке силы партии.
В конце же, имея в виду некоего Радзина, обосновывавшего принцип «неограниченной дискуссии» ссылкой на Троцкого, который якобы сказал, что партия – это «добровольный союз единомышленников», Сталин говорил:
...
«Я искал в трудах Троцкого эту фразу, но не мог ее найти. Да едва ли Троцкий мог это сказать, как законченную формулу определения партии, а если он сказал, то едва ли он поставил здесь точку. Партия не есть только союз единомышленников, она есть, кроме того, союз единодействующих, боевой союз единодействующих, борющихся на основе общей идейной базы… Я считаю ссылку на Троцкого неправильной, ибо я знаю Троцкого, как одного из тех членов ЦК, которые более всего подчеркивают действенную сторону партийной работы».
