Но вот, Бальтазар стремительно вышел из зала. В одной руке он держал фонарь, в другой сжимал заветную медаль. В мерцании лампы Конрад едва успел разглядеть его лицо: оно выражало твердую решимость человека, идущего навстречу своей судьбе. Шаги на винтовой лестнице стихли. Помедлив немного, Шварц заглянул в узкое окно, выходившее на восточную башенку донжона. Там располагались покои Агнесс. Он не ошибся. В её окошке появился свет. Разглядеть было ничего невозможно, но Конраду почудилось, будто он видит две лёгкие тени, трепещущие подобно стягам на ветру. Свет погас, а затем послышалось ржание коня и цокот копыт. Бальтазар фон Рабенштейн покинул родовой замок и устремился в неизвестность.
Шварц вошёл в зал. Вильгельм стоял у окна, сложив руки на груди. Эта поза напомнила крестоносцу магистра Плеттенберга. Именно так он и стоял у окна в тот день, когда русские еретики проповедовали в Риге.
Теофраст сидел возле стола, его голова покоилась на ладошке, в глазах плясало пламя догоравшей свечи.
— Отец!
— Знаю.
Теофраст приблизился к нему.
— Ты ведь сам всегда учишь милосердию к больному. Он не увидит смерти своей возлюбленной, но разве это принесёт ему облегчение? Я думаю, он наложит на себя руки, проклиная тебя за то, что ты отнял у него столько дней, которые он мог бы провести рядом с Агнесс. Ведь ты просто мог отказаться лечить её…
Третье проведение. Третий голос
И будет в те дни:
Шаги Александра гулко отзовутся под сводами библиотеки, теряясь в недрах лабиринта. Мысли его будут путаться, душа заноет.
«Если их вывод верен и доисторический мир погиб из-за пренебрежения к Высшему Знанию, — подумает он, — то не приблизилось ли человечество снова к опасной черте?»
Александра обеспокоят не зелёные плащи, и даже не вольнодумство художников: «Возможно, Начикету удастся убедить Артура в гибельных последствиях отказа от Предания. Наверняка, он покажет ему расшифрованный отрывок и произведёт надлежащее впечатление. Но выход ли это? Да, удастся оттянуть раскол, но только на время».
Александра встревожит деградация сословия Посвящённых, их намерение произнести Великое Заклинание:
«Высшее Знание учит, что боги появятся лишь там, где умы совершенно свободны. Порабощение сознания второго и третьего сословий означает конец надеждам на обожествление человечества. Пусть многие из мудрецов усомнились в Предании, но рождение богов остаётся, тем не менее, смыслом их жизни. Посвящённые готовы похоронить смысл существования ради… Да, ради чего?»
Александр станет перебирать в уме все возможности, но только одна из них покажется ему убедительной:
«В конечном итоге, они заботятся о самосохранении, а если совсем честно — о сохранении своего влияния. Их манит власть! Власть, а не Высшее Знание и не великая цель преображения мира. Сколько Посвящённых верит в рождение божеств? Что, если Высшее Знание стало для них средством, маскирующим подлинную цель, ту же самую, что преследовали и доисторические люди — власть!»
Эта простая мысль поразит Александра.
«Если всё обстоит именно так, — продолжит он рассуждать, — то схизма среди зелёных — это следствие ослабления духовности Посвящённых, а не её причина. Душа Мира должна была ответить на замутнение Мысли. Эфир возмутился, и беспокойство передалось наиболее чутким из зелёных плащей. Раньше равновесие опиралось на веру Первого Сословия. Они усомнились, и началось сползание к новой катастрофе».
Александр войдёт под очередной свод. В каменной нише прямо перед ним появится крупная сова. Она посмотрит ему в глаза. Александр взмахнёт рукой, птица с шумом взлетит и унесётся прочь по анфиладам галерей.
«Совы в библиотеке — плохой знак. Эфир омрачён душевным беспокойством».
Начнёт сквозить. Порыв ветра взметнёт лиловый плащ Александра, на стену упадёт хищная тень.
— Всё разрушено. Всё в руинах, — прохрипит вдали уже знакомый голос.
— Кто им дал право? Кто их просил? — донесётся из другой галереи. — Они нам в глаза улыбались с экранов, а сами планировали эту гнусность! Ненавижу! Ненавижу!
Голос раздастся с разных сторон, эхо ответит эхом.
— Только попробуйте отнять у меня гравюру! Слышите! Сволочи! Только попробуйте… Вы у меня всё отняли, а это я вам не отдам. Не отдам!
Потянет гарью и по́том. Пространство галереи заполнится страхом.
Александр закутается в плащ, невольно повторяя знакомое движение Начикета, будто этот жест сможет оградить его от опасности. Он попытается успокоиться и понять, что происходит.
«Наверное, галерея усиливает мои впечатления. Нужно побыстрее выбраться из библиотеки».
Александр прибавит шаг. В переходе справа что-то взревёт, ветер усилится. Александр заткнёт уши, чтобы не оглохнуть от нарастающего воя, в следующий же миг его подхватит порывом воздуха и швырнёт на пол. Он еле успеет выставить вперёд руки, чтобы не разбить лицо. Грохот станет нестерпимым, где-то под потолком грубый мужской голос заговорит на незнакомом языке. Александр даже не удивится тому, что поймёт каждое слово:
— Пять-восемь-шесть, я три-семь-четыре. Сектор чист, можно высылать санитарный отряд.
— Хорошо, — ответит другой голос сквозь грохот и свист. — Высылаем роботов-санитаров на равнину. Проверь ещё сектор 57. В горах может находиться противник. Рано или поздно они должны выйти из пещер. Атаковать не надо, просто сообщи координаты, мы зачистим сектор наземными силами.
— Понял. Выполняю.
Гул станет стихать, переходя из одной галереи в другую, Александр мог бы с точностью назвать каждую из них по порядку. Ветер прекратится.
«Что это было? — подумает он. — Явно не мои воспоминания. Может цветы произвольно начали выпускать образы в эфир?»
Он поднимется с пола и пойдёт к выходу. Снаружи донесётся раскат грома. «Неужели дождь? Небо было чистым, когда я шёл в библиотеку».
Гром сменит незнакомая мелодия. Потом приятный женский голос на том же языке скажет:
— По данным информационных агентств ситуация в районе боевых действий не претерпела существенных изменений. Разрозненные отряды Восточной Коалиции оказывают сопротивление, однако силы Союзников ликвидируют эти очаги, не неся существенных потерь. За последние двое суток ликвидировано 58 бойцов Коалиции, у союзников — один легко раненый военнослужащий.
Между тем ситуация на Восточном побережье и в других приморских районах вызывает беспокойство. Уровень океана продолжает подниматься. Специалистам по-прежнему не ясны причины катаклизма. Сегодня поступило распоряжение об эвакуации правительства в глубь страны. Организуется помощь гражданам, желающим покинуть прибрежные районы.
Новый удар грома заглушит приятный голос.
Александр рванётся с места и побежит изо всех сил. Он споткнётся о собственный плащ и упадёт, тут же вскочит и побежит дальше, придерживая разодранную ткань.
— Они нам в глаза улыбались с экранов, а сами планировали эту гнусность! Ненавижу! Ненавижу! — будет нестись вдогонку.
До заветной двери останется шагов двадцать.
«Выбежать отсюда, найти Начикета и всё ему рассказать!» — мысль подхлестнёт Александра, сердце заколотится пуще прежнего.
— Ненавижу! — будет вопить хриплый мужской голос позади.
— Горе! Горе! Горе!
Александр замрёт от ужаса.
«Голос Юлии!»
Он медленно подойдёт к выходу и увидит девушку стоящей на краю стены лицом к Городу, плащ затрепещет на ветру.
— Горе Городу обезумевшему! — закричит она. — Горе маловерным вождям народа непокорного! Ибо ветер веет, но чрево бесплодно! Солнце встаёт, солнце садится, но дитя не зачато! Луна выходит и зреет на ветру и снова опадает, но плод не обременяет чрева! Зажигаются звёзды и снова тают в проблесках дня, но младенец не явлен истомлённым очам! Собирают зёрна в житницу, и камни в стену, и ручьи в реки, и нити в ткани, и волосы в пряди, но себя не собирают воедино!
Горе! Горе! Горе!
Припадок напугает Александра. Он попытается незаметно подкрасться сзади, чтобы оттащить Юлию от края стены. Она обернётся, Александр отступит, не выдерживая безумного блеска её глаз. Юлия словно объята пламенем. Даже в естественном своём состоянии она будет производить странное впечатление. У неё голубые глаза, светлые волосы и кожа. Время от времени будут рождаться люди с такой внешностью, но появление каждого светловолосого человека — это аномалия.
Над океаном сгустятся тучи. Александр, однако, заметит их только при свете молнии за спиной Юлии. Ударит гром.
— Соберите же зерна в житницу, — прошепчет девушка, — сложите камни в дом, сведите ручьи в реки и нити в ткань. Соберите себя воедино, и воссияет долгожданное в вас.
Мелкими шажками спустится она со стены и направится к своим покоям.
