Шериф Хейзен вытаращил глаза и какое-то время не мог открыть рот от изумления и ужаса.
– Сварено? – наконец выдавил он.
– Судя по всему, – невозмутимо продолжал доктор Макхайд, – тело жертвы, погруженное в воду, довели до кипения. Оно находилось в кипящей воде часа три, возможно, и больше. Дальнейшее вскрытие и дополнительный биохимический анализ частей тела позволят более точно определить время. В результате этого процесса мягкие ткани тела отделились от костей, а жировая прослойка растопилась и превратилась в полужидкую субстанцию. Многие внутренние органы отсутствуют. Однако это не только результат длительного пребывания в кипящей воде: внутренние органы использовали в качестве пищи.
Шериф Хейзен не верил своим ушам. Все, что осталось от Стотта, напоминало тушу свиньи, приготовленную к разделке.
– Послушайте, – пробормотал он, – чтобы сварить такое большое тело, понадобилось бы несколько дней.
– Ошибаетесь, шериф, – деликатно заметил доктор. – Как только температура воды достигает ста градусов по шкале Цельсия, даже слона можно сварить так же быстро, как и цыпленка. Ведь во время варки мяса самое главное, чтобы разрушилась протеиновая структура живой плоти, когда молекулы начинают быстро...
– Хватит, – не выдержал шериф, закрывая рот руками, – я и так все понял.
– Отсутствующие части тела так и не были обнаружены на месте происшествия, – добавил Пендергаст. – Тем не менее можно предположить, что их отделили от тела во время варки.
– Да, это вполне разумно, – согласился доктор. – Могу только добавить, что на запястьях и щиколотках остались следы веревки. Это позволяет сделать вывод, что тело жертвы бросили в кипящую воду еще до наступления смерти.
Ну, это уж слишком. У шерифа закружилась голова. Там, на верхнем этаже больницы, лежит Гаспарилло, довольно эксцентричный, но при этом тихий и безвредный человек. У него сняли не только скальп, но и всю кожу с лица и спины. Здесь, в подвале, находится труп человека, сваренного заживо. А он, шериф, беспомощно рыщет по городу в поисках серийного убийцы, который творит жуткие вещи, а потом босиком уходит по речке в неизвестном направлении. И что теперь делать, как смотреть людям в глаза?
– И все-таки я не понимаю, – пробормотал шериф, – где этот псих нашел такую кастрюлю, чтобы сварить в ней взрослого человека? И почему никто не заметил ни дыма, ни запаха?
Пендергаст пристально посмотрел на шерифа своими бледными глазами.
– Вы задали два превосходных вопроса, шериф. И эти два вопроса позволяют найти два не менее превосходных пути для расследования этого дела.
«Два не менее превосходных пути для расследования этого дела» – с горечью подумал шериф. Тут лежит Уилли Стотт, которого он часто отвозил домой после посиделок в баре, а Пендергаст рассуждает о превосходных путях расследования.
– Незачем говорить, – продолжал между тем доктор, – что я сделаю все необходимые анализы и проверю все высказанные предположения с помощью химических и биологических исследований. Возможно, мне удастся выяснить, сколько времени тело находилось в кипящей воде. А сейчас прошу вас обратить внимание на длинную, не менее восьми сантиметров, и довольно глубокую диагональную рану мягкой ткани на левом бедре. Она рассекает ткань почти до костей, обнажая кровеносные сосуды и капилляры.
Хейзен неохотно посмотрел на ту часть тела, о которой говорил доктор. Рана была рваная, а ее края оторваны от кости.
– При более близком рассмотрении заметны следы зубов, – продолжал комментировать доктор. – Нет никаких сомнений в том, что это тело было частично съедено.
– Собаки? – высказал догадку шериф.
– Едва ли, – покачал головой доктор. – Даже беглый осмотр структуры зубов позволяет с достаточной степенью достоверности утверждать, что это зубы человека.
Хейзену стало дурно, и он отвернулся. Больше никаких вопросов у него не возникало.
– Мы сделали снимки этой раны и замерили ее размеры. Отдельные куски тела были съедены после варки.
– Скорее всего сразу после варки, – уточнил Пендергаст. – Первые куски были откушены, когда мясо было еще очень горячим, поэтому они такие маленькие и неровные. Вероятно, убийце пришлось немного подождать, пока оно остынет.
– Совершенно верно, – согласился с ним доктор. – Если повезет, мы получим образцы ДНК слюны того... э-э-э... кто ел этого человека. Конечно, следы зубов здесь не очень хорошие, но даже по ним видно, что они в отменном состоянии и способны разорвать даже сырую плоть.
Шериф уставился в пол и долго его рассматривал, пытаясь заглушить слова доктора мелодией Хэнка Уильямса «Джамбалалайя». А когда эта мелодия закончилась, он поднял глаза и увидел, как Пендергаст уткнулся носом в труп и что-то там нюхал. У шерифа даже в глазах потемнело от этой картины.
– Я могу потрогать пальцем? – спросил Пендергаст у доктора.
Тот кивнул.
Пендергаст стал тыкать пальцем в какую-то точку на лице трупа, а потом провел пальцем по его руке и ноге. После этого он поднял палец вверх, долго рассматривал его на свету и в конце концов приложил к носу. Шерифа чуть не стошнило прямо на стол с трупом. Он попятился и снова вперился глазами в спасительный кусочек грязи на бетонном полу. На этот раз шериф вспомнил замечательный блюз, но, как только зазвучала гитара, послышался громкий голос Пендергаста:
– Вы позволите мне высказать кое-какие предположения?
– Разумеется, – сказал доктор.
– Кожа на этом теле, по-моему, покрыта тонким слоем какой-то маслянистой жидкости, заметно отличающейся от растопленного человеческого жира, который образовался в кипящей воде. Причем этой пленкой покрыто, кажется, все тело жертвы. Я бы рекомендовал вам провести тщательный химический анализ этого вещества на предмет определения его сущности и состава.
– Мы непременно сделаем это, мистер Пендергаст.
Но тот уже не слушал доктора и вперился глазами в тело. В морге повисла мертвая тишина. Хейзен как завороженный уставился на Пендергаста и ждал, что тот выдумает на этот раз. Впрочем, доктор тоже внимательно смотрел на агента ФБР, явно сгорая от нетерпения.
Пендергаст долго разглядывал тело, а потом наконец заговорил:
– В дополнение ко всему сказанному я обнаружил на теле еще одно вещество. – Он сделал многозначительную паузу и отошел от стола с видом триумфатора. – Предлагаю вам провести анализ на наличие вещества с химической формулой С12Н22 О11.
– Вы что, хотите сказать... – Доктор застыл от изумления, не закончив фразу.
Хейзен взглянул на остолбеневшего доктора, на самодовольного Пендергаста и с ужасом подумал: если даже доктор пришел в изумление, то это должно быть нечто из ряда вон выходящее. Но чем еще можно удивить человека после того, что он увидел на этом столе?
– Боюсь, что это именно так, доктор, – подтвердил догадку Пендергаст. – Это тело употребляли с маслом и сахаром.
Глава 24
Птицефабрика «Гро-Бейн», расположенная в самом начале кукурузных полей, состояла из ряда низких зданий с металлическими крышами. Цветом они походили на зрелую кукурузу и поэтому почти сливались с окружающим их желтоватым морем.
Кори Свенсон свернула на автомобильную стоянку, нашла свободное место в дальнем конце и заглушила мотор. Рядом с воротами стояли раскаленные на солнце автомобили рабочих и служащих. Пендергаст вышел первым, размял онемевшие от долгого сидения ноги и огляделся.
– Вы когда-нибудь были на фабрике, мисс Свенсон? – спросил он.
– Нет, никогда, но слышала о ней немало всяких историй.
– Признаться, мне интересно посмотреть, что там происходит.
– Что именно вас интересует?
– Ну, например, как они за один день превращают тысячи живых индеек в тысячи килограммов мороженой индюшатины.
Кори хмыкнула.
– А мне – нет.
В этот момент на приемный пункт птицефабрики въехал огромный трейлер с металлическими клетками. Грузовик резко скрипнул тормозами, и вокруг него забегали грузчики в форменной одежде. Вскоре клетки с живыми птицами стали быстро исчезать в огромной полости приемного цеха.
– Агент Пендергаст, могу я спросить, что мы тут делаем?
– Конечно, можете. Мы приехали сюда, чтобы побольше узнать о работавшем здесь Уильямс Стотте.
– А в чем здесь связь?
Пендергаст улыбнулся.
– Мисс Свенсон, за долгие годы работы в ФБР я понял, что все вокруг нас имеет определенную взаимосвязь. Я должен узнать этот городок и все, что в нем находится, включая, разумеется, и птицефабрику. Ваш Медсин-Крик не просто эпизод в разворачивающейся на наших глазах драме, а ее главное действующее лицо. Птицефабрика, как мне известно, средоточие всей экономической жизни и к тому же место работы нашей второй жертвы. Словом, эта птицебойня – живое сердце вашего городка, если позволите мне такую метафору.
