– Вы шутите? – не поверила я.
– Нисколько. А вы попробуйте.
Благоговея перед розой, я подошла к ней и, встав на цыпочки, дыхнула на ее бутон. Вопреки моему ожиданию, бутон стал раскрываться. Я не верила своим глазам. Настоящее чудо!
Через минуту, раскрывшись только наполовину, бутон еле заметно начал закрываться.
– Как, и все? Так мало?! – огорченно воскликнула я. – Что же получается, я не совсем богата душой и сердцем?
– Я могу вас успокоить, – произнес Михаил. – Еще никому не удавалось заставить бутон раскрыться больше. Полностью раскрыть его может разве что дыхание самого Господа Бога.
Михаил еще долго водил меня по своим творениям, давая мне возможность вдоволь на них наглядеться. Разговаривая с ним, я ощутила себя несколько ущербной. Его знания поразили меня не меньше, чем его цветы, и общение с ним мне доставило неимоверное удовольствие. В моей жизни еще никому не удавалось столь долго удерживать мое внимание. Если бы Михаил преподавал в нашем университете, то количество разбитых им молоденьких сердец было бы трудно себе представить. Помимо ума и красоты в нем присутствовала еще и некая притягательная таинственность.
Созданная Михаилом атмосфера изысканной гармонии символизировала жизнь и любовь, чистоту и нежность. Ах, если бы всегда нас окружала подобная красота!
Мой удачный профессиональный день дал мне то, что я могла не получить и за десять лет своей жизни. Нахлынувшие на меня здесь чувства и фантазии я не испытывала очень давно. Славка помог осуществиться сказке, и я за это буду век ему благодарна.
Я провела с Михаилом незабываемые часы, а пролетели они как одно мгновение. И находясь под неизгладимым впечатлением, я покидала его дом с большой неохотой.
Мы подошли к моей машине.
– И давно вы водите? – спросил Михаил.
– Не очень, – ответила я, усаживаясь за руль.
– А я вот никогда не смогу водить автомобиль.
– Почему? – удивилась я.
– Я же дальтоник.
– Что вы сказали? – переспросила я.
– Я не различаю цвета.
– Как?! А как же все это?! – воскликнула я. – Вы создали такую красоту и не видите ее цвета?!
– В цветах я вижу цвет, – спокойно ответил он.
Это была последняя капля, переполнившая чашу невероятности. Перестав что-либо соображать, я завела мотор.
– Подождите! – крикнул Михаил и забежал во двор.
Через минуту он вышел ко мне с охапкой гладиолусов. Протягивая их мне, он сказал:
– Гладиолус в старину называли цветком победы. Желаю и вам, чтобы вы везде и во всем одерживали победу. Счастливого пути!
* * *
Двигаясь в город, в его круговорот, я чуть было не вернулась обратно. Признаться, меня тянуло не только к цветам, но и к их покровителю «отцу Михаилу». Но у меня еще будет повод с ним встретиться. Я приеду к нему, чтобы подарить ему журнал с моим материалом.
Я четко представляла себе, что писать и как назвать свою статью.
«Я вижу цвет в цветах», – его слова звучали в моих ушах. «Я вижу цвет в цветах», – невероятно, но какая истина!
Все теряет цвет, и нашим душам его не хватает. С этим трудно не согласиться, и это уже далеко не моя фантазия.
«Я вижу цвет в цветах». Ведь Михаил в силу своей профессии фактически лечит души, а где их можно излечить, как не в гуще великолепия цвета!!!
Чокнутый
После холодной зимы весна удалась на славу. Уже который день стояла чудесная погода. Запах ожившей растительности перебил вонь гари от идущего дыма из всевозможных труб, начиная с больших заводских труб и заканчивая малыми, выхлопными, что торчат из автомобилей.
Я шел по улице в центре города, сгорая от желания посидеть в каком-нибудь кафе под открытым небом и выпить кружку пива. Именно кружку, а не бутылку, банку или бокал, – добрую граненую кружку пива. Но, к сожалению, мой карман был пуст и от этого весенний день с его радужными лучами солнца стал для меня чужим. Может, этот прекрасный день кому-то и принадлежал, но только не мне – в моем положении он подогревал и без того накипевшее во мне раздражение.
Мне бы пойти домой, но перед моим взором предстали глаза моей жены Леночки, и мое желание направиться к домашнему очагу тут же пропало.
Я шел и думал о том, что еще немного и нечем будет кормить нашего единственного сына. Эта мысль заставила меня испытать к самому себе отвращение, и я сильно пожалел о том, что пять лет назад моя Леночка предпочла меня, а не другого человека с мешком денег, которого прочили ей в мужья ее родители. И зачем она выбрала меня, бездаря? Впрочем, какой я бездарь? Я хороший инженер, занимался наукой, и бездарем быть не мог, а вот идиотом – да! Точно, я идиот! Это я определил для себя со всей очевидностью. Мне бы уехать за границу, как уехали, вернее, сбежали многие мои коллеги, но я был патриотом, и эта деталь лишь подчеркивала мой идиотизм.
Я не знал, что говорить дома жене. Впрочем, она и спрашивать не будет ни о чем, ибо понимает мои терзания – милый, тактичный человек, она не захочет лишний раз травить мне душу.
Перебиваясь случайными заработками, я искал постоянную работу уже несколько месяцев, но все тщетно. Работа была, но за ее выполнение предлагали копейки. Этих денег хватило бы на пропитание разве что таракану, но никак человеку, поскольку он, разительно отличается от ползущего существа своим размером. Увы, это знают не все.
Вот, к примеру, в этот день мне предложили быть рабочим в частной пекарне, быть что-то вроде мальчика на побегушках. И тех денег, что я там получал бы, мне хватило бы лишь на оплату проезда в автобусе на работу и обратно. И все. Ну, еще каждый день я смог бы позволить себе покупать один бублик – хорошо еще, что не дырку от него – что выпускает эта пекарня. Когда я сказал об этом хозяину пекарни, он спросил у меня:
– А пешком вы не можете передвигаться?
– Я ему ответил:
– Могу, но сотру на своей единственной обуви подошву в течение месяца, а купить новую я не смогу, даже если бы вы предложили мне за работу в два раза больше.
Он пожал плечами:
– Вы же будете работать только два часа в день. Я просто не в состоянии платить вам больше.
– Я хочу работать все восемь часов, двенадцать и даже четырнадцать часов в сутки, только бы мне достойно платили, – сказал я и из душной пекарни пошел прочь.
Я не держал зла на хозяина пекарни, потому что знал, как ему тяжело. Он сам еле – еле сводил концы с концами, ведь ему приходилось кормить армию бездельников, которые в силу своего положения часто захаживали к нему, чтобы «справиться о его здоровье».
Блуждая по городу, я понимал, как моя одежда сильно отличалась от той, во что были одеты другие люди. И, конечно же, она отличалась не лоском, а совсем наоборот. Я боялся, что если задует приличный ветер, то мой костюм, побывавший сотню раз в химчистке, расползется как паутина и превратится в лохмотья. Тогда я, идиот, мало, чем буду отличаться от бомжа, распугивающего своим полуобнаженным видом всех женщин и особенно детей.
Но, что самое забавное, мой костюм представлял собой последний писк моды. Когда я покупал его двадцать лет назад, была мода, которая вернулась к нам вновь. Так что вот вам свидетельство очевидного и невероятного – в своем старом, потертом антикварном костюме я был первым, кто шел с модой в ногу. Это обстоятельство несколько сглаживало мое негативное отношение к собственному одеянию.
Я шел и думал о том, что в нашем провинциальном городишке, который состоял в основном из домов-избушек с небольшими участками, люди спасаются за счет своего натурального хозяйства.
Без него, не имея нормальной работы, большинство наших человечков, по-другому их не назовешь, выжить не смогут. Я бы тоже с радостью завел хозяйство, но мне не повезло, поскольку живу в маленькой двухкомнатной квартире пятиэтажного дома. Не мог же я на балконе развести кур, а одну из комнат превратить в скотник.
В нашем городе, впрочем, как и везде, хорошо себя чувствуют только чиновники, особенно из администрации города. У меня была возможность стать одним из них, но я не стал им из-за хронического неумения бездельничать. И потом, я считал себя умным человеком, который в науке должен приносить стране пользу. Господи, о какой пользе стране я говорю, по-моему, об этом уже все забыли. А еще я называю себя умным. В науке, может, и умный. А в остальном полный дуралей – вот кто я. Короче, натуральный идиот!
Еще кто хорошо себя чувствует в городе – это наши коммерсанты, но только те, которые дружат с теми же самыми чиновниками из администрации. Но и одним из них я не стал, потому что не имел первоначального капитала, да и жилка комбинатора у меня отсутствовала – с ней нужно было родиться. В общем, в своих суждениях я остановился на том, что я законченный идиот, которого надо поставить к стенке и безжалостно пустить в расход.
Так вот, махровый идиот бродил по улицам захудалого города и заглядывал на витрины магазинов – хоть какое-то развлечение.
За время поиска работы я убедился, что без знакомства мне приличную работу не найти. Все мои друзья, какие были при хороших должностях, все, как назло, разъехались кто куда, а те, кто остался в городе, сами нуждались в хорошо оплачиваемой работе. Поэтому в своем положении я не видел никакого выхода. Я утешал жену, давал ей надежду, подбадривал, а сам готов был удавиться от безысходности.
