– Разглядел, еще как разглядел! – заверил его Дружинин. – Знаешь, что это там звенит? Гири!
– Какие еще гири?
– Обыкновенные, гимнастические! Они там гимнастику делают!
– Чего?! – от удивления руководитель группы на миг забыл о конспирации и повысил голос, но тут же опомнился и прошептал: – Что значит: гимнастику? Какую?
– Обыкновенную гимнастику, – начал рассказывать Дружинин. – Наклоняются, приседают, руками машут. Это девушки. А мужики еще подтягиваются и гири поднимают. Вот откуда идет этот стук и звон, который ты слышал.
– Так у них тут что же: атлетический зал?
– Выходит, что так, – кивнул Дружинин. – В общем, на антиправительственный заговор никак не похоже. Что делать будем?
Руководитель группы секунду подумал, потом решительно заявил:
– Будем брать. Мне кажется, дальнейшее наружное наблюдение ничего не даст. Да и времени у нас на него нет. Возьмем сейчас, когда они нас не ждут, допросим прямо здесь. Глядишь, чего-то и выясним.
Дружинин кивнул, показывая, что принимает решение руководителя. Сыщики вернулись к двери, из-за которой по-прежнему доносился металлический звон, и Углов решительно постучал.
Звон прекратился, послышались шаги, и дверь открылась. Перед оперативниками предстал высокий худой мужчина, которому на вид можно было дать лет сорок. Мужчина был огненно рыж и имел кудлатую шевелюру и шкиперского вида бородку; в целом он напомнил Углову портрет американского президента Линкольна из школьного учебника. Одеяние мужчины было под стать его внешности: на нем было обтягивающее полосатое гимнастическое трико, поверх которого была надета жилетка. Очевидно, это был хозяин квартиры.
– Булыгин Алексей Гаврилович здесь проживает? – грозным голосом спросил Углов.
– Да, это я, – отвечал хозяин. – А вы кто?
– Мы из жандармского управления, – все так же грозно объяснил статский советник. – Прибыли для выяснения причин сходки и проведения дознания. Ну-ка, любезный, дайте войти.
И он решительно шагнул в комнату, так что хозяину невольно пришлось потесниться и уступить дорогу. Впрочем, сделал он это не слишком охотно, так что Углову пришлось отодвигать учителя математики плечом. При этом он почувствовал, что плечо это весьма крепкое и что хозяин, несмотря на худобу, – человек довольно сильный. В целом Алексей Булыгин производил впечатление человека не робкого десятка. Сообщение о гостях из жандармского управления вовсе не повергло его в трепет; глаза смотрели все так же твердо. Углов понял, что дознание здесь будет сопряжено с некоторыми трудностями. И ему тут же пришлось в этом убедиться.
– Однако вы не представились полностью, – заявил учитель. – Извольте назвать ваши чины и фамилии. И точнее обозначить цель вашего визита. Почему вы именуете мою встречу с друзьями «сходкой»?
В психологическом поединке с человеком такого типа, как Алексей Булыгин, нельзя было действовать нахрапом – это Углов понимал. Надо было держать паузу, и статский советник ее держал. Не отвечая на заданные хозяином вопросы, он не спеша огляделся.
Комната, в которую они вошли, как видно, служила хозяевам столовой. Посередине стоял овальный обеденный стол, накрытый к чаю на шесть персон. Самовар, высившийся в центре стола, как видно, недавно вскипел; рядом виднелся заварной чайник, накрытый бабой, вазочки с вареньем и другими сладостями. Справа виднелась одна дверь, закрытая, слева другая, из которой только что вышел хозяин квартиры. Одна створка этой двери была наполовину открыта, и в этой открытой створке статский советник заметил чей-то любопытствующий глаз.
Составив себе представление о жилище учителя Булыгина, Углов вновь повернулся к хозяину и произнес:
– Вы хотите, чтобы мы представились, извольте. Я статский советник Углов, а это мой помощник, титулярный советник Дружинин. Мы явились сюда, потому что расследуем некое тяжкое преступление, имеющее государственное значение. Понятно? Что касается вас и ваших гостей, то нам известно, чем вы занимаетесь. Я не знаю только, с какой целью вы занимаетесь гимнастическими упражнениями и получили ли на это соответствующее разрешение?
Как видно, слова про «тяжкое государственное преступление» произвели нужное впечатление на хозяина квартиры: на щеках у него выступили красные пятна, он утратил свою невозмутимость, начал нервничать; а к этому Углов и стремился.
– Вы изволили говорить о цели наших занятий, – сказал учитель. – Цель, на мой взгляд, ясная: укрепление здоровья, увеличение мышечной силы. Знаете, как говорили древние: «В здоровом теле – здоровый дух»… Петербург, как вы знаете, город не слишком полезный для здоровья. Лихорадка, чахотка, а в последнее время еще и инфлуэнца… Вот мы и поднимаем гири. А что касается разрешения, то я решительно не понимаю, зачем оно требуется в этом случае. И у кого такое разрешение прикажете получать?
– В полиции, где же еще! – все так же решительно отвечал Углов. – А что касается латинской поговорки… Почем я знаю, зачем вы укрепляете мышцы? Только ли для борьбы с чахоткой или еще и для борьбы с правительством? Опять же, у вас вместе с мужчинами занимается и особа женского пола. А это можно рассматривать как нарушение морали. Церковь, знаете, ваших занятий не одобрит!
Статский советник ожидал, что после этой его тирады учитель окончательно стушуется, и его, что называется, можно будет брать голыми руками и переходить к основной части визита – допросу письмоводителя Ласточкина. Однако вышло иначе. Лицо у него покраснело еще сильнее, Алексей Булыгин дернул подбородком и произнес:
– Церковь не одобрит, говорите? Это верно. Мне и так уже протоиерей отец Гавриил, что преподает у нас закон Божий, пенял, что я на своих уроках не делаю ссылок на Священное Писание и что цитирую вольнодумцев-энциклопедистов Вольтера и Дидро. Что ж теперь, всю жизнь по струнке ходить, ничего не сметь? Нет уж, увольте! Если и гимнастикой заниматься нельзя, тогда я лучше в Англию уеду! Или в Североамериканские Штаты! Там мне никто не будет указывать, во что верить!
– Ну, в этом вы заблуждаетесь, – заметил статский советник. – Там тоже есть любители указывать и направлять. Впрочем, я не собирался вступать с вами в спор. Извольте позвать сюда всех, кто находится в квартире. Нам нужно всех переписать и допросить.
Хозяин квартиры хотел еще что-то сказать, но только махнул рукой и направился в другую комнату. Спустя минуту в столовой собрались все участники гимнастических занятий. При виде их Углов едва удержался от улыбки – уж больно странную картину они составляли. Среди мужчин двое были худыми, как и сам хозяин, а один, напротив, отличался завидной полнотой. Полосатое гимнастическое трико делало его похожим на надутый рекламный шарик известной сетевой компании. Худые гости помалкивали, а толстяк говорил почти непрерывно.
– Не понимаю, господа, почему наше скромное собрание привлекло ваше внимание, – заявил он. – Занятие гимнастикой сейчас как раз входит в моду в развитых странах. Я читал, что во Франции этим увлечено все образованное общество, просто поголовно! Мы всего лишь идем в ногу со временем!
Женщины – высокая и статная хозяйка квартиры и тоненькая девушка с остреньким упрямым лицом – были не в трико, а в неком подобии греческих туник, опускавшихся ниже колена, однако не доходивших до пола. И если хозяйка старалась держаться с видом «Я вас не боюсь, и не такое видели», то девушка робела чрезвычайно, просто до слез.
Особое внимание оперативников привлек белокурый молодой человек худощавого телосложения с впалой грудью и внимательным взглядом черных глаз. Очевидно, это и был письмоводитель Степан Ласточкин, за которым они охотились.
Углов дал указание титулярному советнику. Тот уселся за стол и переписал всех присутствующих: имя, фамилию, возраст, род занятий и место проживания. Выяснилось, что они угадали: белокурый оказался Ласточкиным. После этого статский советник заявил:
– Сейчас вы все можете быть свободны. Снимать с вас показания мы будем позже. Но одного участника сборища я попрошу задержаться. Я имею в виду господина Ласточкина. Мы должны задать ему несколько вопросов.
– Я?! – воскликнул письмоводитель. – Но почему? С какой стати?
– Я же сказал: нам нужно задать вам несколько вопросов, – повторил Углов.
После чего, повернувшись к хозяину квартиры, спросил:
– Скажите, господин Булыгин, мы не слишком вас затрудним, если займем на некоторое время одну из ваших комнат? Нам необходимо провести в ней беседу с господином Ласточкиным. Хочу предупредить: если вы откажетесь, нам придется везти вашего друга к нам в управление и снимать с него допрос там.
– Не хотелось бы, конечно, чтобы у меня в доме велись подобные беседы, – произнес учитель. – Но если Степану придется ехать на Гороховую… Нет, уж лучше у меня. Можете занять кабинет.
