же ничуть не поменялась – его Лиза. Она, будучи в браке с Окуневым, продолжает встречаться с Осиповым.
Тьфу, гадость какая!
Не то чтобы Маша была такой уж ханжой, нет. Но то, что Лиза изменяла кому? Карелину! И с кем? С Осиповым? Не укладывалось у нее в голове.
Она не вышла из машины тем вечером. Сидела и наблюдала за тем, как Карелин идет к своему подъезду. Потом он внезапно остановился, обернулся и посмотрел прямо на нее, то есть на ее машину. Маша сползла по сиденью пониже, чтобы он не смог ее увидеть. Карелин даже сделал два пробных шага в ее направлении. Но дальше не пошел. Скрылся за металлической подъездной дверью. И не позвонил ей, хотя она оставляла ему визитку и просила обращаться, если что.
Он не позвонил. А «если что» уже набирало обороты. На каждом совещании утром Осипова трепали по результатам. И он докладывал. Но что?! Он снова начал затягивать петлю вокруг шеи Карелина.
– Мне одной кажется, капитан, что ты предвзят к своему бывшему сопернику? – с легкой ухмылкой поинтересовалась она пару дней назад, когда они вместе обедали в их столовке.
– К бывшему заключенному, ты хотела сказать? Осужденному за жестокое убийство пенсио-нерки?
Осипов прищурил голубые глаза, блеснувшие холодно и, как ей показалось, беспощадно. И застыл с вилкой в руке, рассматривая ее этим самым холодным злым взглядом.
– Ты втюрилась в него, что ли, Климова?
– Да иди ты, – отреагировала Маша вяло.
– Зря. Он однолюб. И наверняка по Лизке своей сохнет.
– По ней вы все сохнете, если что. Лизка-то у вас одна на всех. Какая женщина! Один терпит унижения. Второй готов пойти на должностное преступление, лишь бы убрать возможного соперника подальше.
– Это ты про кого? Про ее мужа, что ли? Про Окунева?
Он даже развеселился, коротко рассмеявшись. Ну, не скотина?
– Я про Карелина. Окунев тебе не соперник.
Она просто так сказала. Для поддержания неприятной беседы. А он неожиданно сделался хмурым. И до конца обеда не произнес больше ни слова. А на следующем совещании снова принялся сводить все концы на Карелине. Маша молчала, молчала и не выдержала, задала вопрос.
– Разрешите, товарищ полковник? – глянула она на начальника.
Тот согласно кивнул.
– Каков мотив для убийства у Карелина, товарищ капитан? – выдвинула она подбородок в сторону Осипова. – Зачем ему убивать свою соседку? И пожилого мужчину, живущего в соседнем подъезде? Каков мотив?
– Соседка надоела. Пачкин Михаил Иванович ему не просто надоел, он его достал своими обвинениями. Он же каждый день во дворе митинги устраивал, – пожал Осипов плечами.
– К слову, на момент гибели его соседки у Карелина алиби.
– Это вы про самодельную пломбу на двери? – усмехнулся надменно Осипов.
– И про нее тоже.
– Так вот, старший лейтенант, это не доказательство. Карелин мог заметить, что вы что-то такое там смастерили. И мог выйти и зайти в квартиру, не потревожив ваших маячков.
– Каким образом? – изумилась Маша. – Не через замочную же скважину!
– Через балкон соседской квартиры. Не той, где проживала погибшая. А той, что рядом с квартирой Карелина. Я тут поинтересовался в ходе расследования, товарищ полковник, планировкой этих квартир. – Он смотрел теперь на начальника отдела, не на нее. – Так вот, балкон Карелина и балкон соседней квартиры имеют между собой лишь тонкую перегородку. И соседний балкон не застеклен. И Карелин мог легко со своего балкона попасть на соседний. Выйти из квартиры, совершить убийство. Вернуться тем же путем обратно. И ни один волосок не упал бы с его двери, товарищ старший лейтенант.
Последние слова он уже снова адресовал ей. Ехидно высказался, с подвохом.
– И да, еще момент… Вы, как участковый, знаете, да, что соседи Карелина сейчас в длительной командировке где-то в тайге? Геологи они…
Все она знала. Только вот не подумала именно так, как Осипов.
– А мотив, капитан? Какой у него был мотив для убийства соседки? Тот, что ты озвучил, никуда не годится. – Выслушав его, спросил полковник. – Человек только что вернулся из мест заключения. Затеял какое-то хорошее дело. О нем в администрации района только и говорят. А вдруг так выворачиваться: прыгать с балкона на балкон, чтобы напоить соседку отравленным чаем. Потом снова вернуться, чтобы ее задушить… Мотив должен быть очень, я тебе скажу, серьезным.
– У убитой Сироткиной имелись две коллекционные вещицы. Они пропали. Шкатулка шестнадцатого века. И статуэтка пастушки. Та еще более древняя. Я консультировался со специалистами, их стоимость затрудняются назвать. Но сумма с шестью нулями, точно.
– В рублях? – изумленно глянул поверх очков полковник.
– Так точно.
– Н-да… Все равно много. Мотив, да…
По тому, как засверкали глаза Осипова, Маша поняла, что петля на шее Карелина затянулась еще туже.
– А пенсионера зачем было вешать? – снова прицепился к нему полковник.
– Совершенно точно установлено, что именно Пачкин нанес бейсбольной битой удары по голове Карелину. На бите кровь Карелина. Он рассвирепел и решил отомстить.
– Гм-м… – Полковник снял очки, положил на стол и поиграл дужками: сворачивая и разворачивая их. – А если биту пенсионеру подкинули?
– Это было бы слишком закручено, товарищ полковник. К тому же внучатый племянник кое-что вспомнил. То, что когда-то давно, еще ребенком, видел у деда что-то похожее. Точно не узнал спортивный снаряд. Сказал, что видел что-то похожее. И даже игрался с этим. Именно поэтому я не исключаю, что Пачкин хранил у себя бейсбольную биту. В целях самообороны, к примеру.
– И Карелин, вычислив того, кто на него напал в подъезде, решает отомстить. Приходит к старику. Опаивает его чаем с отравляющими листьями. Готовит для него петлю, заставляет написать записку и подталкивает его к табуретке. Н-да… – полковник недоверчиво осмотрел Осипова. – Не кажется, тебе капитан, что это слишком как-то витиевато?..
Совещание закончилось. Осипов не ушел, улетел вдохновленный идеей снова отправить Карелина за решетку. А она вечером поехала к его дому. И что увидела?
В тот вечер она уехала домой, так с ним и не встретившись. Но на следующий день и еще на следующий тоже без конца терзала себя мыслями: а права ли она? Пошла на поводу у собственных чувств, обид непонятных, и не помогла человеку. А ему реально грозит опасность.
– Вам реально грозит опасность, Карелин, – все же приехала она к нему через два дня вечером.
– Надо же… Сразу две женщины беспокоятся обо мне. Мне приятно.
Он смотрел на нее своим особенным взглядом. Это когда голова чуть откинута назад, глаза полуприкрыты, на губах блуждает, бегает самая загадочная из всех ею виданных улыбка.
Насмехается? Не доверяет? Рассматривает? Что-то
