видеонаблюдения нет во дворе, – с сожалением произнес Осипов. – Насколько было бы проще вычислить убийцу.
– Пачкина тоже убили?
– Помогли, скажем. Эксперты утверждают, что если он не заготовил себе петлю загодя, то в том состоянии, в котором он пребывал под действием чая с отравляющими веществами, ни за что такой узел не соорудил бы. Выходит, помогли.
Он глотал торт, не пережевывая. На Машу не смотрел. Уставился немигающим взглядом на кошачью морду, выглядывающую из-за холодильника.
– Во вторник, говоришь… Что же такого сотворил Пачкин в какой-то вторник и кто это видел? А когда Карелин получил по башке? Не во вторник? Я тут предположил, что кто-то мог видеть, как дед молотил нашего Диму по голове битой.
– Это был четверг.
Она это точно помнила. У нее конкретное расписание по посещениям жильцов своего участка.
– Жаль. Тогда было бы понятно, кого искать.
– И кого?
– Того, кто проживает в одном подъезде с Карелиным.
– Это мог быть не жилец, а гость, – неуверенно предположила Маша.
– Да? Гость, который точно знает, кто такой Пачкин, где он живет? Не-ет. Это мог быть только кто-то свой. Но если ты говоришь, что Карелин получил по башке в четверг, тогда все отпадает. Кстати, вкусный торт. Чего не ешь?
– Не хочу, – отмахнулась Маша.
Она смотрела на гостя и размышляла: рассказать ему про Окунева или нет? Имеет ли смысл? Вся эта троица: Карелин, Окунев и Осипов делили между собой одну женщину. И как-то ухитрялись в этом даже не треугольнике, а квадрате, уживаться. Имеет ли смысл?
– Я тут вчера с одним твоим знакомым столкнулась на стоянке возле подъезда Валентины Ивановны Мироновой, – все же решила она не умалчивать.
– Да. Кто такой? – не проявил и тени беспокойства Женя, закрывая коробку с тортом громыхающей пластиковой крышкой.
– Окунев. Алексей Окунев. Знакомы?
Непонятно, чем Осипов вдруг подавился. И принялся кашлять, нервно постукивая себя кулаком по груди.
– Умеешь ты… – укоризненно глянул он на нее покрасневшими глазами. – Под руку…
Встал, налил себе воды из-под крана. Потом нервным движением убрал торт в холодильник. Держит паузу, поняла Маша. Снова сел к столу.
– Интересно, что он там делал? – настороженно поглядывая на Машу исподлобья, спросил Женя.
– Бегал.
– Бегал?! В смысле, бегал? – Брови сошлись почти в одну линию над голубыми глазами.
– Спортом занимался. Бегал на спортивной площадке. Когда я вышла из подъезда Мироновой, подошел ко мне. Завел странный разговор. О тебе, в том числе.
– Чего это он поперся во двор бегать, если у него дома целый спортзал?
Он занервничал? Он занервничал. Ложкой принялся по чашке постукивать и смотрит все время мимо.
– Скажи, Осипов, ты по-прежнему спишь с его женой? – Маша встала из-за стола, начала убирать посуду. – Мне показалось, что он на тебя в этой связи обижен.
Женя промолчал. Но из-за стола тоже встал. И как-то сразу вдруг засобирался. И уже в прихожей, стоя в куртке и кроссовках, поинтересовался:
– А он что же, переехал на свой прежний адрес?
– Не знаю.
– А должна знать, Маша, должна. Окунев – это такой…
Он не договорил. Коротко кивнул на прощание и вышел. А у Маши осталось четкое ощущение, что она что-то пропустила, проглядела. Не все так ровно в этом треугольнике. Да, все же в треугольнике, поскольку Карелин выбыл. Ведь выбыл же, так?..
Глава 20
Валентина Ивановна Миронова медленно шла к овощному магазину. Нарочно выбрала магазин в соседнем микрорайоне, чтобы время убить. Доехала туда на автобусе, сошла за остановку и дальше решила дойти пешком.
Ей было очень горько и мучительно стыдно за себя. Никчемная она, не нужная никому и даже себе. Не смогла найти себе занятий после того, как ее уволили из кондитерской. Все, на что ее хватило, это ухаживать за соседом Михаилом, когда тому было плохо. Но и там все было не так однозначно. Не всегда он бывал с ней открыт и принимал ее помощь. Мог и в дверь не пустить. Мог коротко поздороваться и пройти мимо.
Всяко-разно бывало.
Теперь, когда Миши нет, она и вовсе осталась одна. Конечно, дочка ее регулярно зазывала в гости. И сама время от времени наведывалась. Но Валентина Ивановна прекрасно понимала, что в их доме лишняя. У них другое жизненное расписание, собственный ритм, она своей тяжелой поступью за ними не угонится.
Сегодня утром она снова наблюдала из окна, как усаживаются ее соседи в автобус, собираясь за город.
– Ну и что там у вас? Дела сдвинулись? – осторожно поинтересовалась на днях Валентина Ивановна у одной из знакомых женщин.
– Да, идут помаленьку. Мужчины столярничают. Мы кто чем занимается. Кто красит. Кто белит. Кто готовит. Нам за это Дмитрий Иванович платит ежедневно.
– Ну а когда все отремонтируете? Что дальше?
– Станем жить, отдыхать, заниматься любимым делом. Тот, кто принимал участие в обустройстве, будет жить там практически бесплатно. Тот, кто со стороны, как-то иначе. Я не вникала. Мне зачем? Я свое место для себя определила. Меня устраивает.
– Нет, погоди, погоди, – вцепилась в ее рукав Миронова, когда женщина хотела уйти. – Но это что же, как Дом престарелых, что ли?
– Так далеко никто не заглядывает, Валя. Может, с годами он для нас и станет единственным домом. Пока это для нас как Клуб по интересам. Дмитрий Иванович все делает основательно, постепенно. Пока еще размышляет о нашем дальнейшем статусе. Так он говорит. И пока нас все устраивает. Мы не тратим там ни копейки. А зарабатываем.
– А его интерес в чем?
Рассказ соседки ее разочаровал. Она так хотела, чтобы у них там все шло наперекосяк. Так ждала, что ее злорадство оправдает себя. И она поймет, что не зря не ввязалась в эту авантюру. Тем более под управлением кого? Под управлением страшного убийцы!
– Его интерес в чем? Все мы задаемся таким вопросом, – ответила соседка с улыбкой. – Он говорит, что и сам пока не понимает, куда выведет его эта затея. Перенимает опыт у коллег из-за границы. С кем-то советуется. Созванивается. Пока нам всем все нравится. А у него глаза горят…
Они у него, может, горели и в тот день, когда он Машу убивал!
Валентина Ивановна поскользнулась на тротуарной бровке и едва не упала. И жалеть себя стала сильнее прежнего. Никому не нужная развалина! Даже самой себе.
– Мама, ты бы съездила, посмотрела, что там и как? – снова вчера вечером принялась советовать ей дочка.
– Не терпится пристроить меня в богадельню? – очень резко ответила она ей и оборвала разговор.
А потом проплакала
