— Откуда такая догадка? Потому что больше некому?
— Вроде того.
Биолог кивнул:
— Очевидно, в общем-то. Знать бы, кто они такие…
— Полагаю, что знаю ответ и на этот вопрос, — спокойно сказал Макс, — железноголовые — люди, такие же, как мы с вами.
Он почти наслаждался пребыванием в центре внимания.
— Не томи, а? — не спросила, а скорее потребовала Ольга, — колись уже!
— Я вычитал в одной книжке про войну, что в Греции железноголовыми называли фашистов — по той простой причине, что те носили на головах каски. Так что рискну предположить, что мы имеем дело с внушительной силой, сохранившей не только оружие, но и армейскую дисциплину и организованность. У нас дома, на севере, тоже ещё сохранились каски, но их мало кто носит, во всех поселениях, даже в Метрополии, параграфы военных уставов касательно формы давно не соблюдаются.
— Ладно, нам бы решить, что делать дальше, — сказал Латышевский, — доподлинно известно теперь, что люди живут за Пределом, что у них весьма развитое сообщество, что они нашли способ борьбы с алчущими. Я думаю, нам надо найти их как можно быстрее — вы хоть понимаете значимость открытия?!!
— Могу высказать несколько контраргументов, — возразил Пустынник, — и начну с того, что железноголовые нам вряд ли друзья, скорее враги. Во-первых, мы знаем, что они не отличаются гуманизмом: иначе как объяснить такую ненависть к ним со стороны дикарей?
— Позвольте, а с каких пор дикари считаются эталоном гуманизма, чтобы руководствоваться их антипатиями?
— Вспомните разговор с пленницей. Они напали на нас, так как приняли за железноголовых. Отсюда делаем вывод, если б дикари знали, что мы — не они, то, может быть, и не напали бы. Я бы даже скорее предположил попытку поторговать — я ведь говорил, что немного знаком с ними. Таким образом, дикари враги не всем чужакам подряд, а только железноголовым.
— Всего лишь умозаключения, — покачал головой инженер, — хоть и верные логически, но основаны на сомнительных предпосылках.
— Второй аргумент. Наличие техники предполагает наличие хорошей радиосвязи. Думаю, они должны были бы ловить сигналы ретрансляторов, установленных в Москве несколько лет назад. Отчего ж железноголовые хотя бы не дали о себе знать? В лучшем случае, им на нас плевать.
— Но поговорить-то всё равно можно?
— Я не был бы в этом так уверен. В любом случае, у нас есть цель. Я предлагаю следовать первоначальному плану и продвигаться к пункту назначения.
В этот момент подал голос Петруха:
— Я против. Теперь мы знаем, что выжить здесь можно и без нового биологического оружия, да и самих «homo chimerae», алчущих то бишь, мы не видели. Я склоняюсь к тому, чтобы выйти на контакт с людьми на вертолёте.
— Всё равно, нам нужно достать «чистильщик», — возразил Слепнев, — теперь можно будет трижды подумать, использовать ли его, но вначале достанем, потом уже подумаем.
Сергей и Латышевский переглянулись.
— Мы тоже против, — сказал инженер, — достать вирус мы ещё успеем, мы должны…
— Я прошу прощения за прямоту, — перебил его Макс, — но ваши мнения не имеют значения. Мы идём за «чистильщиком».
— С каких это пор наёмники командуют экспедицией?! — возмутился Петруха.
— С той самой минуты, когда вы решили нарушить план. Мой контракт означает жизнь женщины, которая мне не безразлична, и я буду его выполнять — вести вас к лаборатории и обратно. Если понадобится — под дулом автомата. И предупреждаю — не надо рассказывать сказки, что мне всё равно заплатят, если вы не пойдёте в лабораторию.
Петруха, Сергей и Латышевский смерили Макса ненавидящими взглядами, и тут вклинился Влад:
— Он ведь правильно говорит. У меня аналогичный контракт, я не затем пёрся в такую даль в составе взвода смертников, чтобы остаться ни с чем. Пустынник и Ольга с нами. Парни, вы как?
— Мы согласны с Максимом, — ответил за всех Игорь, — у нас есть контракт и мы собираемся получить по нему наши гонорары. Не может быть и речи о каких-либо отклонениях от первоначального плана. Договор есть договор, как говорится, и он работает в обе стороны.
Пустынник, Ольга, Игорь и Макс обменялись быстрыми взглядами, и наёмник понял: они снова одна команда. Разногласия остались в прошлом, хотя бы на время.
— Да чтоб вам! — взорвался Петруха, — ваши шкурные интересы вы ставите выше интересов всего человечества?!
— Позволь остудить твой пыл, — криво, одними губами улыбнулся Макс, — человечество — вот оно, на вертолёте полетело. А ты сейчас говоришь об интересах горстки выживших, прозябающих в краю вечной зимы, потому что их предки трусливо сбежали на север, вместо того чтобы с оружием в руках отстаивать своё право называться хозяевами планеты. И да, Пустынник тысячу раз прав, железноголовые нас точно хлебом и солью не встретят, мы в их глазах — отщепенцы, сбежавшие от опасности, в то время как у них самих достало мужества сражаться. И теперь они хозяева мира, а мы всего лишь пытаемся выжить. Они как раз и есть человечество.
— Ты очень верно определил то, что вертелось у меня в голове, но я не мог чётко сформулировать мысль, — сказал Пустынник, — уточню только одну деталь. Железноголовые — тоже не хозяева мира, как это ты живописал.
— Так, погодите-ка, — перебил его Слепнев, — вы сами всего пару минут назад сказали, что не знаете, кто такие железноголовые, а теперь уверенно утверждаете, что они не хозяева мира. Может, хватит наконец морочить нам головы?!
— А я и не морочу. Просто само понятие «хозяева мира» надо вычеркнуть из словаря как утратившее смысл, ничего не значащее. У этого мира, — он обвёл рукой вокруг себя, — хозяина больше нет. Да, алчущих сильно поубавилось, но я открою вам тайну: они никогда, даже восемьдесят с лишним лет назад, не являлись самой большой угрозой.
— Как это понимать?!
— Буквально. Я не буду ничего объяснять, вы не поймете всё равно. Просто примите на веру. Или не принимайте, дело ваше.
Сергей с чувством сплюнул.
— И что будем дальше делать, коль уж пошла такая пляска? — спросил Латышевский.
— Ночевать будем.
— Прямо здесь?!
— Именно. Устроимся в каком-нибудь грузовике поцелее, поедим холодной тушенки с галетами и спать. Конечно, это не очень комфортно, но…
— Это ещё и небезопасно, — вставил Ворон, — одно дело в пустом доме, забаррикадировав дверь…
— А тут и баррикадировать ничего не надо, — пожал плечами Пустынник, — не от всего того, что живёт в каменных руинах, спасёт дверь. А здесь… просто голый бетон моста да ржавые останки машин. Тут пусто, нечего на мосту делать ни хищникам, ни травоядным, ни людям. Прятаться лучше не в укрытии, а там, где вообще не будут искать. Хотя ночью будет холодновато без костра.
Впрочем, это неудобство никому не помешало уснуть. Уставшие люди, выдержавшие бой и забег с грузом по пересечённой местности, засыпали сразу же, как только укладывались в свои спальные мешки.
Спать было решено семь с половиной часов — со сменами по два с половиной часа. Пять часов сна. Не сказать чтоб очень много, но бывало и хуже. Только пожилым учёным и Ольге выпадает полных семь часов с хвостиком: завтра денек будет ещё тот, Макс это предчувствовал.
Он вместе с Сергеем и Михаилом вошёл в первую смену. Расположившись на старом, грязном сидении автобуса, наёмник обозревал мост поочерёдно в обе стороны, а в голове копошились невесёлые мысли.
Если верить карте, экспедиции предстоит преодолеть около полусотни километров по абсолютно незнакомой местности, неся на себе нелегкий груз продовольствия, патронов и оружия. Что ещё ждёт их впереди?!
Всё получилось в точном соответствии с вычитанным в одной книге «законом Мэрфи»: забытый внутри самолёта инструмент всегда оказывается в месте, где может причинить наибольший ущерб, а первоначальный, хорошо спланированный проект обязательно обрастет массой осложнений. Правда, Макс не очень хорошо представлял себе, как может повредить самолёту гаечный ключ, но принимал этот принцип на веру, списывая своё непонимание на то, что никогда не видел не то что самолёта, но даже останков его своими глазами.
Вот точно так же и экспедиция, спланированная и продуманная, обернулась полным хаосом. Полчища голодных homo chimerae, к смертельной схватке с которыми Макс морально и материально подготовился, куда-то испарились, зато в списке врагов появился ничуть не менее опасный homo sapiens. И если в то, что дикари отстанут, убоявшись Пустынника, он не верил, то для катающихся на вертолёте железноголовых этот сталкер вообще не противник.
Но ещё больше угнетала мысль, что первоначальная значимость похода попросту сошла на нет. Люди, считающие себя представителями остатков человечества, внезапно узнают, что их миссия на самом деле ничего не значит. Они — всего лишь горстка отщепенцев, а вовсе не аргонавты, каковыми себя мнили.
