— Спускаемся, — скомандовал Игорь, — попробуем прорваться!
— Бесполезно. Они уже на крышах, любая попытка прорыва равнозначна самоубийству. Их больше, а мы будем внизу, в невыгодном положении, обременённые оружием и снаряжением. Они выносливее большинства из вас и идут налегке.
— Тогда что же делать?!
— Оставаться тут и обороняться. Если мы нанесём им достаточный урон, они оставят нас в покое, — сказал Пустынник, — а в случае, если они попытаются взять нас штурмом, мы сможем воспользоваться нашей подавляющей огневой мощью.
— Или они заморят нас голодом…
— У нас продовольствия на неделю. Так что время есть.
Наёмники, осторожно выглядывая в окна, попытались определить позиции противника, но никто ничего не заметил.
— Ну так что, мы будем здесь сидеть?! — спросил Слепнев, — это бессмысленно, просто потеря времени.
— Согласен, — кивнул Латышевский, — нам придётся рано или поздно что-то предпринять, так какая разница, сейчас или завтра? Всё равно ничего не изменится. Они знают, где мы, а мы не знаем, где враги и сколько их.
— Вот как раз это изменится, — спокойно возразил Пустынник, — во-первых, мы уже можем не прятаться, готовить пищу, отдыхать, не волнуясь о маскировке. Они — нет. Во-вторых, мы находимся все вместе и чувствуем себя в безопасности на данный момент. Наш противник должен быть рассредоточен, чтобы держать нас в кольце, и в любой момент опасаться нападения третьей стороны, например, хищников. В-третьих, мы можем расслабиться, зная, что враг вокруг нас и никуда не денется. А они должны сохранять бдительность, ежеминутно ожидая наших действий. Мне продолжать?
— Ты пытаешься уверить нас, что мы находимся в выигрышном положении? — недоверчиво улыбнулся Макс, — мне кажется, твоя логика где-то крепко сбоит.
Валера и Михаил согласно закивали.
— Большие отряды, руководствующиеся типичной логикой, погибали, даже не добравшись до Москвы, — улыбнулся в ответ сталкер, — а я со своей сбойной много раз ходил туда и обратно. Так может, это не моя логика сбойная?
Макс промолчал. Определённо, в способе мышления Пустынника есть своё рациональное зерно, его доводы прозвучали убедительно, хоть и не настолько, чтобы наёмник перестал чувствовать себя загнанным в мышеловку.
— Так, значит, будем просто бездействовать? — уточнил Латышевский у Игоря.
— Почему бы и нет? — внезапно согласился тот, — сделаем себе передышку. Хоть поедим как следует — меньше груза будет.
— Тогда я установлю растяжки, — сообщил Пустынник, — выше и ниже. Имейте это ввиду, если что.
Глава 9. Всего лишь изгои
— Смеркается, — сказала негромко Ольга, — ты не считаешь, что ночью на нас нападут?
Она удобно устроилась на постеленном в углу спальнике, прислонившись спиной к стене и положив голову на плечо Артура.
— Вполне вероятно, — ответил сталкер, не открывая глаз, — но это будет их большой ошибкой.
Отряд неплохо пообедал: несмотря на угрожающее положение, на аппетит не пожаловался никто.
Во время обеда Пустынник отколол неожиданный номер, выбросив через окно банку с разогретой на маленьком костерке тушёнкой.
— Ты в своём уме?! — возмутился Виктор.
— Вполне. Тушёнка вкусно пахнет. Наш враг, скорей всего, не имеет возможности приготовить себе хорошей еды, так что мы усугубим его муки. Заодно пусть знают — мы от недостатка припасов не страдаем. А ты новую банку подогрей.
В коридоре устроили баррикаду из полусгнившего шкафа и ржавого холодильника, за которой расположились Макс, Ворон и Михаил. Со своей позиции они могли бы легко устроить тёплую встречу любому врагу, независимо от того, будет он подниматься снизу или спускаться сверху.
— Медленно время тянется, — вздохнул Сергей, — уж на что я человек не военный, а предпочёл бы бой этому ожиданию.
— Да уж, — согласился Валера, — ожидание смерти страшнее самой смерти.
— Ну так выйди наружу, — предложил Пустынник, — может быть, успеешь понять всю глубину своих заблуждений.
— Да пошёл ты, — огрызнулся тот.
— Будь мы тут только вдвоём, я бы так и сделал, — не открывая глаз, парировал сталкер.
— Не ссорьтесь, — сказал Латышевский, — нам ещё предстоит пройти через ад, не стоит собачиться преждевременно.
Макс скосил взгляд на старика:
— Вы верите в то, что всё это не зря? Что те из нас, которые не вернутся, умрут не напрасно?
— Не верил бы — остался бы дома, с внуками и студентами, — спокойно ответил инженер.
— Вы же инженер, должны понимать, чтобы где-то в чём-то выиграть, надо что-то проиграть, и проигрыш равен выигрышу только в идеальном случае.
— Естественно, — согласился Латышевский, — удивлён, конечно, такими познаниями физики у простого наёмника. Я не оспариваю законов природы, но предложу контрдовод: иногда люди теряют ненужное и выигрывают жизненно важное. Когда ты садишься рыбачить на льду, ты теряешь кусочек полусгнившего мяса или каши и своё время. Выиграть же можешь рыбину, которая станет разницей между жизнью и смертью. Я считаю, что нет ничего хуже алчущих. Именно они стоят между нами и возрождением человечества из руин. И теперь, когда Предел смещается на север, время играет против нас. Расклада хуже нынешнего я себе не представляю.
— У вас плохое воображение, — негромко сказал Пустынник.
На несколько секунд воцарилось гнетущее молчание.
— Что ещё вы забыли нам сообщить? — хмуро поинтересовался Слепнев.
— Я скажу, если вспомню, — зевнул сталкер.
Где-то вдалеке раздался приглушённый рык, и сонливость Пустынника словно испарилась. Он вскочил на ноги и скомандовал:
— Собираемся. Сейчас пойдём на прорыв, пока наши враги будут заняты.
— Заняты? Чем? — вопросительно уставились на него одиннадцать пар глаз.
Сталкер взвалил на плечи свой рюкзак:
— Тушёнка привлекла ворон… но вороны не могут покушать, так как рядом немало людей, и сейчас кружат над этим местом. Кружат точно так же, как кружили бы над умирающим живым существом в ожидании, когда можно будет попировать. А для хищников побольше это указатель добычи, и потому наши враги сейчас будут заняты не нами, им придётся собраться вместе, чтобы отбиться. Хороший шанс для нас, не так ли?
— Так вот зачем ты выбросил тушёнку, чтобы приманить хищника! — осенило Макса.
— Именно.
Влад только ухмыльнулся, одобрительно хмыкнув, а Игорь поднял кверху большой палец: находчивость Пустынника и правда оказалась достойна всяческих похвал.
Сталкер протянул пулемёт Михаилу:
— Понеси его пока, я сейчас пойду вперёд и уберу растяжки. Первыми идём мы с Максом и Вороном, за нами Оля, дальше все остальные.
— Почему так? — удивился Игорь.
— Оружие с глушителем только у нас четверых. Попробуем пройти без шума.
Однако выбраться незаметно не удалось: на первом этаже их ожидала засада. Сразу из трёх квартир на лестничную площадку хлынули, потрясая топорами и короткими копьями, несколько дикарей. Раздались хлопки выстрелов винтореза и двух «абаканов», раскатисто пробасил пулемёт Петрухи. Всё смешалось.
Макс выстрелил почти в упор в рослого верзилу, и тот упал, так и не успев пустить в ход топор. Рядом Ворон, выпустив очередь веером, свалил ещё одного и ударил прикладом нападающего, который вклинился между ним и Пустынником, а идущая чуть сзади Ольга всадила в падающее тело пулю. В это же время сталкер успел застрелить троих и сбить с ног четвёртого, но проморгал невысокого юркого коротышку, которому удалось проскользнуть мимо него и броситься на Ольгу.
Макс заметил его краем глаза и наотмашь ударил прикладом, выбив из руки дикаря нож, но тот всё равно набросился на девушку и повалил наземь. В этот же момент из рукава Ольги появился тонкий клинок и вошёл нападающему между ребер. Дикарь взвыл и обмяк.
Михаил и Петруха застрелили ещё двоих, и на этом бой закончился, продлившись всего несколько секунд.
Пустынник стащил труп с Ольги и помог ей встать, бросив благодарный взгляд на Макса. Ворон пнул ногой тело перед ним:
— У нас два пленника, один ранен. Добить?
— Нет, — ответил сталкер, — возможно, дальше обойдётся без кровопролития. Оставьте его тут.
С этими словами он поднял с пола оглушённого им дикаря и взвалил на плечо:
— Идёмте, быстро!
— Это же девка! — изумлённо произнёс Игорь.
— Тебя это удивляет?
— Хм… да, немного.
Вдалеке раздался яростный вой не менее чем десяти глоток, ему вторил мощный, раскатистый рёв неизвестного хищника.
— Их больше, чем я думал, — сказал Пустынник.
Отряд быстро, насколько позволял груз, двинулся по узкому переулку и, спустя двадцать минут, под покровом сгущающейся темноты добрался до реки.
— Вон и мост! — обрадовался Слепнев, — стоит, окаянный, даром что почти девяносто лет никто за ним не смотрел!