Тогда, на нашей первой встрече, Кучма сказал, что хотел бы привлечь уже ушедшего в отставку Ланового к работе в своем правительстве, попросил меня позвонить ему, убедить принять предложение вернуться в состав украинского кабинета. Я связался с Лановым, сказал, что, на мой взгляд, при всех трудностях и отсутствии квалифицированных кадров у Кучмы есть реальное желание что-то сделать, и посоветовал оказать ему помощь. Лановой ответил, что считает правительство Кучмы обреченным и не хочет с ним связываться. В какой-то степени он был прав – Кучма действительно тогда недолго проработал во главе украинского кабинета, мало что успел сделать. И все же, думаю, Лановому следовало тогда согласиться и помочь Кучме. Потом он ушел в политику, в 1994 году участвовал в президентских выборах, получил несколько процентов голосов. Только весной 1996-го вошел в команду Кучмы, став его экономическим советником. При всем различии, мне кажется, есть немало черт, сближающих Ланового с Явлинским. И тот, и другой работали в правительстве, не желающем проводить реформы, затем ушли в отставку, И тот, и другой потом ринулись в политику, Бросается в глаза даже внешнее их сходство, манера говорить, отношение к людям. Наверное, сходство ситуаций, с которыми сталкиваются Россия и Украина, порождает и сходство личностей.
Моим "двойником", считаю, был Виктор Пинзенник, вошедший осенью 1992 года в правительство Кучмы и ставший почти сразу одним из злейших врагов популистского парламентского большинства.
Упорный, жесткий, явно не склонный задумываться о своей популярности и политическом будущем. Тогда он в самом деле попытался вытащить глубоко увязший воз экономических реформ на Украине.
Ему удалось немногое. После отставки Кучмы его уход был предрешен. Но вместе с ненавистью парламентского большинства он заслужил доверие и авторитет среди тех, кто действительно стремился радикально изменить направление экономического развития своей страны. Не случайно Кучма, избранный президентом и начавший в условиях жесточайшего экономического кризиса реализацию программы радикальных рыночных преобразований, позвал В.Пинзенника в правительство и назначил первым вице-премьером. Задачей его была разработка стратегии и тактики преобразований.
Мы вновь встретились весной 1995 года в Киеве. Виктор был законно горд результатами, которых удалось добиться за предшествующие полгода, резко снизившимися темпами инфляции, начавшимися структурными реформами. Был полон планов дальнейших преобразований. Вместе с тем, плата за успех оказалась высока, он стал любимой мишенью политиканов. Было ясно: президенту придется либо пожертвовать им, либо, по меньшей мере, переместить на другое место и урезать полномочия. Несколько месяцев спустя так оно и вышло. С постом первого вице-премьера Виктору пришлось расстаться, полномочия его резко ограничивались. Он думал: принимать ему новое назначение или отклонить? Мой совет был – оставаться. Кадровые маневры по политическим мотивам в столь сложной ситуации, которую переживает Украина, неизбежны. Главное не место, а то, сохранится ли возможность влиять на развитие событий, проводить осмысленную линию. Ясно, Кучма с пути реформ сворачивать не хочет; значит, надо работать.
Рад тому, что при всех колебаниях и отступлениях экономические реформы на Украине в 1995-1996 годах были продолжены: наш сосед начал с трудом наверстывать отставание в проведении реформ, и сегодня идея мягкого вхождения в рынок популярностью на Украине больше не пользуется.
Но все это позже. А в мае 1992-го – совещание в Кремле по проблемам нефтегазового комплекса с приглашением руководителей ведущих предприятий. Предстоит обсудить ход реформ в этой важнейшей сфере, финансовое положение предприятий, работу по реструктурированию нефтедобывающих и нефтеперерабатывающих объединений. Министр топлива и энергетики В.Лопухин, подготовивший к совещанию несколько важных, основополагающих документов, должен сделать доклад. Но, открывая совещание, президент сообщает, что принял решение освободить В.Лопухина от должности, а заместителем председателя правительства по топливно-энергетическому комплексу назначить председателя концерна "Газпром" В.Черномырдина.
Разногласия по кадровым вопросам у нас с президентом возникали еще в период формирования правительства. Случались они и позже. Мы их обсуждали, и принималось согласованное решение. На этот раз произошло иначе, все было решено за моей спиной. Не скрою, это явилось для меня серьезным ударом. И дело не только в том, что без консультации отправлен в отставку единомышленник и соратник, много сделавший для реформирования важнейшей отрасли народного хозяйства, – я понял, что мои возможности отстаивать перед президентом свою точку зрения подорваны и что на его поддержку больше рассчитывать не приходится. А это в конкретной политической ситуации неизбежно грозит деформацией реформ.
Сразу после совещания Ельцин позвонил мне, извинился, сказал, что хотел меня предупредить, но, к сожалению, не успел, не смог связаться. Обычная формальность. Первый импульс – немедленно подать в отставку, снять с себя ответственность за неизбежные негативные и болезненные последствия, к которым поведет отступление от реформ или просто их замедление. А что дело идет именно к этому – нетрудно было предвидеть. Шаг естественный и, наверное, политически рентабельный. Во всяком случае впоследствии понимающий толк в таких вопросах Г.Явлинский говорил мне, что именно в этот момент я упустил свой личный политический шанс. Но я тогда думал не о своей политической карьере, а о деле. Все достигнутое нами было еще предельно непрочно. Российский рубль не введен. Масштабная приватизация подготовлена, но не начата. Короче, реформы еще в высшей степени обратимы. Можно было, конечно, сделать красивый жест, но это напрочь перечеркнуло бы все, чего с таким трудом удалось добиться.|
И все же мысль об отставке была. Вечером отменяю несколько встреч и совещаний, освобождаю себе время, чтобы спокойно подумать. Понимаю, остаться – значит, вести тяжелые арьергардные бои, наблюдать за тем, как сужается возможность принятия целесообразных решений и, вместе с тем, продолжать нести всю полноту ответственности за неизбежные негативные последствия ослабления финансовой политики, отступления от курса реформ.
Но уйти – значит, самому сдать еще отнюдь не проигранную позицию, отказаться от борьбы в критической ситуации, когда важнейшие структурные реформы подготовлены и вот-вот должны начаться.
После нелегких раздумий принимаю решение остаться и продолжать работу. Решающий аргумент -при всех проблемах мощные рычаги влияния на проводимую политику еще в моих руках.
Первейшая головная боль – Верховный Совет,где политика реформ – что красная тряпка для быка. Правительство с трудом отбивается от убийственных по своим финансовым последствиям предложений, а поскольку, как я уже сказал, президент отошел от непосредственного руководства Советом министров, напор отраслевых лоббистов сдерживать приходится мне. Пытаюсь разрушить схему прямого взаимодействия: отраслевые министерства – комитеты и комиссии Верховного Совета – Центральный банк, позволяющую, минуя председателя правительства, проводить в жизнь опаснейшие для экономики решения.
В целом отступление, ослабление финансовой и денежной политики оказывается политически неизбежным. В мае-июне вклад бюджетного дефицита в развертывание инфляции еще невелик, но быстро растет.
Апофеоз финансовой безответственности – обсуждение в начале июля в Верховном Совете бюджета на 1992 год. Парламентский контрольно-бюджетный комитет, выполняя заказ руководства Верховного Совета, насчитывает несусветные резервы увеличения во втором полугодии налоговых поступлений. Вопреки протестам и предостережениям правительства, Верховный Совет за два часа с голоса принимает поправки, увеличивающие финансовые обязательства государства и бюджетный дефицит на 8 процентов ВНП.
Отношения между правительством и Центральным банком – одна из самых важных тем экономической политики 1991-1994 годов. К концу 1991 года ЦБ РФ находился в полном подчинении Верховного Совета, практически – его председателя Р.И.Хасбулатова. В кабинете председателя ЦБ стоял телефон прямой связи с Верховным Советом, и телефоном этим, насколько мне известно, активно пользовались. О Григории Матюхине, возглавлявшем в это время банк, знал мало – только то, что он близок к Руслану Хасбулатову (в свое время они вместе работали в Московском институте народного хозяйства)и что принимает активное участие в банковеко-бюджетной войне России и Союза. Наращивая объемы кредитования, предоставляя дешевые кредиты российским предприятиям, тем самым обеспечивает политическую поддержку властей. Большого оптимизма все это не внушало. Начинать сложнейшие преобразования без надежного взаимопонимания и взаимодействия правительства с главным банком страны было опасно.
