– И как вы, Геннадий Петрович к этому относитесь? Вы-то, знаете «откуда звон»? – Спросил Кузьмин.
– Не так поставлен вопрос, Виктор Васильевич, не так! Что я? Вот вы, служите позитивной науке, и Ваше мышление (всё, целиком), вытекает из веры в научный метод. Я не исключение из общего правила, что в основе любого знания лежит вера во что-то.
– Тогда я спрошу, во что вы верите? – Кузьмин потянулся за бутылкой коньяка и плеснул себе немного в рюмку. Словно забыл, что час тому назад решительно отказался от коньяка. Он ждал ответа и предугадывал его.
– Не в то, что вы подумали, Виктор Васильевич, не в то. Уж, конечно, не в христианского Бога и не в его противоположность – Сатану, как вы только что подумать изволили. Нет, я не сатанист – это все извращения, какие есть в любой религии и, кстати, в науке тоже. Ведь бактериологическое, ядерное и химическое оружие, а нынче уже и информационное, возникли в недрах науки. Наука, которую я представляю, верит, только не удивляйтесь, верит в Творца! Да, да! Верит в изначального Господа, если хотите, чтобы я излагал свои мысли в привычных терминах.
Наступила пауза. Лялькин прислушивался к тому, что происходит в сознании собеседника, а Кузьмин лихорадочно пытался усвоить, понять только что сказанное.
– Понимаете, – продолжил Лялькин, – мир устроен не так просто, как его представляет современная физика, хотя уже на квантовом уровне ей приходится изворачиваться, отходить от традиционных методов описания. Она становится почти мистической наукой. Уже сейчас можно говорить, как бы о четырех «физиках»: физика больших масс и расстояний, то есть космогония; физика средний расстояний и масс – можно говорить как о физике реального мира; далее физика-химия, то есть наука о том, что происходит на атомно-молекулярном уровне. И физика субатомных пространств и энергий, или квантовая физика. Далее намечается физика вакуума. Но конец ли этому? Напрашивается аналогия с теми самыми мистическими небесами, которых, как Вы помните, мы насчитали три, внутри поделенные еще на три. Таким образом их девять, по иерархии «сил», «престолов». Выходит в этой иерархии, наукой мы коснулись только «пятой сферы» небес, из которых только первая нам дана, «как говорится «в ощущениях». Но есть еще четыре недоступные нашим чувством и нашему воображению.
Лялькин посмотрел внимательно на Виктора:
– Вы, наверное, уже догадались, что в моей науке, сотворение мира шло несколько иначе, чем в описании христианства, и Господь создал «ангельские чины» вовсе не для собственного восхваления, а для реализации себя в определенном виде материи, иначе говоря – в «небе».
– Тогда в чем смысл мифа о восстании ангелов? – спросил Кузьмин, чувствуя всю ту же сухоту в горле.
– А смысла в этом нет ни малейшего. Еще Эмпедокл, в отличие от остальных философов древней Эллады, полагал, что не от хаоса к порядку (космосу) эволюционирует материя, а от идеального, совершенного состояния, которое он называл Сфайросами, к более плотному и менее совершенному состоянию. Так что «грех человека» начался в тот самый момент, когда Господь вздумал реализовать себя в видимой, плотной материи, когда для этого понадобилось «создавать» раз за разом все новые «небеса» и силы, управляющие ими.
Лялькин перевел дух и продолжил:
– Давайте мы, все-таки, выпьем по-человечески.
– Нетрудно догадаться, – Кузьмин принял из рук Лялькина стопку, – что за силы управляют нашим, как вы говорите, «небом».
– Вот именно. До Бога далеко, а они рядом. Да и ему до этого, как я полагаю, дела нет никакого. Этот мировой цикл закончится тем, что все сгорит в огне. Сгорят и «ангелы», и «престолы», и души наши грешные, и безгрешные, а он сотворит нечто новое, или «опочиет», внутри себя.
– Выходит, все эти экстрасенсорные и прочие чудеса и сверх возможности человеческие, есть результат связи с силами, владеющими этим миром?
– Вы догадливы, но «не выходит», а так оно и есть на самом деле, уважаемый Виктор Васильевич! Именно так, а не иначе!
– Но религия… – начал, было, Кузьмин, но Лялькин его оборвал:
– Да, бросьте! Вы читали хоть раз Библию?
– Нет, не приходилось.
– Ну, так рекомендую. Очень поучительное чтение. Особенно рекомендую почитать Иезекииля, его так называемые «видения». Вам не трудно будет обнаружить удивительные совпадения с описанием НЛО и прочими загадочными случаями «подключения» человеческого сознания к так называемым «потусторонним силам».
Время текло незаметно, и, если бы не телефонный звонок в номере Лялькина, еще неизвестно, на какие бы темы не вышла их беседа. Звонили из регистратуры, сообщали, что встречи с господином Лялькиным настойчиво добивается профессор физики Самойлов Павел Игнатьевич.
– Ваш коллега, Виктор Васильевич, тот самый невоздержанный человек, обуреваемый жаждой моего разоблачения, желает меня видеть. Как вы считаете, принять его или нет?
Кузьмину вовсе не хотелось, чтобы Самойлов застал его в номере Лялькина, и он поспешил «вспомнить», что уже и так засиделся. И добавил, что много нужно ему обдумать, в чем он был совершенно прав. Кузьмин ушел из номера, а начавшийся было разговор о Ефимке, так и не получил своего разрешения в этот раз. Об этом напомнил ему Лялькин звонком на квартиру на следующий день.
– Виктор Васильевич, простите за бесцеремонный звонок. Перехожу сразу к делу. Не желаете ли на день-два съездить со мной на Вашу бывшую родину, на Алтай, а точнее в Новоалтайку. Все расходы за мой счет.
Кузьмин согласился. Путешествие наметили через неделю.
– Я знаю ваш адрес и заеду утречком за Вами, в следующую пятницу. Не подведите меня, не передумайте, – и закончил загадочными и беспокоящими Кузьмина словами: – Это очень важно для вас.
Остается только гадать, знал ли Лялькин о том, что через десять дней Виктор погибнет, как многие, с кем он имел дело, или что-то иное предвидел этот колдун, когда говорил «важно»?
* * *
Как и было обещано Огарковой, Лялькин появился в её квартире через неделю, вернувшись из Томска. Он нашел Зинаиду Яковлевну в превосходном настроении и подумал было, что его наука пошла впрок.
Едва раздевшись, Геннадий Михайлович, сказал:
– Ты, Зиночка, способная ученица. Я предвижу, что ты будешь очень сильным экстрасенсом, когда обучишься этому искусству.
Однако услышал от Кусковой нечто такое, что его ошарашило.
– Я раздумала ехать в Москву.
– Но, но, но тебе же это необходимо! Уж не думаешь ли ты… – Лялькин растерялся и даже подзабыл, что он запросто может сделать с ней, что угодно.
– Знаешь, Гена, – Огаркова теребила в руках шелковой носовой платочек и старалась не глядеть ему в глаза. – Я была у одного экстрасенса, и он меня, кажется, вылечил насовсем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
