Глава 1
Если подъезжать к Ланну с юга, то с холмов его видно издалека. А слышно ещё дальше. Колокола Ланна известны на весь мир, что чтит Истинного Бога. Издали город кажется огромным и прекрасным. Чистым и белым.
Четвёртый день не было дождя, и дорога была почти сухой, хотя и изрядно разбитой. Всё вокруг как-то вдруг расцвело. Птицы не унимались, словно радовались солнцу. Щебетали без остановки, улетая ввысь над просыхающими полями. Было тепло и, на удивление, хорошо. Хотя, лето уже закончилось. И нога у солдата почти не болела, так что он мог ехать верхом, а ни как старик в телеге. А если боль начинала донимать, он тут же звал Агнес, та с радостью шла, и своими маленькими ручками, снимала боль, шепча, что-то себе под нос и поглаживая больное место. Чтобы не вызывать кривотолков, всё это Волков делал вдали от посторонних глаз. Негоже доброму человеку прибегать к такому лечению, и Агнес это понимала. Агнес была умная. Чуть неказистая, чуть костлявая, но ловкая. Боль, словно живая, отползала от рук девочки, заползала куда-то вглубь, недовольная и мечтающая вернуться. А Агнес косилась победно на Волкова гордая и довольная, возвращаясь в телегу, которую делила с Брунхильдой. Для них двоих пришлось купить ещё одну телегу. Солдат продал лишних лошадей, купил крепкого мерина, да ещё сукно, чтобы постелить поверх соломы, да подушки для молодых женщин. Чтобы они чувствовали себя хорошо после бесконечных ухабов на дороге. Управлял той телегой молодой монах брат Ипполит, которого настоятель отпустил в помощь солдату. Помощь казалась не лишней в дороге. А монах был и рад путешествовать, он был любознательным, и хотел посмотреть, что там делается в мире за пределами его монастыря. Останется ли монах с ним дальше, солдат не знал. Это станет понятно после того, как Волков попадёт на приём к монсеньёру Августу Вильгельму герцогу фон Руперталь, графу фон Филленбург архиепископу и курфюрсту Ланна.
Монах был нужен солдату. Они говорили. Много разговаривали. Монах был почти в два раза моложе солдата, но знал почти в два раза больше. Волков, считал себя умным, но на фоне монаха мало что знал кроме войны, да разных земель, где он бывал. А брат Ипполит был настоящим книгочеем. Вечерами, когда монах садился говорить с Волковым, к ним приходили послушать и Сыч и Ёган и Агнес, даже насмешливая Брунхильда слушала, хотя и не переставала цепляться к монаху. А тот мог говорить без конца, и про древних императоров, и про новые земли, открытые за океаном, и про Святое писание, и про хвори, и про лекарства. А Волков всё слушал и слушал, особенно про хвори, и особо спрашивал про чуму.
Никому из своих спутников он так и не сказал, какое задание дал ему епископ Вильбурга. Честно говоря, он боялся, что его люди, люди, которых он уже считал своими, просто откажутся идти с ним, если узнают, куда он их поведёт. А он уже привык к ним. Быстро привык к ним. Нуждался в них, не понимая, как раньше мог обходиться без помощников. Поэтому, солдат и не торопился. Всему своё время. Когда у него будет герб на щите, ему будет легче рассказать им о велении епископа.
Настроение у всех было приподнятое. Ёган, Агнес и Брунхильда видели большой город впервые, да и монах видал такое диво много – много лет назад, в детстве.
– Колокола какие певучие,– благоговейно говорила Агнес, не отрывая взора от приближающегося города,– как приеду, пойду, приход себе найду с большим костёлом. И чтобы весь расписан был. И что б красивый был и чтоб колокола слышно было далеко.
– А вы о чём мечтаете, госпожа Брунхильда?– Спрашивал Сыч вкрадчиво.
Сам он был отмыт, выбрит, на нём была добрая одежда, новые башмаки. Сидел он на коне, а на поясе висел у него кинжал. От прошлого Сыча-бродяги и помина не осталось.
– Чего?– Не расслышала красавица. Она тоже смотрела на приближающийся город.
– О чём мечтаете?– Продолжал Фриц Ламме по кличке Сыч. Он всё время обращался к ней на «вы» с подчёркнутым уважением.
А она валялась на подушках в телеге простоволосая и прекрасная.
– А вот слыхала я, что в больших городах есть лекари, что умеют зуб человеку на место выпавшего вставить.– Говорила девушка.
– Зуб?– Услыхал Ёган аж из другой телеги, что ехала впереди, он озорно усмехнулся,– Ишь, зуб ей. Придумает же. Деревня.
– Я тоже про таких лекарей слыхал,– сказал Фриц Ламме.
– Вот вставлю себе зуб и замуж выйду за богатого. И с холопами знаться боле не буду,– почти крикнула девушка так, чтобы Ёган слышал,– а коли такого встречу, велю его собаками драть.
– Ага, мечтай-мечтай, дурень-то думками богатеет,– ехидничал Ёган.
Вот он то ни о чём не мечтал, а просто был рад вот так ехать в большой телеге, да в большой город, да напевать себе дурацкую песенку под нос. Так они и доехали до города.
В воротах города их встретила стража, сержант на солдата только глянул, да ничего не сказал, а вот к Ёгану прицепился.
– А ну, покаж, чего везёшь? На продажу есть что? Если есть, то надо пошлину считать.
– Чего тебе? Вещи господина везу.– Говорил Ёган, показывая скарб Волкова.
– А чего там? – Лез в мешки начальник стражи.
– Известно, чего – доспех да железо.
– А почём я знаю, что не на продажу?
Волков развернул коня, вернулся к сержанту и спросил у него:
– Купить что желаешь? Кольчужку добрую, или секиру ламбрийскую?
– Я просто спросил, работа у меня такая, пошлину на товары брать,– объяснил сержант глядя на солдата.
– А я, по-твоему, на купчишку похож? – Солдат тоже смотрел на него.
– Нет, господин,– произнёс сержант. – Уж никак не на купчишку.
– Скажи, где у вас тут остановиться можно,– спросил Волков, уже смягчаясь.
– Да вот рядом, в «Дохлом псе», хорошее место, весёлое. Пиво там хорошее,– объяснял сержант,– вот, по улице, до переулка Мельников, свернёте туда, и сразу будет по правую руку.
– Весёлое?– Волков глянул на телегу, где сидели Агнес и Брунхильда.– С женщинами я.
– Ах, с женщинами, – понял сержант,– тогда вам нужно в «Три Висельника» ехать. Там добрый трактир для господ. Ни девок, ни ворья не бывает. Это вам по улице, и до моста. А там, конюшни увидите, конюшни тянутся по всей улице, место купеческое, склады там и кузни, вот там и трактир. Там есть где и телеги поставить и коней разместить. И сторожа там по ночам бродят, ни о чём волноваться не придётся.
Туда солдат и направился. Доехали до моста, через грязный ручей забитый костями, да ломаными бочками и телегами. Увидели ряды конюшен и складов, тут было суетно, на улице с трудом разъезжались тяжко гружёные телеги, возницы лаялись, грозили друг другу кнутами. Приказчики стояли у складов отпускали или принимали товары, считались-рядились. Солдат остановил коня прямо на мостике и глядел на эту картину пропуская телегу с бочками, как вдруг, кто-то охамевший схватил его коня под уздцы. Лица мерзавца солдат не видел, он был в широкополой шляпе, да и не нужно было солдату его лицо, он потянул руку за спину, чтобы как следует размахнуться плетью, ожечь подлеца.
А тот поднял голову, с чёрной бородой с проседью и улыбался во весь рот.
– Полегче, брат-солдат, полегче, уж больно скор ты на расправу.– Говорил незнакомец.
Волков сначала не мог вспомнить человека, но он точно знал его. Так и замерла рука с плетью.
– Фолькоф, чёртов ты болван, ты что, не узнаёшь меня? Опусти плеть, позоришь меня.
Вот теперь солдат его узнал. Раньше, Игнасио Роха брился не часто, но никогда до такой бороды не зарастал.
– Признал я тебя, Игнасио, – сказал солдат опуская плеть,– местные ребята из нашей роты звали тебя Скарафаджо.
– Чёртовы болваны, сукины дети, я думал, ты не вспомнишь мою кличку.– Скалился Роха.– А ты как всегда на коне, Фолькоф. Два воза добра и холопы, и баба красивая у тебя. Жена, наверное. И конь у тебя хорош, необыкновенно,– Роха поглаживал по шее коня, которого Волков забрал у миньона Кранкля,– и у холопов твоих добрые кони. Ты всегда был молодец, Фольков, всегда.
