а Фил присел над Ольгой, которую сотрясала череда спазмов, и раздвинул ей ноги.
– Держи ее! – рявкнул он, и Карпыч всем весом навалился на молодую женщину. Секундное затишье, которое тут же взорвалось нечеловеческим воплем.
– Ладно тебе, все готово, – облизнулся Фил. – Смотри, кажется, башка уже виднеется.
– По… помоги… те… – едва ворочая языком, смогла проговорить Ольга.
– Тащи его, – сказал Фил, но Карпыч только брезгливо поморщился:
– Он скользкий, как червяк.
– Сам ты червяк. Ничего доверить нельзя, – вздохнул Фил. – Не выпускай ее руки!
Через несколько минут младенец был извлечен из чрева матери. Когда Фил перерезал пуповину старыми ножницами, Карпыча вырвало.
– Слабак, – снисходительно заметил Фил, пока тот прикладывался к водке.
Ребенок извивался и безостановочно кричал, с его крохотных ножек на потертый ковер капали околоплодные воды.
– Неужели мы все так выглядели? – икнув, спросил Карпыч. – Я никогда не буду заводить ребенка.
– Нет, конечно, ребенок выходит розовый и с соской во рту, – хмыкнул Фил. – Но ты прав, этот ребенок – особенный. Этот ребенок не от человека.
Карпыч притих, с тревогой глядя на новорожденного, который извивался в руках Фила. Ольга, глотая слезы, тянула к нему свои дрожащие руки, но ее крепко держал Карпыч.
– Втяни носом воздух, – прошептал Фил. – Ты чувствуешь? Ну?
Карпыч со свистом втянул через ноздри воздух, на его лице застыло обескураженное выражение, которое быстро сменилось беспокойным.
– Кажется, пахнет серой и…
– …костром, – закончил за него Фил. – А еще я ощущаю запах пепла. Это не человек. И огонь внутри него нужно потушить.
– Мы убьем его?
Целую минуту Фил молчал. Ребенок с болтающимся отростком пуповины надрывался от плача, Ольга молила отдать его ей, а Фил молчал, и было что-то жутковато-торжественное в этом молчании.
– Мы должны его съесть, – наконец объявил он. – Только так можно избавиться от сына Дьявола. И тогда мы получим часть его силы, как древние индейцы.
– Съесть? – недоверчиво повторил Карпыч, и Фил кивнул.
– Меня опять вырвет, – сказал Карпыч, чихнув.
– А зачем я велел тебе поставить кипятиться воду?
Лицо Карпыча прояснилось:
– Он все равно не выглядит аппетитно.
– Дурак, воин мог съесть сырую печень врага, – пожурил друга Фил. – А ты боишься спасти мир только оттого, что тебя тошнит?!
– Но…
– Мы его сварим.
Ольга умолкла, с животным ужасом переводя взгляд округлившихся глаз с одного монстра на другого.
– Посмотри, что есть в холодильнике, – проговорил Фил. – Может, какая-нибудь приправа.
Карпыч, нахмурившись, вжал голову в плечи:
– Слушай… кажется, кто-то стучится в дом.
Лицо Фила оставалось решительным.
– В дом стучатся с тех пор, как мы сюда пришли. Наша задача закончить все это как можно быстрее. У нас мало времени, иди на кухню.
Он положил ребенка на кровать и улыбнулся, пытаясь сунуть палец в ручку новорожденного.
– Агу, – просюсюкал он. – Так вам все говорят, да, парень? Агу… Но я-то знаю, кто ты есть на самом деле…
Ребенок хныкал, чмокая губами.
– Прошу вас…
Фил резко обернулся. Ольга медленно поднялась, по ее бедрам ручьями текла кровь. Пошатываясь, женщина шагнула вперед, ее голая нога наступила на обломки собственных зубов, белеющих на полу словно битый фарфор.
– Верните… сына.
Эти два слова сорвались с ее истерзанных губ, подобные шороху осенних листьев, увлекаемых порывом ветра.
Из кухни вышел Карпыч и коротким ударом в голову сбил ее с ног. Ольга без единого звука рухнула как подкошенная.
– Вода уже кипит, – известил он. – Я нашел морковку и немного свеклы. Еще есть перец, горошек.
– Для борща сойдет, – одобрил Фил. – А ты боялся. Ты ведь любишь борщ?
– Люблю.
– Считай, что это тоже борщ.
Карпыч взглянул на тело Ольги, на бесстыдно раскинутые ноги, залитые кровью, на виднеющуюся грудь, набухшую от молока.
– Мы ее еще не трахали в естественную дырку, – сказал он и снова чихнул. – Как насчет секса перед ужином?
– Согласен, – не стал возражать Фил. – Нужно все попробовать.
– Мед нужен?
– Не надо, там крови полно.
Карпыч уже собрался расстегнуть ширинку, как неожиданно замер, уставившись в потолок, выложенный широкими деревянными досками.
– У тебя глюки? – осведомился Фил.
– Послушай, Фил… – Карпыч сглотнул. – А нас бог не накажет? Ну, за все это…
Тот залился лающим смехом:
– Во-первых, бог спит, ему сейчас не до нас. Во-вторых, не забывай, кто этот спиногрыз. Он не человек! А в-третьих… а в-третьих, все в жизни закономерно! Может, бог сам нас направил сюда, чтобы нашими руками спасти Вселенную!
Он сел на корточки перед лежащей Ольгой и стал тискать ее полную грудь. Из соска начала сочиться белесая жидкость.
– Прежде чем мы ее трахнем, предлагаю высосать ее. Досуха.
Глаза Карпыча оживленно блеснули.
– Да, я слышал, что оно сладкое, – пропыхтел он, усаживаясь рядом.
Фил жадно приник к груди Ольги, и ребенок, словно поняв, что происходит с матерью, снова заплакал.
* * *
Через какое-то время Дима уснул. Жанна бережно положила его на расстеленное полотенце, затем расправила простыню, от которой Юрий оторвал кусок. Это все, что у нее было, и женщину охватило бессильное отчаяние, переходящее в страх.
Ребенка нужно мыть, стирать белье – он ведь будет справлять свои естественные надобности, не ставя в известность окружающих! О себе, потной, грязной, донельзя перепачканной засохшей кровью, она даже и не думала. Диме нужен свежий воздух. А самое главное – еда! О том, что у нее, вероятно, не будет молока, предупреждал врач, но у Жанны оставалась надежда на чудо. Потому что в данной ситуации от этого чуда зависела жизнь ее сына.
Чуда не произошло. Грудь набухла, потяжелела, но вместо питательного молока, так необходимого ее малышу, из ее сосков едва-едва сочилась липкая жидкость, и только.
Чем кормить ребенка? Водой?!
Жанна гнала мрачные мысли прочь, но те, словно каркающие назойливые вороны, продолжали атаковать ее изможденный мозг.
Она аккуратно разорвала простыню на две равные части и в одну из них запеленала Диму. Теперь из обрывка ткани высовывалась крохотная головка, покрытая светлым пушком. Он издал мяукающий звук, и Жанна, помедлив, приподняла блузку, осторожно направив сосок в его рот. Губы Димы заработали, и она почувствовала холодное опустошение. Удастся ему высосать хоть каплю живительного сока для себя? А если нет, то…
Что с ними будет?!
Она посмотрела на смятые трусы, лежащие в подсыхающей луже околоплодных вод. Через час все это будет источать невыносимый запах. Как и плацента, которую Алексей, сдерживая рвотные порывы, вместе с обрывком пуповины выбросил в ведро.
Испачканным и пропахшим околоплодной жидкостью отчасти был и сарафан. Но если она снимет его, то останется голой. Оставаться в грязной и вонючей одежде – противно