мне, что быть эгоистичной – нормально, и, если мир не готов мне чего-то дать, это не значит, что я не могу этого взять.
– Послушай, я должна тебе кое-что сказать. – Мой голос дрожал. Я должна была сыграть убедительно, дать лучшее представление в своей жизни. – Конечно, не знаю, стоит ли… но мы так сблизились, и, будь я на твоем месте, я была бы благодарна тебе за откровенность…
– О чем ты? – пробормотал он. – Что ты имеешь в виду?
Шоу начинается.
– Ты никогда не думал, почему Флора так дотошно выспрашивает, где ты и чем занят, хотя ты ничего плохого не делаешь?
– К чему ты клонишь? – Он стал пощипывать кончики своих волос, словно так у него шестеренки в мозгах крутились быстрее.
– У нее завелся ухажер. – Я потерла ладонью лицо. – Ох, как же трудно об этом говорить… И вообще это не мое дело, конечно… Но ты правильно сказал: меня саму обманывали. Я знаю, как это больно. Словом – ухажер. Пока это просто флирт, но кто знает, как дальше пойдет…
– Ерунда. Флора, она… не заведет она хахаля на стороне.
Я шумно вздохнула:
– Однажды я застала их у нас комнате. Это парень из нашей общаги. Хантер. Она стала уверять, что они просто домашку делали. А уже потом попросила меня никому об этом не говорить. Мол, это бросит тень на ее репутацию.
Он стиснул зубы. Я хотела добавить еще компрометирующих подробностей, но решила – пусть Кевин пока переварит услышанное.
– Еще она как-то упоминала его в разговоре с сестрой. Но быстро свернула разговор, когда я вошла.
– Ее сестра меня недолюбливает, – пробормотал Кевин. – Я никогда ей не нравился.
Я натянуто улыбнулась. Поппи была для Флоры и Кевина камнем преткновения. Этому я научилась у Салли – где куснуть, чтобы пошла кровь.
– Мы почти каждый вечер созваниваемся, – проговорил он. – Она требует, чтобы мы обо всем друг другу рассказывали. Расспрашивает, с кем я общаюсь.
– Потому что не хочет, чтобы ты узнал, с кем общается она. Реверсивная психология в действии. Слушай, я сама не рада, что все это на тебя обрушила… Мне нравится Флора, но она не совсем такая, какой хочет казаться.
Ах, как это было приятно – обивать Флорин безупречный фасад, отколупывать по плиточке!
Кевин опустил глаза. Я почти готова была спасовать. Но нужно было довершить начатое. Я не могла бросить свою затею, как раненое животное на обочине.
– Что-то изменилось. Ты и сам это чувствуешь. И переписка между нами завязалась не в последнюю очередь поэтому. Тебе нужен человек, который тебя понимает.
– Неправда. – Голос его стал одновременно мягче и суровей. Я посеяла сомнение, а сомнение – сорняк в мире чувств. Оно способно захватить целый сад, задушив все остальное. – Я в любом случае собирался ей звонить после вечеринки. Вот и спрошу напрямик.
– Не надо. Все равно она ни в чем не признается. Она и себе-то в этом не признается – сам знаешь, как Флора не любит сознаваться, что что-то пошло не по плану. И потом, она тут же сообразит, что это я ее выдала, – ведь никто, кроме меня, Хантера в нашей комнате не видел.
– Вот блин! – В его взгляде была мольба. – Ты не подумай, я не сомневаюсь в твоей честности. Но как же не хочется в это верить…
«А мне вот хочется».
– Она называет его Лапа. Как собачья кличка, ей-богу…
– Блин. Не знаю, что делать!
– Я бы на твоем месте спросила себя, чего ты на самом деле хочешь. Заслужил ли ты такое отношение. Ну ведь нет же…
Он кивнул. А потом вдруг притянул меня к себе и обнял. Меня давным-давно никто по-настоящему не обнимал, да еще с таким пылом, что у меня дрожь пробежала по телу. «Я справлюсь. Я, блин, офигенская актриса!»
– Я этого боялся, – сказал он. – Что она поймет, что я ей не пара, и найдет себе в колледже другого.
– Мне очень жаль. – Я улыбнулась ему в плечо.
Мой рассказ впился в него, как в собаку впивается клещ, зарываясь своей уродливой головенкой под кожу. Кевин перебирал в памяти все свои разговоры с Флорой, все звонки, на которые она ответила не с первого гудка, и все паузы, когда мысли ее, казалось, витали где-то далеко. Старо как мир. Как Яго поступил с Отелло, так я – с Кевином. Раз мне не суждено сделаться главной героиней нашей дерьмовой мыльной оперы, так стану хоть главной злодейкой. А там посмотрим.
– Мне нужно собраться с мыслями, – сказал он, наконец выпуская меня. – Все не так просто. У нас длинная история.
Он так произнес «история», будто за этим словом стояло нечто большее, чем череда целомудренных свиданий и букетиков. Я ненавидела «историю» – ее вечно пишут богатенькие. В фэйрфилдском гольф-клубе будут шокированы таким скандалом!
– Конечно, – я встала и разгладила юбку. – Только не говори ей, что виделся со мной, ладно? Впрочем, ты и сам все понимаешь… Она же взбесится, если узнает, что я все тебе рассказала. Она и так меня недолюбливает.
Кевин потер рот рукой.
– Я никогда не поставлю тебя в такое положение. А насчет «недолюбливает» ты ошибаешься. Она только и твердит, какая ты замечательная.
Я втянула воздух. Кевину незачем лгать. Но даже если Флора правда говорила ему, какая я замечательная, – что с того? Салли слышала, что она думает на самом деле, слышала, как она плевалась ядом у меня за спиной, – эта картина прямо-таки стояла у меня перед глазами.
– Стоит мне задержаться где-нибудь допоздна, у нее всегда наготове колкость. Она отслеживает, с кем я общаюсь. Подозреваю, она нам обоим лжет…
Я сама удивлялась, что так завелась, – и не потому, что Кевин боялся задеть Флору, а потому, что Флора никогда не боялась задеть меня. Я не желала находиться под микроскопом ее критики.
– Давай поговорим позже, – сказал он. – Когда я соберусь с мыслями…
Я ушла, не позволив себе обернуться. Его пальцы на прощание сжали мои.
Я разыскала Салли и ее новых приятелей, мы пили и танцевали. Кевин больше не появлялся – поди сидит и собирается с мыслями. В конце концов я задрыхла посреди бурлящей гулянки на диване, от которого разило затхлым подвалом. Я смутно почувствовала, как рядом пристроилась Салли, ее руки обвили мой живот и свернулись по-кошачьи клубочком, и так же смутно ощутила ее отсутствие потом, когда проснулась. В голове фосфореcцировали мысли. Мы не можем играть на равных – я и Флора. Мне придется жульничать. Но в том-то и разница между нами. Я жульничать
