Медвежий герцог подошёл к постели бывшего друга и противника. Не оборачиваясь, спросил Инниса:
– Кто и чем лечит его?
– Господин Мичер, королевский лекарь, – дружелюбно ответил Серебряный герцог. Он встал по другую сторону Леолии, заложив руки за спину, и его парчовый камзол сверкал, как латы. – Целебные мази Драконового дерева, вода, настоянная на медвежьих камнях…
– Ясно, – оборвал Эйдэрд.
Он откинул простыню с тела Ларана, а затем наклонился, вынул памятный Леолии кинжал и разрезал красно-бурые бинты. И девушка с ужасом увидела, что рана на животе разошлась, обнажая внутренности. От неё пахнуло вонью.
Эйдэрд скрипнул зубами.
– Иннис, велите подать уксус и зажечь свечу. Так же мне понадобятся новый бинт, прочные нитки и игла. Желательно такая, которой сшивают кожу. Срочно.
Серебряный щит наклонил голову и вышел.
Леолию мутило. В монастыре не ели ни мясо, ни рыбу, а потому девушка никогда не видела даже рыбьих кишок, а уж человеческих…
– Вам придётся помогать мне, – ледяным тоном приказал Эйдэрд.
– Да, – прохрипела она, силясь превозмочь спазмы в горле.
Всё необходимое вскоре лежало на столе. Леолия невольно отметила, что прислуга серебряного герцога вышколена отменно.
Эйдэрд прополоскал собственные руки в уксусе, а затем обработал огнём свечи верёвку, нитку и иглу. Смочил уксусом края раны. Ларан громко застонал и заскрежетал зубами.
– Может дать ему вина? – спросила Леолия, стискивая кулаки.
– Нет.
– Раненным в живот нельзя пить, – пояснил Иннис. – Это смертельно опасно.
Эйдэрд срезал края раны в тех местах, где начиналось нагноение. Надел иголку на нитку, а затем принялся сшивать. Леолия бесшумно шептала молитву богине, не обращая внимания на слёзы и крики Ларана.
Эйдэрд остановился.
– Принцесса, вложите в рот раненному кляп из бинта, – приказал он.
Дрожащими руками она выполнила его приказ. И Медвежий герцог продолжил сшивать ужасную рану короткими аккуратными стежками. Затем завязал узелок.
– Отрежьте нитку.
Леолия послушалась. Эйдэрд снова окунул окровавленные руки в тазик, а затем насухо протёр их полотенцем. Смазал целебной мазью. Приподнял потерявшего остатки сознания Ларана и приказал:
– Бинтуйте.
Леолия, краснея, принялась заматывать торс раненного, затылком ощущая неподвижный, внимательный взгляд мужа. Когда она, наконец, справилась с задачей, герцог вновь уложил Ларана, затем снял с пальца серебряный перстень с овальным молочно-белым камнем и надел его на руку раненного.
– Не снимайте, – распорядился. – Амулет ему поможет.
Леолия с благодарностью глянула на Медведя. Впервые она гордилась им. Теплое чувство разливалось внутри, затапливая душу. Ларан непременно выживет!
– Ваше высочество, вы возвращаетесь со мною во дворец, или останетесь дежурить у постели нашего друга? – уточнил герцог.
Леолия глянула на лицо Ларана. Она больше ничем не могла помочь ему.
– С вами, – ответила тихо.
Супруг подал руку, и они вышли. Леолия тепло простилась с Иннисом. Медведь помог ей сесть в карету, а затем сел напротив, и, когда отъехали, обернулся к ней. Чёрные глаза метали молнии.
– Я знал, конечно, что вы – не образованы, не знаете ни правил приличия, ни этикета, – прошипел он, наклонившись к ней и упершись руками в стенку кареты по обе стороны от её головы, – но я не думал, что в вашей голове нет мозгов вовсе.
– Не смейте…
– Проклятье! – зарычал он. – Заткнитесь, принцесса, не злите меня.
Сердце испуганно стукнуло. Ещё никогда она не видела его таким бешенным. «Он меня сейчас ударит!» – поняла Леолия и сжалась. Ноги и руки разом заледенели от ужаса.
– Мне плевать с кем и где вы целуетесь или спите. Но сделайте так, чтобы сплетни о ваших постельных подвигах не ходили среди прислуги!
«Какого юдарда?!» Леолия закусила губу.
– Вы говорили, что вам плевать на мнения других…
– Мне плевать! – рявкнул он и ударил кулаком в каретное дерево. – Но это не ваше дело. И если ваши мозги не позволяют вам понимать последствия ваших поступков, значит…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Вы ударите меня? – холодно осведомилась Леолия, скрестив дрожащие руки на груди, и выставив подбородок вперёд.
В горле запершило. Гордость подавила слёзы, но сердце рвалось. Ей хотелось закричать ему в лицо, что сейчас он убивает, растаптывает то немногое доброе, что у нее появилось было к нему.
– Я не бью женщин. Даже когда они того заслуживают.
«Медведь! Дикий, страшный, злобный… Как я могла видеть в нём что-то хорошее?». Хотелось забиться в угол кареты, сжаться в комок и разрыдаться. Но она продолжала твёрдо смотреть в его звериные глаза.
– Я поступлю иначе, – холодно и почти спокойно продолжил он сквозь зубы, отстранился и глянул сверху вниз с глубочайшим презрением. Растёр ладонью костяшки пальцев, начинающие кровоточить от удара. – Отныне вы должны спрашивать у меня разрешения на любой выход. Стража у ваших покоев не выпустит вас без моего позволения даже в коридор. Вы поняли, принцесса? Выйти в сад, к обеду или ужину – любой ваш шаг вне ваших комнат требует моего разрешения.
Леолия стиснула кулаки, вонзив ногти в ладони и наклонилась к нему, чувствуя, как ярость клокочет, стремясь вырваться.
– Ни за что! – крикнула она в бешенстве. – Вы забыли, я – дочь короля!
– А я – ваш муж.
– Вы не муж! – прошипела она, дрожа от бешенства. – Вы мерзкий, гадкий, отвратительный тиран!
Эйдэрд саркастично выгнул бровь.
– Вот как? Ну что ж. Так нам обоим будет проще. Я не меняю своих решений принцесса. Удивительно, что ваш строптивый норов не смогли усмирить даже милосердные сестры. Но если это не удастся и мне, то вам придётся наслаждаться участью вечной узницы. Вы поняли меня?
Она отвернулась. Как же она его сейчас ненавидела!
Но Эйдэрд силой развернул её к себе и, стиснув подбородок принцессы железными пальцами, поднял её лицо, заставляя взглянуть на него. Леолия упрямо опустила взгляд.
– Я не услышал вашего ответа, – жёстко и холодно напомнил он.
«Он дрессирует меня, как собачку», – Леолия буквально захлёбывалась в ненависти.
Карета, видимо, доехала до места и остановилась.
– Ну же?
Герцог демонстрировал ожидание, и Леолия поняла, что он готов просидеть в карете любое время. «Лишь бы сломить меня». Она подняла на него злые, потемневшие глаза, и встретила спокойный и равнодушный взор. От этого девушка возненавидела герцога ещё сильнее.
– Я поняла вас, – процедила сквозь зубы.
– Вот и славно, – кивнул он, отпуская.
А затем вышел и подал ей руку, как ни в чём ни бывало. С трудом сдерживая желание вцепиться ему в лицо ногтями, Леолия гордо вышла из кареты. Герцог молча проводил супругу по Розовой лестнице в её покои. Девушка так же не проронила ни слова и ни разу не взглянула на него.
– До встречи за обедом, Ваше высочество.
– Я не голодна.
– Мне на это плевать. Вы не поняли ещё, что отныне вы сами ничего не решаете? Тогда вы ещё более глупы, чем кажетесь.
Когда за ним закрылись двери, Леолия зарычала как раненный зверь.
– Урод! Какой же ты урод!
Ей вспомнилось, как вчера она сама целовала его, и девушка содрогнулась от отвращения. Слёз не было. Ненависть выжгла их.
До самого обеда Леолия просидела с ногами на диване, не сводя напряжённого взгляда с точки на противоположной стене. Она рвала батистовый вышитый платок на нитки. Когда взволнованная Ильсиния вошла, чтобы сопроводить принцессу на обед, Леолия молча встала и, не отвечая на встревоженные расспросы подруги, последовала за ней. Спокойно и равнодушно, опустив глаза в тарелку и вежливо улыбаясь на обращённые к ней вопросы, высидела весь обед. Затем, вежливо кивнув супругу, удалилась с гордо поднятой головой.
Сразу после этого в гостиную её покоев снова заявились швеи. Принцесса позволила вновь снять с себя мерки, а на вопросы о тканях и фасонах равнодушно ответила:
– На ваше усмотрение.
